Михаил Тарасов, Вера Ущеко Определение истины. Анализ одной риторической структуры в Рождественских посланиях Патриарха Кирилла Предлагаемый ниже текст не вполне обычен для "Религаре".
Почему? Потому что это текст не публицистический, а научный. Вы скажете, что
науки: история, политология, даже философия – свободно проникают на страницы
публицистических изданий. Всё так, но здесь ситуация иная. Этот текст
филологический. И посвящён он изучению Рождественских проповедей Патриарха
Кирилла. Его авторы: Михаил Тарасов и Вера Ущеко много-много раз слышали
Патриарха "вживую", поскольку они православные смоляне, работают в Смоленском
государственном университете и преподают лингвистические дисциплины, в том
числе риторику. Те модели, которые они описывают в статье, рано или поздно
осваивают все, кто последовательно занимается созданием текстов. Авторы решили
немного сократить им путь, показать скрытые языковые структуры образцовых
речей. Таким образом, статья М. Тарасова и В. Ущеко предназначена в первую
очередь тем, кто учится и тем, кто учит. Может быть мы ограничимся одной статьёй,
а возможно, что "Религаре" откроет этой работой новое – дидактическое –
направление в нашем интернет-журнале. Время покажет и подскажет. Вместе с тем
надеюсь, что публикуемая статья будет интересна широкому кругу читателей,
которые так или иначе связаны с практикой публичных выступлений.
Александр Щипков
Перед тем, кто берется за
риторическое исследование православной проповеди, открываются два пути. Можно
сосредоточиться на выразительности языка и способах украшения текста, а можно
попытаться уловить те мыслительные структуры, которые составляют основу
проповеди. Оба направления взаимосвязаны. Но начать следует с обращения к
мысли. Ибо совокупность мыслей, заключенных в проповеди, – это не просто некая
структура, "поддерживающая" текст, это образец мыслительной и нравственной
деятельности, который должен присутствовать в сознании каждого человека, так
или иначе ассоциирующего себя с Россией и православием.
И здесь перед исследователем опять
развилка. Хотелось бы, конечно, говорить о содержании мысли, о ее развитии, о
ее нюансах, но исследователь риторики ограничен в своих желаниях, он должен
говорить о структурах текста: о фигурах мысли, о стратегиях и тактиках коммуникации
и т.д.
В настоящей статье мы коснемся
вопроса о фигурах мысли, представленных в проповеди. И здесь следует сказать,
что наш выбор конкретного предмета исследования в известной мере парадоксален.
Мы рассмотрим вопрос об определении, или дефиниции.
Определение "стремится" выразиться
в виде устойчивой формулы:
видовое
понятие = родовое понятие + ограничивающее определение.
Парадоксальность выбора темы нашего
небольшого исследования состоит в том, что определение (дефиниция) не считается
обычно предметом риторического исследования. В соответствующих словарях мы не
найдем отдельных словарных статей об определении (см., например, очень
подробный словарь "Выразительные средства современной русской речи. Тропы и
фигуры", написанный В.П. Москвиным). Полагаем, что эту лакуну следовало бы
заполнить.
Если выбор предмета исследования
является нетривиальным, то выбор его материала более чем очевиден. Мы осмелимся
(здесь это лучшее слово) подвергнуть специальному филологическому описанию
практику использования определений в выступлениях Патриарха Кирилла.
Патриарх Московский и Всея Руси
Кирилл – выдающийся оратор, оратор, что называется, милостью Божьей. Его
выступления и послания – центральная часть современного православного
проповеднического дискурса. Особое место Патриарха как пастыря, проповедника,
оратора определяется не только и не столько его высоким статусом, сколько его,
как уже было сказано, выдающимся проповедническим дарованием, его
интеллектуальной мощью и высоким нравственным смыслом, который несут его выступления.
Одним из типов речевых структур, в
которых содержание текста отливается с исчерпывающей ясностью, являются
конструкции с определениями.
Рассмотрим под указанным углом
зрения Рождественские послания Патриарха. Надеемся, что краткое изложение результатов
нашего труда сможет быть полезным всем, кто интересуется теорией и практикой
современной проповеди. Классифицировать определения в посланиях Патриарха мы
предлагаем по следующим критериям:
Первый критерий – расположение
определения в структуре микротекста. Это место может быть либо инициальным,
т.е. открывающим рассуждение, либо финальным, т.е. подводящим итог
предшествующему изложению той или иной темы.
Нетрудно заметить, что если речь
идет о рассуждении как о жанровом типе текста, то наше деление корреспондирует
с известным в риторике разделением рассуждений на дедуктивные (сначала тезис,
затем аргументы) и индуктивные (сначала аргументы, затем вывод).
