Андрей Зайцев История про Надю, у которой есть Вера, но нет любви Андрей Зайцев о наивных детях и циничных взрослых Источник: Фома В одном провинциальном российском городе жила-была 15-летняя девочка Надя, у которой была вера. Одноклассники и учителя смеялись над ней, обзывали нехорошими словами, мама била ее полотенцем, пыталась перевести в другую школу, отбирала телефон, плакала, снова избивала, запирала в комнате и не пускала к вере. Сперва Надя от отчаяния хотела покончить с собой, но затем преодолела все препятствия, и теперь у нее есть мечта – уехать в Европу или в Северную Америку, чтобы никто не мешал Наде быть с Верой.
На самом деле Вера – это не религиозные убеждения, а девочка-подросток, в которую влюбилась героиня одной из журналистских статей. Впрочем, есть вероятность, что на свете не существует ни Веры, ни Надежды, а всю эту голливудскую сказку придумал циничный взрослый сотрудник одного из российских СМИ, и теперь другие девочки и мальчики узнают о том, как тяжело живется гомосексуалистам в нашей стране.
В этой "святочной" истории меня смущают не только говорящие имена и вечный сюжет о Золушке, которая смогла стать принцессой, но и попытка навязать подростку как норму нестандартный тип сексуального поведения.
Мы вообще плохо умеем говорить о любви и сексе, а здесь мы попросту разрушаем ребенку все привычные представления, возможно заставляем его думать, что мальчикам уже немодно влюбляться в девочек, что это архаизм и насилие над собственными желаниями.
Я не буду сейчас приводить библейские цитаты о гомосексуализме, не буду обличать приверженцев однополой любви, а попробую по-человечески разобраться в ситуации.
Начнем с самых простых вещей. Если девочка на перемене целуется с девочкой и нежно обнимает ее при встрече, это еще не значит, что они – лесбиянки. Они просто показывают свою эмпатию и поддерживают друг друга. Подростки вообще обожают устраивать провокации, пробовать нестандартные вещи и доказывать взрослым, что они не такие, как все. Это не означает, что в их голове отсутствуют понятие нормы, желание создать семью и быть счастливыми влюбленными, мужем и женой, отцом и матерью. Это показывает и печальная статистика подростковых самоубийств – на первом месте стоит несчастная любовь, и совершенно не важно, направлена она на представителя своего или чужого пола.
Журналистские сказки о счастливой однополой любви лишь добавят комплексов юноше или девушке, а свидетельства 14-летних "геев" и "лесбиянок", которые приводят в доказательство нормальности нетрадиционной ориентации, в лучшем случае выглядит как неудачная шутка, в худшем – это статья за развращение малолетних.
Впрочем, дело даже не в уголовном кодексе. Сложно представить, что ребенок в 14 лет может точно заявить о своих сексуальных предпочтениях, но при этом еще не уверен в том, какую профессию он хочет выбрать в жизни.
Но самая большая проблема состоит в том, что за шумными кампаниями в поддержку секс-меньшинств их организаторы и исполнители не видят реального человека с его бедами и скорбями.
Когда мне было около 20 лет, я без памяти влюбился в девушку, у которой, как теперь модно говорить, "все было сложно" в плане самоидентификации. Когда такие вещи наблюдаешь вблизи, это совсем не прикольно, а очень страшно.
Ты видишь, как человек расцветает от букета цветов или иного знака внимания, начинает чувствовать себя единственной и неповторимой девушкой на свете. Потом что-то щелкает внутри, и сияние уходит, а на его место приходит страх. Вместо юбки снова надеваются джинсы, в речь возвращаются глаголы с мужским окончанием, и все приходится начинать сначала.
Я не мог похвастаться большими успехами в том ухаживании – наши отношения с перерывами продолжались несколько лет, и сильно изменили мою жизнь. До самого недавнего времени я возвращался к этой истории и думал, где я ошибся, неправильно поступил. Теперь я знаю ответ на этот вопрос, но мне потребовались огромные усилия для того, чтобы прошлое наконец-то стало прошлым.
Поэтому сейчас, когда я читаю в газете, журнале или в сети очередной пряничный или трагический рассказ о том, как Маша любила Свету, а Петя любил Колю, я чувствую себя очень скверно. Моим первым желанием бывает помочь другому разобраться в себе, подарить ему свое внимание, поддержку, быть может, просто его выслушать. А потом внутри меня щелкает тумблер, и на место эмоциям приходит анализ ситуации.
И анализ этот, к сожалению, очень трагичен. Взрослые тети и дяди пишут колонки, раздают интервью, приводят списки знаменитых гомосексуалистов, а я все время не могу отделаться от ощущения какой-то бесконечной подлости, расчеловечивания любимых, которые происходят во всех этих историях.
Вот модный журналист рассказывает о своих страданиях, о трудностях, выпавших на его долю, а я ловлю себя на мысли, что он предает своего любимого, выставляя напоказ самые интимные стороны жизни (разумеется, речь идет не о технических особенностях однополого секса). Он размахивает своим несчастьем или победой как знаменем, а мне хочется плакать потому, что в этот момент происходит убийство любви. От всего многогранного, живого, яркого возлюбленного остается лишь его половая функция, лишь постоянные разговоры о том, что он не такой "как прочие человецы". Мне становится очень обидно за одного из лучших английских писателей Оскара Уайльда, чьи сказки для взрослых – настоящие шедевры, рассказывающие о самых интимных глубинах человеческой души. Вместо обсуждения его творчества, все время предлагается поговорить о его ориентации, как будто у него больше нет никаких других заслуг.
Сложная интимная жизнь Уайльда, его грехи не мешают мне его любить.
Мне мешает полюбить человека собственный эгоизм, собственная холодность, желание не отдавать, а потреблять.
К сожалению, за последнее время я встречаю слишком много "борцов за права геев", которые плевать хотели на конкретного человека, и эта ситуация гораздо страшнее однополой любви и ее вольных или невольных участников.
|
