Александр Щипков Пять ответов на критику "ПЕРЕЛОМА". От левого консерватизма к социал-традиционализму Либеральное охранительство и казенный либерализм Александр Щипков продолжает отвечать на критику Сборника статей о справедливости традиции "Перелом". Ответ состоит из пяти частей, которые мы публикуем каждое воскресение в течение сентября в следующем порядке:
ЛИБЕРАЛЬНОЕ
ОХРАНИТЕЛЬСТВО И КАЗЕННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ
Либеральный лагерь, как всегда, проявляет завидную
дискуссионную активность. Позиция авторов "ПЕРЕЛОМА" порой
воспринимается как разрыв некоего интеллектуального пространства, особенно в
православной интеллигентской среде. Ну, что же поделать? Невозможно нравиться
всем. Вот только сетования на то, что благодаря интеллектуальному поиску
возникают бесконечное дробление и субкультурность странно слышать от тех, кто
всегда ратует за плюрализм. Видимо, все-таки политические резоны оказываются
выше идеологических. С другой стороны, на вопрос о том, почему сегодня бешеными
темпами идет фрагментация интеллектуального, культурного и прежде всего
социального пространства, содержится вполне развернутый ответ в текстах "ПЕРЕЛОМА"
– в главке "Разделённое общество и его творцы" (статья Евгения
Белжеларского "Логика и смысл современного либерализма"), а также, с
точки зрения проблемы российского парламентаризма, – в статье Виталия
Третьякова "Конец партийности и сословная демократия". Среди голосов либеральной критики много таких, которые
вызывают серьезный интерес Прежде всего, это касается статьи Лидии Андрусенко "О "Переломе" и
либералах". Читая эту
публикацию, мы были приятно удивлены её примирительной интонацией и
настроенностью на серьезный диалог. Ведь обычно представителям либерального
лагеря, и особенно либерал-истеблишменту это не свойственно. Эти люди,
контролирующие подавляющую часть как оппозиционных, так и государственных СМИ,
не спускаются до прямой полемики с оппонентами. Те реагируют соответственно. Андрусенко подчеркивает остроту конфликта, утверждая, что
"жириновщина" сегодня свирепствует в России, как чума". Но кто же тому виной? Ведь либеральный дискурс сегодня
заточен именно на борьбу с инакомыслием. Оппонент, высказывающий "неправильные"
идеи, не соответствующие политическому консенсусу, объявляется нерукопожатным и
вышвыривается за рамки дискуссионного поля. Примеров очень много. Лично мне
особенно памятна знаменитая сценка, разыгранная Евгенией Альбац с молодой
журналисткой и получившая в народе название "Вон из профессии!" И это
были не пустые слова. К счастью,
неприятные особенности известной части либеральной общественности Лидии
Андрусенко совершенно не свойственны. Это внушает симпатию и доверие к
оппоненту, несмотря на расхождения по принципиальным позициям. Больше всего мне
хотелось бы узнать, ощущает ли Лидия Николаевна свою исключительность. Таких,
как она, либералов старой школы, становится сегодня все меньше. Такова особенность
времени. И тенденция, похоже, будет идти по нарастающей. Но пройдемся
по авторским тезисам. Вот, как мне кажется, ключевой абзац: "Несмотря на
разноплановость подходов к теме, все статьи сборника "Перелом" посвящены борьбе
с либеральными идеями. Именно в либерализме авторы видят главного врага России,
повинного во всех её бедах. Это общеполитический тренд нынешнего времени, можно
сказать, визитная карточка пишущего человека (далеко не всегда интеллектуала),
который считает необходимым бросить и свой камешек в спину уходящего либерала.
При этом априори считается, что именно сейчас, на третьем сроке Путина,
началось другое время". Авторы "ПЕРЕЛОМА" воспринимают
нынешнюю ситуацию не просто по-другому, но абсолютно зеркально. Откровенно
говоря, я не знаю, можно ли считать либералов "главными врагами России". Не
знаю, потому что последние 23 года они находятся у рычагов государства, и у нас
просто не было возможности их с кем-либо сравнивать. Разве что в первые месяцы
после дефолта 1998-го чуть ослабили поводок экономической удавки, а дальше все
пошло по-старому.
23 года – это
очень-очень много. Перед этой внушительной цифрой бледнеют все бывшие и будущие
рокировки в "эшелонах власти". Мы просто не
видели никакой другой политики. Конечно, обвинения в адрес либерализма звучали.