Второй критерий – синтагматические
связи определения. Здесь предполагается определить характер предшествующих
определению и следующих за ним элементов текста.
Третий критерий – усложненность
подачи определения, наличие или отсутствие сочетания определения с другими
риторическими структурами.
Итак, покажем основные типы
использования определений в посланиях Патриарха (в скобках укажем годы выхода
послания в свет).
Определения
в инициальной позиции:
"Истина
– фундаментальная ценность бытия. Если в основе жизни неправда, заблуждение, то
жизнь не состоится. Конечно, внешне жизнь заблуждающегося человека может
казаться вполне благополучной. Но это не означает, что заблуждение безобидно:
рано или поздно оно проявит себя, в том числе и трагедией человеческих судеб" (9/10).
Обратим внимание на продолжающий
определение фрагмент текста. В данном случае в качестве аргументирующей
структуры использована риторическая конструкция, которую мы предлагаем
именовать эпихейремой. Ее суть
состоит в наличии, как правило, эксплицированной в соединительных словах
модели, демонстрирующей логические "повороты" мысли. В данном случае
последовательность таких соединительных слов (коннекторов) такова: если – то – конечно – но – (поэтому).
Еще пример:
"Свет истины – это
Божественный свет, это Божественная правда. Она неизменна и вечна и не зависит
от того, принимаем мы ее или нет. Принятие человеком Божией правды определяет,
в первую очередь, характер его отношений с другими людьми, способность, по
слову апостола, носить "тяготы друг друга" (Гал. 6:2), то есть проявлять
солидарность с ближними, соучаствуя и в радости, и в горе другого человека" (9/10).
В данном случае определение
продолжается фрагментом, имеющим конкретизирующий характер. Цитируемый текст в
исследовательских целях можно пересказать следующим образом: Свет истины – это Божественная правда. Принятие человеком Божией правды определяет, в первую очередь,
характер его отношений с другими людьми. В этом тексте находим фигуру, которая
определяется соотношением инициального абстрактного и последующего конкретного
суждений. В качестве ее наименования можно использовать известный в риторике
термин пролепсис.
Отвлекаясь от фигур мысли и "вспомнив" о фигурах речи, отметим,
что в данном случае определение и его конкретизация связываются с помощью такой
фигуры речи, как анадиплозис, или подхват. Механизм этой фигуры состоит в
повторе в конце первого высказывания в начале второго одного и того же или
близкого слова. В данном случае повтор таков: Божественная правда – Божья правда.
Использование определения в инициальной позиции может
осложняться включением в текст в
препозиции к определению так называемых пропозициональных
высказываний, т.е. высказываний, обозначающих источник сообщения, его
происхождение в широком смысле. В теории текста такого рода высказывания относятся
иногда к так называемому метатексту.
Например:
"Христом Спасителем
установлен незыблемый, абсолютный критерий неподдельности отношения к Богу –
это наш ближний. Принимая на себя чужие немощи, разделяя боль и скорбь,
сострадая несчастным и обездоленным, мы исполняем закон Христов (Гал. 6:2) и
уподобляемся Спасителю, Который взял немощи наши и понес болезни наши (Ис.
53:4)"
(13 – 14).
В данном случае источник сообщения – это фрагмент предложения "Христом Спасителем установлен...". Полная структура, в
которой использовано определение, нами уже проанализирована: в данном случае
второе высказывание конкретизирует первое, т.е. конкретизирует определение "неподдельность отношении я к Богу – это наш
ближний".
Обратим здесь внимание на одно интересное обстоятельство: в
посланиях Патриарха находим определения, которые, во-первых, прямо соотносятся
с доктринальным пространством православного дискурса, т.е. связаны с ним и
содержательно и формально, а во-вторых, находим определения, отражающие новации
автора текста в выражении канонических смыслов. Определение "неподдельность отношения к Богу – это наш
ближний", как нам кажется, относится к их числу.
Еще
пример того же рода
"Внимая славословию небесных сил, мы
осознаем, что Рождество Христово исполнено вневременного значения и имеет
прямое отношение к судьбе каждого человека. Даже тот, кто пока еще ничего не
знает о подвиге Спасителя, может теперь обрести познание Истины, стать чадом
Божиим и наследовать жизнь вечную. Рождество Христово открывает нам правду о
нас самих и делает возможным эту правду понять и усвоить" (10/11).
