Валерий КОНОВАЛОВ Проверка на веру: Андрей Колесников о том, как верят звёзды культуры и политики Источник: Крестовский мост Макаревич сказал
спасибо Свежий номер журнала "Русский
пионер" целиком посвящен вере. Как появилась такая идея? Предыдущий выпуск "Русского
пионера" был посвящен Андрею Тарковскому. Когда мы его готовили, стало
заметно, что люди, которых я просил рассказать о Тарковском, вдруг начинали
говорить и о вере. Очевидно, что как-то их к этому Тарковский подтолкнул либо
знакомство с ним, либо его фильмы. И тут я понял, что хотел бы сделать темой
следующего номера именно веру, потому что увидел: многие наши авторы готовы
искренне и публично высказаться на эту тему. Так и вышло. В этом
номере очень много колонок. Какие-то из них написали известные
священнослужители: митрополит Волоколамский Иларион, протоиереи Алексий
Уминский, Всеволод Чаплин, многие другие. Конечно, они в теме и все это очень
интересно. Но вот сугубо наш контингент знаменитые в разных сферах люди,
которые не раз выступали у нас в журнале по разным поводам. Я с ними близко знаком, много общался, а
тут поймал себя на ощущении, что мне необыкновенно интересно узнать, что же они
думают об этом. Тем более что иногда это оказывалось совершенно неожиданным. И
понял, что для них это очень важно. Вера Полозкова, например, очень долго и
непросто писала свою колонку, но она ни разу не сказала: давай все бросим, а я
напишу что-нибудь в другой номер, наоборот, просила: дай мне еще день, ночь.
Она очень хотела высказаться. Значит, есть такая потребность. И то, что журналу
удалось ее уловить, я считаю нашей победой. Что же оказалось неожиданным? Я уже привык к тому, что читаю колонки
Ивана Охлобыстина просто с наслаждением, но тут он неожиданно даже для меня
сказал нечто такое, чего до этого не говорил не только публично, но, я не
исключаю, и самому себе. Очень откровенно о том, как же это трудно и непосильно
верить по-настоящему. Эту колонку я читал раза четыре. Иногда находил там
кокетство, а потом понимал, что нет, все честно. И колонка Андрея Макаревича произвела на
меня сильное впечатление, потому что он как раз был не склонен исповедоваться,
хотел придержать свои мысли при себе. И я сказал ему: ты напиши какую-нибудь
историю, которая, на твой взгляд, говорит об отношении к вере. Он потом сказал
спасибо, потому что рассказал историю, из которой, как мне кажется, понятно
гораздо больше, чем если бы он напрямую о вере стал рассказывать.
Хотел второй раз
креститься А у тебя самого изменилось что-то по
отношению к вере за последние годы? Изменилось очень многое. Если раньше я
чувствовал себя на пути к Богу а ведь путь этот может затянуться на всю жизнь
и не каждый его проходит, то сейчас, пожалуй, могу сказать, что да, я этот
путь прошел. Конечно, хотелось бы бывать в храме чаще, но теперь для меня
очевидна необходимость Церкви, а ведь многие интеллектуальные люди говорят: у
меня Бог в душе, мне Церковь не нужна. А ведь на самом деле нужна. Ты с детства крещен? В поселке Семибратово, где я родился и
провел первые и лучшие 16 лет своей жизни, при советской власти не было храма.
Он был неподалеку, в селе Никольском, в четырех километрах. Там крестилась моя
мама. А что меня крестили, я долгое время не знал. Мама человек прямой, но
тут ей удавалось уходить от ответа. Потом я спрашивал: послушай, почему ты от
меня это скрывала столько лет? Она говорит: потому что мы жили в другой стране
и я боялась тебе навредить. Из тех же соображений мой отец долгое время не рассказывал
мне, что его отца раскулачили и расстреляли. Но вот все изменилось. Сейчас в
Семибратове самое красивое сооружение это храм. А мне захотелось покреститься
уже сознательно. Я поговорил об этом со священником. И он сказал, что
креститься можно, если человек не уверен, что был крещен в детстве. Если,
например, рассказов мамы мне недостаточно для ощущения того, что я
действительно крещен. Но потом я подумал, что рассказов мамы достаточно: она
никогда в жизни меня не обманывала, да и не могла она меня тогда не окрестить,
я же поздний ребенок. Она меня родила в 42 года, после того как нелепо погиб
мой старший брат, которому было семь лет. И если бы не эта трагедия, я бы,
наверное, не появился на свет. А мама как человек верующий, конечно, хотела
защитить меня крещением. Грешат и каются Тебе много приходится общаться с людьми
во власти. Там отношение к вере меняется? Все так же, как и прежде: грешат и
каются. Хотя там тоже люди разные. Вот про одного человека я могу сказать, что
считаю его своим близким товарищем, поэтому принципиально о нем никогда ничего
не пишу. Так вот за последние лет 15, что мы с ним знакомы, он, мне кажется,
тоже прошел очень большой путь в этом направлении. Например, во многом
благодаря ему было принято решение о сносе в Кремле 14-го корпуса и
строительстве храмов, хотя идея, конечно, принадлежит Путину, без Путина это
никогда бы никто не сделал. Но я понимаю, какой вклад внес этот мой товарищ. И
сам он мне говорил: знаешь, столько всего было за эти годы, а главным я считаю вот
это решение. Во время постоянных поездок с
президентом не появляется ли в последнее время больше возможностей для молитвы
в храме? Нет, не появляется. Больше скажу. Я
вижу, что сам Путин использует каждую возможность, чтобы зайти где-то в храм.
Но в подавляющем большинстве случаев это делается без журналистов. И что там
происходит, как происходит это его личное дело. Именно поэтому у меня, например, такие
командировки спрессованы, как правило, в бесконечную цепь событий, переездов и
ожиданий где-нибудь точно не в храме, а скорее в какой-то областной
администрации. А в храм не получается. Именно потому, что туда он ходит один и
никого с собой не берет. Впрочем, иногда бывают случаи. Вот последний раз мы
были в Севастополе, там открыли после ремонта храм, и Путин там очень надолго
задержался. Тут и у меня появилась возможность побыть в храме. Но это
исключение. Чаще всего он идет в храм один. Речь идет о поездках по стране? В первую очередь да. Но вот когда после
первых двух сроков Путина у меня спрашивали, какое главное, по-моему, дело он
за это время сделал, я говорил: первое это объединение Церквей, Московской и
Зарубежной. Тогда мало кто понимал, что и для него это было главным. А ведь
проблема казалась совершенно неподъемной. Я помню первую встречу Путина с
митрополитом Лавром в Нью-Йорке и все, что за ней последовало. И я был уверен,
что это главное его достижение, ну и еще прекращение войны в Чечне. Но для
истории останется прежде всего объединение Церквей. А если бы меня сейчас спросили, я бы
ответил немного по-другому. Добавил бы Крым, Олимпиаду. Но и в этом списке
осталось бы объединение Церквей.
|