Татьяна Ковалькова Об идеологических войнах и толстых журналах Поводом к появлению этой заметки послужили
два знаковых, но именно поэтому прошедших мимо массого сознания, события в
Петербурге: первая со времен распада СССР встреча главных редакторов толстых
журналов ("Звезда", "Нева", "Аврора" по
инициативе альманаха "Русский
мiръ") и 43-я международная филологическая научная конференция (около 700
участников со всего мира).
Идеология – продукт всегда мертворождённый, ибо за ней стоит категория
денег. Совершенно нормально, когда апологет одной идеологии спустя весьма
короткое время оказывается в противоположном лагере. Другое дело – идея. Идеи
лежат в основе эстетических воззрений, и отражают нечто органически присущее
автору. Это органическое, натуральное тоже может изменяться, но по законам
живого: рост, расцвет, истощение. Поэтому такая радость видеть идейное, а
значит, – эстетическое разнообразие в искусстве и литературе. Однако
эстетическое разнообразие не столь разнообразно, как биологическое, и творцы,
близкие по духу, могут и даже стремятся к объединению. Они формируют
арт-группы, товарищества, толстые журналы, где их идеи репрезентативно
представлены авторским продуктом.
 |
Могут ли в художественном поле существовать идеи, взаимно исключающиеся
настолько, чтобы это стало поводом к войне на основе личной, то есть
человеческой ненависти? Практика внутрироссийская показывает, что может. Она
привела в советский период к физическому
вытеснению в подполье всех художников, развивающих неоклассическую и
неоавангардную (актуального авангарда) традиции, оставив как единственно
возможную эстетическую концепцию советского прозелитизма. Сегодня вытесненные в
подполье направления – главная тема исследования филологической науки.
Оказалось, что именно там, в стеснённых обсоятельствах подполья (не
Достоевского подполья – это отдельная тема,) переплавлялся магматический поток
родной речи, порождая новые формы языка, а значит – и сознания!
Справедливо было замечено, что советская культура была
литературацентричной, то есть на неё возлагалась миссия объединять общество.
Поэтому толстые журналы издавались миллионными тиражами, а у редакторов
эстетическое чувство на объединение было столь высокоразвито, что их выбор
всегда предшествовал любому запретительному действию идеологического
характера. В последнем замечании нет и
тени иронии, ибо это явление сохранилось, но перекочевало в противоположный
идеологический лагерь, называемом ныне либеральным. И это обстоятельство
вынуждает сделать некоторый прогноз.
Если ситуация в ближайшее время не изменится, у России есть все шансы
остаться навсегда культурной провинцией Западной Европы. Мир после двух мировых
войн настолько изменился, что он не может оставаться "литературоцентричным". Он
мог оставаться таким, когда "умер Бог", и по "смерти человека" литература ещё
внушала надежду на его воскресение. Но сегодня, когда речь идёт о гибели
всерьёз, когда мир природы, (то есть сама среда обитания), под угрозой,
литература должна, наконец, стать не больше литературы. "Культура" должна быть
не больше и не меньше "экономики" и "спорта", она просто должна стать самой
собой. А это значит, что эстетические категории (напомню, что это категории, за
которыми стоят идеи) должны превратиться в родовые признаки, в первоузнаваемые
черты именно культурного явления. Это вернёт в литературу и искусство весь
комплекс критериев явления культуры, пробудит способность мыслить свободно и
ответственно. Тогда исчезнет повод для личной вражды. Ибо, как можно ненавидеть
яблоко, как таковое, если ваш личный вкус откликается больше на груши, или
брезгливо морщиться на гладкошерстных кошек, когда у вас дома обитает мохнатый
десятикилограммовый зверь. В этом признании Другого нет и тени плюрализма. За
свои идеи, эстетические принципы каждый художник может и даже обязан "стоять
насмерть" но, главным образом, перед самим
собой. И это фактор
основополагающий. В этом зачатке смирения лежит залог и сохранения творческого
разнообразия, и саморазвития. Это даст Время на саморазвитие каждого художника,
исследователя, которое сегодня катастрофически исчезает. Это продлит время
жизни культуры как таковой, а вслед за ней – и время самой Жизни. Ибо вне
культуры люди способны истребить друг друга, что они не раз доказали. Это
неизменно происходит, когда в их сознании доминирует категория денег. С такой
доминантой изворотливое, но предельно упрощённое сознание порождает
всевозможные идеологии, которые набирают силу за нарастающей, как снежный ком,
в душе каждого идеолога гордыней и жестокостью. И таким образом бывший идейный
противник становится личным врагом, которого не жалко истребить.
Я не призываю жить дружно, но призываю жить в мире с самим собой. Если
бы это вдруг стало очевидным для всякого художника, творца, исследователя
(кстати сказать, что именно исследователи ближе всего стоят к пониманию этого
простого открытия) исчез бы сам повод к конфронтации. Тогда эстетически
разнонаправленные журналы и объединения заинтересовались бы наконец
Другими и смогли бы противостоять
откровенному демонизму сребролюбивого масскульта.
"...Но,
слава Богу, были караси
Идеалисты
даже в наше время! –
Их
возмущало праведное бремя
Пророка.
Таковы России сны.
Ей
снятся убиенные сыны..."
Олег Охапкин
Кроме того, ценя нечто у эстетически Других коллег, хотя и не признавая
их "в общем и целом", мы становимся способными в своём собственном творчестве
поменять что-то совсем чуть-чуть: графически – одна линия, музыкально – чуть
сдвинутый консонанс, визуально – чуть уменьшенная контрастность. Это малое
может стать прорывом из "тупика искусства" из "кризиса гуманитарной науки"...
Точно так же, бережно относясь к языку поэзии, мы сохраняем не только
национальную идентичность, но и национальную безопасность. Эти вещи отстоят
друг от друга не так далеко, как кажется. Теми, кто понимает этот язык, нельзя
управлять. Поэтическая метафора освобождает говорящего на этом языке от
необходимисти лгать и притворяться. Она даёт возможность свободно изъясняться, пользуясь культурными кодами.
Остаётся лишь позаботиться о том, чтобы слушающий или читающий понимал эти
коды. Веками они формируются, как на родном языке (в широком смысле:
национальном, культурном, видовом, жанровом), так и от столкновения с другими языками.
Сам язык аккумулирует это знание, он способен мгновенно породить нечто новое и
передать любому, кто будет готов это воспринять, в каком бы "лагере" не
находился Художник. Надо лишь "чуть-чуть"...
В культуре категория "чуть-чуть" – революционна! Культура не терпит
взрывов – она погибают от них, как почва, земля, которую не взращивают. Вслед
за этим и человек, живущий в поле культуры, – всегда созидатель. Важно держать
это в поле своего актуального сознания. Тогда станет очевидным тот факт, что "созидателем"
являюсь не "я один". Сегодня важно не попустить себе отрыва от культурной почвы, не дать себя вовлечь в идеологическую бессмыслицу.
Источник:
|