Наверное,
это один из самых дидактически релевантных контекстов с определением из
имеющихся в нашем распоряжении. Он легко поддается лабораторному пересказу: Мы осознаем (метатекстовая конструкция),
что Рождество Христово – факт, имеющий
вневременное значение (определение). Даже
то, кто еще ничего не знает о подвиге Спасителя, может обрести познание Истины...(конкретизация
и аргументация).
Определения
в финальной позиции:
"˂...˃ Это единство ˂православных в разных
странах. – М.Т., В.У.˃ скрепляется единой
Церковью, в которой Божественной благодатью преодолевается всё временное и
преходящее. Здесь перед человеческим взором предстает подлинное величие
непреходящих ценностей. Именно поэтому Божественная истина должна служить
главным ориентиром для всякой человеческой деятельности, для развития и
движения вперед" (9/10).
Вывод-определение "Божественная
истина должна служить главным ориентиром для всякой человеческой деятельности,
для развития и движения вперед" следует после логических доводов, которые в
нашем пересказе звучат так: единство
людей скрепляется единой Церковью и Церковь
представляет верующим подлинное величие духовных ценностей. Сам вывод
подчеркнут коннектором поэтому.
Ещё
пример:
"Вспомним, что первый человек был
создан Творцом совершенным, по образу и подобию Божию (см. Быт. 1, 26). Но
Адам, преступив заповедь, исказил замысел Создателя о себе. Лишившись живого
общения с Богом, человечество все больше и больше погружалось в бездну греха и
гордыни. И тогда Господь, любя Свое творение и желая ему спасения, посылает в
мир Единородного Сына, Который восстановил целостность человеческой природы и
стал Новым Адамом. Христос показал нам пример жизни, сообразной Божественному
замыслу о человеке. Этот пример есть надежный ориентир, который помогает нам не
сбиться с пути и обрести единственно верное направление, приводящее к полноте
жизни и в условиях земного бытия, и в вечности" (10/11).
Определение
здесь имеет, если так можно сказать, сугубо технический
характер – "Этот пример есть надежный
ориентир...". Важнее другое – это определение является итогом к истории, рассказу, рассказ же представляет собой один из важных, помимо
собственно логических частей, элемент проповеди, поскольку именно рассказ
позволяет концентрировать внимание слушателей успешно, как не что другое (ср.
современные исследования такого феномена, как storytelling).
Осложненное
использование определений:
Определения могут составлять серии,
которые формируют достаточно пространные фрагменты текста. Например:
"Бог
отныне – не где-то в неприступных небесах, а здесь, с нами, среди нас. Каждый
раз во время совершения Божественной литургии произносятся слова "Христос
посреде нас!" – и ответ: "И есть, и будет!" Это яркое свидетельство о
присутствии Самого Воплотившегося Бога – Христа Спасителя – среди Своих верных.
Регулярно причащаясь Его Святых Тела и Крови, прилагая усилия к исполнению Его
заповедей, мы входим в реальное общение с Ним, с нашим Спасителем, и обретаем
прощение грехов"
(13/14)
В
данном случаен и категорическое суждение и определение использованы в
инициальной позиции:
"Бог отныне – ˂...˃ среди нас. ˂...˃.
Это яркое свидетельство о
присутствии Самого Воплотившегося Бога – Христа Спасителя – среди Своих верных.
˂...˃ ".
В
обоих случаях определения и положение конкретизируются дополнительнысми
текстовыми фрагментами, находящимися к ним в постпозиции.
Еще
пример того же рода:
"Любая
человеческая жизнь бесценна: ведь за нее заплачено Воплощением, Жизнью, Смертью
и Воскресением Единородного Сына Божия. Все это еще сильнее побуждает нас
относиться с особым благоговением и вниманием к каждому человеку, вне
зависимости от того, насколько он отличен от нас. По мысли святителя
Московского Филарета (Дроздова), "любовь есть живое и деятельное участие в
благосостоянии другого". К этой деятельной любви и хочется прежде всего
призвать всех в эти радостные дни Рождества Христова: быть, по слову апостола
Павла, братолюбивыми друг ко другу, в почтительности предупреждать друг друга,
в усердии не ослабевать, духом пламенеть, Господу служить! (Рим. 12:10-11, Евр.
13:16)" (13/14).
В
данном случае определение "Любая человеческая жизнь бесценна" продолжается аргументом, присоединенном к нему коннектором ведь. Второе определение "любовь есть живое и деятельное участие в
благосостоянии другого" совмещено с цитацией. Продолжает определение конкретизация с особой модальной
окраской – окраской призыва.
Определения
подвергаются амплификации, т.е.