Они начали звучать после гайдаровской реформы в начале 90-х и вылились в
маленькую гражданскую войну в центре столицы в 1993-м. Только эта критика не
имела влияния на реальное положение дел. Экономический курс не менялся и не
меняется. Представители
ВШЭ и гайдаровского круга несут бессменную вахту в правительстве и его
окрестностях, занимали и занимают командные высоты. Окончательная и
бесповоротная "оптимизация" науки и образования, которые мы сегодня наблюдаем –
один из признаков незримого присутствия либерального Большого брата. В свое
время даже большевики не посмели закрыть Академию окончательно. Тогда не
посмели. Посмели – сейчас. Либеральные
экономисты и социал-технологи не произносят пламенных речей, за них это делают
более популярные политики. Но, как тот кремлевский горец, эти люди тихо
работают с документами, готовят законопроекты и директивы. А страна чувствует
себя как герой самурайской легенды, которому уже отрубили голову, но он еще об
этом не знает – настолько острое, в микрон толщиной, было лезвие меча... Кто кроме
герметично закупоренной "группы экспертов" решал вопрос о вступлении России в
ВТО? А это членство, в числе прочего, отсекает возможности нормального
финансирования образования. Почему в годы кризиса обанкротившиеся
банки не ушли прочь с рынка, как следовало бы сделать, соблюдая правила
свободной конкуренции? Нет, напротив, они потребовали от государства субсидий.
Того самого советского "собеса", над которым так любят издеваться
либеральные пропагандисты. Нет, уходить
они не собираются. Приводные ремни глобальной экономики – или, как сказал бы
Макс Вебер, "рациональная бюрократия", – не имеют права голоса и не могут сами
принимать решения. Так что возможности "бросить свой камешек в спину
уходящего либерала" у нас, к сожалению, не будет. Как там пелось?
"Стоят комиссары, как прежде, стоят у руля..." Наверное,
Лидии Андрусенко ближе и привычнее другой, более благородный, более книжный
облик среднестатистического либерала. Не буду спорить, возможно, такой либерал
когда-то существовал. Но сегодня ушел. И явно не на обед, а в какую-то свою
специальную, либеральную страну вечных каникул. Скажем, на Мальдивах. И он
никогда оттуда не вернётся. Мы живем в
эпоху глобализации. Современный торговый строй больше напоминает денежный
феодализм, нежели "нормальный" капитализм. Откат еще ниже по
исторической шкале, в эпоху патрициев, плебса и говорящих орудий, не заставит
себя ждать. Достаточно ввести платное образование (а это уже делается) и
следующее поколение будет жить при очень интересном строе. Один влиятельный
решает за десятерых бесправных – эта шигалевская формула уже освоена
социологами, её непосредственное применение – вопрос ближайшего будущего. Конечно,
кому-то могут не нравиться политические манеры государственных мужей, их
попытки говорить на патриотическом языке. Но ведь существует простой закон. В
колониях, на периферии мира либерализм выживает только на штыках. Здесь, на
окраинах мира, либерализм всегда тоталитарен. Такие люди, как Сухарто или
Пиночет с успехом это доказали. Еще раньше это сделали британские торговые
компании. Нравственно-патриотическое
воспитание, вообще говоря, нормальное явление. Не зря Бисмарку приписывают
фразу: "Битву при Садовой выиграл школьный учитель". Беда лишь в том,
что в нашем случае это никакое не воспитание, а риторический камуфляж. Ситуация
на самом деле закономерная. Либерализм проходит свой бонапартистский этап.
Необходимо защитить и сохранить то, что получилось в результате раздела
советского наследства. Тут требуется понимание исторического момента и умение
играть в команде. Так что наиболее ретивые из нефтяных донов могут даже
оказаться на цугундере. Но это ничего не меняет. За "разделом" и "накоплением"
следует "стабилизация". Стабилизация того, что накоплено. Показатель
реальной, а не "болотно-поклонной" ситуации в стране – это тщательно
муссируемая амнистия капиталов, а также контроль за малоимущей частью населения
посредством соцпатроната (отсюда давление на семью). Вот это существенно. А
вовсе не "болотные дела" и законы против гей-пропаганды – погремушки и фейерверки
для развлечения электората, как, впрочем, и нашумевшее дело ЮКОСА. Меньше хлеба
– больше зрелищ. Сама
Андрусенко приводит путинскую фразу, произнесенную на экономическом форуме в
Сочи: "Россия обречена на либерализм". И спрашивает: "Что это – очередной
лозунг-приманка, брошенный иностранным инвесторам, или констатация очевидного
факта?" Ну, конечно, констатация. Разве
могут быть сомнения? Президент нефтяной страны-корпорации лишний раз
напоминает, что властная вертикаль – гарант того, на что Россия "обречена".
