Rambler's Top100

RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru
постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_19591.html


24 сентября 2004

Александр Верховский,
директор Информационно-аналитического центра "СОВА"

Полностью заблокировать процесс превращения радикалов в экстремистов нельзя

Круглый стол "Жизнь против террора. Межконфессиональный диалог", 24 сентября 2004 года

Мне не кажется таким уж очевидным утверждение, что секулярные или мало религиозные общества не могут противостоять агрессии, мотивированной религиозно, "предельными ценностями". Это априорное суждение опровергает пример Второй Мировой войны, в которой демократии, и тогда уже слабо религиозные, выиграли у агрессора, мотивированного псевдо-религиозной доктриной нацизма. Для этого хватило мотива самосохранения, защиты своих сограждан и своей страны. Да кстати, и советское общество победило не благодаря идеологии, а благодаря тем же мотивам.

Если говорить о нынешней идеологически мотивированной агрессии, то для начала я хотел бы уточнить термины, которые я буду употреблять. Словом "экстремизм" я обозначаю идеологически мотивированное действие, связанное с насилием, или прямую пропаганду насилия. Людей, высказывающих иные крайние и неприемлемые взгляды, я называю "радикалами".

Религиозно мотивированный экстремизм является крайней формой того, что исследователи определили как религиозный фундаментализм, понимаемый как универсальный современный феномен, как реакцию религиозно мотивированных групп на процессы модернизации и все чаще также глобализации. Но это осознание связи религиозного экстремизма и фундаментализма дает не так уж много: ситуация в разных регионах мира – очень разная, фундаментализмы – тоже очень разные. Поэтому и противодействие экстремизму должно быть разным. (Не говоря уж о том, что противодействие модернизации и глобализации, в том числе экстремистское, может быть и вовсе не религиозным.)

Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что модели, обобщающие все мировые процессы, зачем-то нужны на практике. Обычно они крайне огрубляют действительность и пытаются подогнать ее под себя, как, например, модель "конфликта цивилизаций".

То же относится к конспирологическим построениям о неких глобальных силах, использующих терроризм как инструмент против кого-то, например, против России. Независимо от того, есть ли такие силы, сама модель – практически бесполезна.

В конкретной ситуации всегда есть некое радикальное политическое меньшинство (не обязательно мусульманское), которое в определенной ситуации (часто – вследствие чрезмерного давления властей) радикализуется до степени экстремизма и начинает прибегать к насилию.

Можно привести исламские примеры, но я приведу более близкий мне пример православных радикалов. Пока они почти не прибегают к насилию, но подспудный процесс дальнейшей радикализации идет, все активнее обсуждается тема силового противодействия "всемирной апостасии" и, если ничего не изменится, дело дойдет и до практики. А еще бывают левые радикальные движения, которые имеют у нас хорошую перспективу радикализоваться до террора.

Можно ли что-то сделать, чтобы заблокировать процесс превращения радикалов в экстремистов? Полностью его заблокировать нельзя: всегда найдутся отчаянные люди, готовые прибегнуть к насилию. Вопрос в том, насколько можно ограничить эту опасную трансформацию.

Иногда процесс можно остановить, просто не создавая излишнего давления на радикалов. А если дело уже дошло до насилия, следует думать не об "усилении" силовой борьбы, а о ее более качественном ведении.

Есть важный вопрос о человеческой базе террора. Не всегда, но часто можно ее сократить. Наши террористы ведь, в основном, из Чечни, и теперь еще иногда из Ингушетии. Наверное, если бы там меньше было похищений, пыток и бессудных расправ, творимых федеральными силами и подконтрольными Москве местными силовиками, то и террористов было бы меньше. Они все равно были бы, но количественное уменьшение тоже важно. И если бы США не вторглись в Ирак, сейчас и в ближайшие годы на Ближнем Востоке террористов тоже было бы меньше.

Очень правильно ослаблять экстремистов и крайних радикалов за счет активности более умеренных лидеров и групп в их идеологическом или религиозном "секторе". В это смысле эффективнее, кстати, не самые умеренные лидеры, а именно относительно умеренные, к чьему голосу еще могут прислушаться радикалы. Может быть, такие лидеры кажутся неприемлемыми для либерального общества, но зато именно они могут ослабить экстремистов.

Но и это инструмент не может быть панацеей, так как ни в каком "секторе" уже давно нет абсолютных и всеобщих авторитетов. Это давно ясно про мусульманские сообщества, но это верно и для Русской Православной Церкви: радикалы не уходят из нее, но и не подчиняются ее священноначалию.

Когда я слышу о том, что после Беслана наши государственные деятели преисполнились решимости к действию, это вызывает у меня смешанные чувства. Решительность – это хорошо, но есть все основания опасаться, что никаких реальных идей в сфере борьбы с террором у них нет, а есть готовность ответить очередным "усилением" и "ужесточением". Но эти средства не только вредны для общества, они еще и бесполезны (в лучшем случае) в смысле стоящей перед нами цели.

Существует острый дефицит понимания ситуации. И в этом есть и наша вина. Эксперты виноваты в том, что идут на поводу у политических акторов и говорят о таких конструктах, как "западный проект", "мир ислама" и т.д. Тем самым мы подпитываем те конструкты, которые удобнее всего нашим врагам.

Например, с секулярной, да и просто с не исламской, точки зрения, нет "мира ислама", так как в этом предполагаемом мире нет реальных единых структур или лидеров. Там есть сложная совокупность структур. И обращаться надо не к абстрактным "исламским авторитетам", а к конкретным группам, чьей поддержки мы хотим добиться или кого хотим поддержать сами. Также правильнее поддерживать не "права такого-то народа", а права и интересы ясно определенных групп в нем.

Если мы приложим усилие и будем акцентировать различия по-своему, мы будем постепенно переконструировать (в интеллектуальном смысле, конечно) мир так, как это выгодно нам, а не нашим противникам или ненадежным союзникам.

И наконец, последнее, на что хотелось бы обратить внимание. Часто приходится слышать, что у террора или у религиозного фундаментализма – сетевая структура, и поэтому с ним трудно что-то поделать. Но это очень странно: сетевая структура не может сделать движение непобедимым, тем более что она не является его монополией. Тем, кто противостоит террору, нужно искать адекватный ответ, и его можно найти.

Понятно, что все отмеченные пути противодействия террору – не легки. Но они возможны. Надо только иметь ввиду, что нет такой задачи – полностью искоренить идеологически мотивированное насилие. Просто потому, что построить общество, исключающее насилие, мы не можем. Надо не вести "войну до победного конца", но стремиться загнать зло в максимально узкие рамки. Спасибо.


РЕКЛАМА