количественному распространению. Кроме того, они комбинируются с другими
фигурами. Приведем яркий пример сочетания амплифицированного определения и антитезы:
"Рождество
Христово – центральное событие всей человеческой истории. Человек всегда искал
Бога: но во всей полноте Бог Сам открыл Себя человечеству только в воплощении
Своего Единородного Сына. С пришествием Сына Божия – и Сына человеческого – мир
узнал, что Бог есть Любовь, а не только Высшая Сила, Бог есть Милость – а не
только Мздовоздаятель, Бог есть источник жизни и радости – а не только Грозный
Судья, Бог есть Святая Троица, внутренним законом жизни Которого является также
любовь, – а вовсе не одинокий Владыка мира" (13/14).
Мы – в силу ограниченного объема – не приводим здесь риторических
параллелей. Однако в данном случае параллель "слишком напрашивается". Известно,
что существует знаменитая речь Перикла, которую он произнес над могилами
афинян, павших в борьбе со Спартой (речь приводится Фукидидом). Эта знаменитая
речь тоже практически вся состоит из определений и совмещенного с ними
противопоставления. Приведем лишь только ее краткий фрагмент (слова выделены
особым шрифтом нами. – М.Т., В.У.):
"В
военных попечениях мы
руководствуемся иными правилами, нежели наши противники.
Так,
например, мы всем разрешаем посещать
наш город и никогда не препятствуем знакомиться и осматривать его и не высылаем
чужестранцев из страха, что противник может проникнуть в наши тайны и извлечь
для себя пользу.
Между
тем как наши противники при их
способе воспитания стремятся с раннего детства жестокой дисциплиной закалить
отвагу юношей,
мы живем свободно, без такой
суровости, и тем не менее ведем отважную борьбу с равным нам противником.˂...˃".
Перикл чаще произносит "мы", а части речи, в которых
описывались бы "они" обычно
имплицитны (в приведенном фрагменте они выражены). На первый взгляд, речь
Перикла прекрасна, однако исследователи совершенно справедливо заметили ее
огромный разрушительный потенциал. Чем громче и горделивее политик говорит "мы" и чем дальше отодвигает он от себя "других", тем большей опасности он
подвергает представляемый им народ, поскольку бесконечное возвеличивание себя
есть путь к гордыне и слепоте, к преступлениям и неизбежному краху. Крушение
Афин – первой западной империи – есть общеизвестный факт. Та же участь постигла
и, думается, постигнет всех их наследников, воспринявших от великого греческого
полиса не только его великие идеи, но и саморазрушительную гордыню, порождающую
преступления.
Совсем иное дело в послании
Патриарха. "Иному" противопоставляется
не человек, но Бог, Бог Истинный.
Определения в посланиях Патриарха
сочетаются также с такой древней диалогической фигурой мысли, как антиципация. Например:
"Кто-то может спросить: что означает Свет истины? Ответ на этот
вопрос находим в том же Евангельском повествовании от Иоанна. Свет истины – это
Сам Господь, Божественное Слово, Которое "стало плотию, и обитало с нами,
полное благодати и истины" (Ин. 1:14)" (10/11).
Использование диалогических структур – как в данном случае –
придает речи живость и непосредственность.
Как видим, употребление определений в речах Патриарха представляет
собой систему. Мы можем выделить основные пункты алгоритма ее использования.
Определение помещается чаще всего в инициальной или финальной
позиции по отношению к подкрепляющим ее суждениям. Подкрепляющие определения суждения могут быть разного типа: они
могут соответствовать жанровым образцам рассуждения или рассказа. Определения подвергаются количественному усложнению. Блоки текста, включающие определения также могут
мультиплицироваться, Определение сочетается с анадиплозисом, метатекстом, антитезой и
многими другими фигурами.
Определения
– это одна из подсистем той чрезвычайно сложной риторической системы, которую
представляет собой православная проповедь.
Возможно,
кому-то наш анализ покажется слишком элементарным, другим слишком сложным и
схоластическим. Нам остается только сказать уважаемым критикам, что мы искренне
уверены, что углубленный риторический анализ замечательных образцов русской
православной проповеди следует вести именно в таком ключе: находить устойчивые
структуры мысли, классифицировать их, придавая тем самым им очевидный
дидактический потенциал.
Цель
такого риторического анализа – показать всем, кто пробует себя в публичной деятельности, в ораторстве, глубинные
ментальные структуры образцовых речей, показать, как следует воплощать мысль в
текст на примере выдающихся образцов православной проповеди. Структуры
определений, повторим еще раз, – это только часть ментального каркаса
проповеди. О других подобных структурах мы скажем, если будет такая
возможность, позднее. Источник:
|