Против правды наш президент, отдадим ему должное, не погрешил. Тоска по
"детству либерализма", которая явно сквозит между строк в статье
Лидии Андрусенко, понятна и объяснима. Она свойственна многим искренним
либералам. И очень напоминает коммунистическую ностальгию по "настоящему
социализму", "социализму с человеческим лицом", "ленинским
нормам" и т.п. Но этого никогда не будет. Современный
неолиберализм – явление абсолютно оруэлловское. Это набор инструментов для
тотального контроля за обществом. И такая эволюция либерализма – как и самого
буржуазно-корпоративного строя – абсолютно закономерна и необратима. Мы
наблюдаем это на примере разгрома российской науки, образования и семьи,
введение ювенальных технологий и попыток свалить Церковь. Таков новый
порядок современного мира, подчиненный доктрине рыночного фундаментализма. Главная
заповедь этой доктрины очевидна: нет и не должно быть ценностей более
значительных, чем их рыночная цена. В противном случае это
"тоталитарные" ценности (будь то традиционное православие или
почитание Победы 1945-го, неважно), а их носители – люди с "тоталитарными
комплексами". То есть опасные, неполноценные, социально неблагополучные,
как любят выражаться сотрудники опекунских органов и лоббисты ювенальных
технологий. Кстати, вполне очевидно, что скоро сфера применения этих неправовых
формул, отработанная на "детской" тематике, выйдет далеко за её
рамки. Мораль либерального мира проста: выживает сильнейший. Либо ты холуй,
либо господин. Третьего не дано. Можно расписать этот принцип на многотомные
издания, но в основе он останется прежним. Мнение
Александра Дугина, на которого иронически ссылается Лидия Андрусенко, вряд ли
может ко всему этому что-то добавить. У нас никогда не было иллюзий по поводу
его евразийско-оккультных экзерсисов. Дугинские фантазии (о том, что
Путин кого-то откуда-то "выпилил"), может быть, любопытны с точки
зрения психолога, но и только. Я даже подозреваю, что сам Дугин знает это
намного лучше нас. Никто никого ниоткуда не выпиливал. Комиссары стоят у руля.
Союз авторитариев и либералов выглядит по-своему трогательно. Известную, хотя и
радикально перевранную формулу казенного патриотизма давно следовало бы
переформулировать так: "Патриотизм – последнее прибежище либерала". Вот отсюда, именно отсюда – и мертвый, "зачищенный" город, и
черный лимузин, о которых пишет Лидия Андрусенко. Ведь не один только президент
ехал с инаугурации. Ехало всё медведевское правительство после очередной
"перезагрузки". В том, что
сегодня коммунисты активно изображают из себя православных, я согласен с Лидией
Андрусенко. Из их обращения следовало бы изъять не только православие, но и
идею социальной справедливости, которую они незаконно присвоили. Но ведь в
историческом и в моральном смысле коммунизм и либерализм – близнецы-братья. Кто
из них более матери-истории ценен? И тот и другой
утверждают принцип "естественного отбора" в обществе (не в дарвиновском, а,
скорее, в мальтузианском варианте), который можно обкладывать со всех сторон
самой разной терминологией: называть "оптимизацией" и "секвестром", рассуждать
о "демографических ямах" и все том же "социальном неблагополучии", но
суть от этого не изменится. Не стану
спорить с тем, что страна перепрыгнула "большим революционным скачком" через
этап естественного эволюционного развития. Но сейчас она стремительно
возвращается обратно. Нам еще придется повторно решать вопрос о всеобщей
грамотности. Модерн, как к нему ни относись, закончился вместе с индустриальным
веком, а постмодерн назвать мировоззрением я бы поостерегся. Главный
постмодернист у нас сегодня – это власть. Еще недавно постмодернистские
тексты-месседжи для всей страны писал автор романа "Околоноля" (название
говорит само за себя). Скоро придут другие. Трудно понять,
почему Андрусенко делит либерализм на экономический и социальный. Везде и всюду
социальная политика приводится в соответствие с кредитно-денежной и бюджетной
политикой, а не наоборот. Не вполне ясно, где источник разделения этих двух
либерализмов. Лично я никакого социального либерализма никогда и нигде не
наблюдал. Если имеется в виду защита прав меньшинств и (иногда) просто
отдельных граждан, то такой либерализм существует, но его вес на фоне
деятельности архитекторов либеральной политико-экономической модели находится
где-то "околоноля". Скорее речь идет об отвлекающем пиаре. Если речь о некоем
другом принципе распределения, то опять непонятно. В каких краях
живет этот социальный либерализм? Разве что в тучных Европах. Да и там сегодня
ощутимо урезают пайки среднему классу – прежнему "гегемону",
призванному когда-то служить альтернативой советскому пролетариату. Нет
противостояния двух систем – не нужен и гегемон. Сегодня никто не раскармливает
"миддлов", не носит на руках. Да и у низов отнимают социальные куски
– чего стоила, к примеру, французская эпопея с Законом о первом найме. С другой
стороны, бьют по традиционным ценностям, по семье – законами об однополых
браках. По национальному чувству – ложным мультикультурализмом. На официальном
уровне от "мульти" вроде как отказываются. Но история с минаретами в
Швейцарии породила обвинения людей в приверженности нормам "архаичной
демократии". Но ведь это почти что наш Владислав Сурков. Против чего выступают либералы нового
образца? Против прямой демократии. Тогда, значит, за авторитаризм? На словах
вроде бы нет. А на деле? За демократию представительную – многоступенчатую,
партийную, с фактическим финансовым цензом, накрутками и проч. В реальности
борьба содержательных политических позиций давно заменена медийным спектаклем,
борьбой политтехнологий. Вот почему один из авторов "Перелома"
Виталий Третьяков в своей статье предрекает неизбежный конец партийного
парламентаризма. Предрекает справедливо. Мир стал
глобальным и открытым? В определенном смысле. Но для чего и для кого открытым?
Для ввоза идей и вывоза капиталов, которые, как известно, не пахнут. Это улица
с двусторонним движением, невыгодная для одних и выгодная для других. Некоторые
места в статье Андрусенко поражают именно зеркальным видением ситуации – если
сравнивать его с нашим. Время от времени хочется воскликнуть: постойте, ведь
все наоборот. Например: "Современное российское общество во многом
архаично, о чем говорит неизменная приверженность большинства населения
авторитаризму". Да нет же. Авторитаризм, волюнтаризм – стиль
псевдомодернизаторов, а не "архаичного" (читай: традиционного)
большинства. Другое дело, что на всякий авторитаризм может со временем найтись
противоположный, но сейчас эта вероятность чисто гипотетическая. Зато
либеральный авторитаризм неплохо себя чувствует. Почему
Андрусенко считает, что в России последние 20 лет правили государственники,
одному Богу известно. Быть может, либерал-авторитарии? Они защищали монетарные
истины – это новейшее "самое верное" в мире учение, – девальвировали вклады,
выпускали ваучеры, стреляли по парламенту, объявляли дефолт и никуда, никуда не
уходили... Разговор как
бы от имени и по поручению истории – то есть объективизация субъективных
намерений – одна из их типичных черт. Удивительно, насколько востребован
оказался сегодня этот коммунистический "комплекс полноценности".
Коммунизм исчез, впитался в свою либеральную почву. Но либерализм вновь поднял
это переходящее красное знамя. И у Андрусенко слышна нотка привычного в наше
время дидактического фатализма: "Сегодня Россия, отставшая от развитых стран на
целые десятилетия, вынуждена играть по тем правилам, которые ей предложены".
Правила – не то слово. Скрижали. И снова я
готов возразить. Все наоборот, Россия и всякая зависимая страна будет отставать
до тех пор, пока будет играть по чужим правилам. Это мнение не только разного
рода почвенников, но и западных экономистов левого направления. Вопрос лишь в
выборе авторитетов. На сладкое –
конечно же, об интеллигенции. Сакральная тема. Откликаясь на возражения Лидии
Андрусенко по поводу поминок по интеллигенции, имею сказать следующее. Нет, мы
не утверждали и не утверждаем, что интеллигенция – это лишняя и вредная
субстанция, проклятие России. Просто есть внутри интеллигенции узнаваемый слой
"профессиональных интеллигентов". Слой, который всегда хотел особых полномочий
(мессианизм, народоводительство) и имел склонность вольно перетолковывать
достижения европейских интеллектуалов, вместо того, чтобы создавать свои. Все
эти досадные качества, конечно, не свойственны "просто
интеллигентам", представителям интеллигентных профессий, приближающимся по
менталитету к тем самым европейским интеллектуалам. Нередко эти люди намного
умнее и образованнее, чем "профинтеллигенты". Но беда в том,
что в 90-е интеллигентское сообщество дало себя расколоть, не проявило
единства. Одни смирились со статусом бюджетников, другие пошли обслуживать
новых хозяев (вспомним знаменитое письмо 1993-го года). Этот раскол-распад и
привел сословие к летальному исходу. Ранее заботливо охраняемые вождями
гуманитариев от советской идеологии достижения мировой гуманитаристики были со
свистом и гиканьем выброшены на свалку, как только власть сменилась. Статус
гуманитария и вообще ученого упал ниже плинтуса, а бывшие вожди гуманитарной
интеллигенции не вступились за коллег, не возвысили голос. Нерентабельно было вступаться!
Вот и вся история. Дмитрий Лихачев вполне справедливо называл этих людей "наёмниками".
Удивительно, что его не смутил собственный эпитет. Видно, такое уж было время.
И оно, конечно, продолжается. Ярчайший пример – истории с РАН, ЕГЭ и т.п.. Никто
никуда не уходил. Да поверит мне
Лидия Николаевна, у нас нет никакой специальной нелюбви к "образованному
сословию". Но сдача позиций в 90-е, капитуляция сословия – это
свершившийся факт. Наверное, это скорее беда, нежели вина. Тем более что
интеллигенции старательно помогали умереть, как в начале 90-х помогали
пролетариям, а в 30-е крестьянству. Вообще же
разделение на интеллигентов и просто образованных людей, которое проводит Лидия
Андрусенко, мне почему-то напомнило известное гофмановское деление на
музыкантов и просто хороших людей. Но ведь богема есть богема: на первом месте
у нее творческий дар. А главным своим признаком интеллигенция называла все же
нравственность. Однако я не готов признать за интеллигенцией право на особое,
не доступное другим нравственное знание. Не готов в силу своих христианских
убеждений. Поскольку с евангельской точки зрения нравственность для всех одна и
всем равно доступна. Она не является и не может являться тайным знанием.
Поэтому все одинаково отвечают перед Богом и со всех один спрос. Взгляд на
интеллигенцию как на касту нравственно посвящённых перекликается не с
христианством, а с гностической традицией. Но я не гностик, а православный
христианин. Иное дело – богема. Здесь все решает близость к культуре, дарование
и способности, и, следовательно, не может быть никакого изначального равенства.
Только нравственность здесь ни при чем. Пришло время
завершать затянувшуюся реплику. Попытка обсудить идейные ориентиры и понять,
почему наши позиции расходятся крайне важна. Лидия Андрусенко настойчива в этом
стремлении к пониманию. Мы, надеюсь, тоже. Но наряду с ощущением искренности и
нетривиальности получающегося разговора возникло ощущение, что какие-то нюансы
нашей позиции мы в "ПЕРЕЛОМЕ" всё-таки до конца не прояснили. Уж как
мы, например, открещивались от пресловутого казенного патриотизма – но,
вероятно, все-таки "не добрали". Но и логика Лидии Андрусенко несколько
удивляет двуполярностью. Получается так: если не либералы, значит, казенные
патриоты. Третьего не дано. Но почему? Мы как раз
говорим об альтернативе тому и другому. Имея дело с критиком добросовестным, я
вынужден думать, что мы просто плохо постарались, объясняя свою мысль. Жалею,
что еще в сборнике не заострил тему. Например, не использовал термины "казенный
либерализм" и "либерал-охранительство". Они точнее всего отражают суть
проблемы. Мы были не совсем точны, а в итоге оппонент введен нами в некоторое
заблуждение и вынужден спорить не именно с левым консерватизмом, но с неким
условным антилиберализмом. Хотя более прицельная критика была бы для нас и
более полезна. Остается
надеяться, что это еще не конец беседы. Мы заранее признаем упреки в
недостаточной отрефлексированности нашей позиции, если они будут. Постараемся
исправиться. Тем не менее, разговор оказался очень полезным. И – повторюсь –
человечным. Сегодня это дорогого стоит. Источник:
|
