RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru
постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_26832.html

03 марта 2006

Александр Крылов

Традиционные институты в 1920-х – 1980-х гг.

Главы из книги "Религия и традиции абхазов"

В течение советского периода в результате систематического переселения в основном грузинского населения и ассимиляции мегрелами жителей Самурзаканской Абхазии (нынешнего Гальского района) абхазы превратились в меньшинство, составляющее около 100 тыс. чел. (менее 20 % населения Абхазии по данным всесоюзной переписи населения 1989 г.).

Произошедшие в советский период глубокие социальные преобразования привели к значительным изменениям жизни и быта абхазов. Практически сразу после установления советской власти абхазские коммунисты, прекрасно знавшие уклад жизни и традиции местного населения, начали осуществлять меры, направленные на ликвидацию "реакционных пережитков", к которым были отнесены суеверия, воровство, кровная месть, насильственное умыкание девиц, разорительные свадьбы, похороны и поминки, знахарство, ворожба, религиозные предрассудки и т.п.

В конце 1922 г. были созданы уездные и центральная примирительные комиссии, целью которых было прекращение кровной вражды между разными фамилиями. В борьбе против обычаев прошлого советские власти стремились использовать авторитет и влияние абхазских старейшин. В середине 1920-х гг. по всей Абхазии были проведены крестьянские сходы, осудившие кровную месть и потребовавшие полностью искоренить ее путем жестокого наказания виновных в убийствах (вплоть до расстрелов). Вскоре после этого масштабы кровной мести начали заметно сокращаться: в 1927 г. было 177 убийств на ее почве, в следующем – почти в два раза меньше – 92 (151, с.142). Позднее случаи кровной мести стали единичными, однако в течение всего советского периода эта норма традиционного права продолжала сохранять определенное влияние в среде абхазов.

Социальные изменения и систематическая борьба советских властей с "вредными" традициями привели к исчезновению некоторых из них, другие принимали отвечавшие духу времени формы. К примеру, советы старейшин были созданы при колхозах и совхозах, где они активно участвовали в решении производственных задач и в разнообразных идеологических мероприятиях, которые, по замыслу властей, должны были постепенно заменить собой устоявшиеся веками традиции и обычаи. В сфере традиционного права произошел полный отказ от обычаев аталычества (воспитание чужых детей с младенчества в своей семье) и усыновления ребенка из враждебной семьи (чаще всего насильственного), которые до революции являлись "наиболее широко распространенным и эффективным методом замирения общественной среды" (104, с.129).

Многие функции старейшин, ведавших прежде практически всеми делами собственной фамильно-патронимической группы, перешли в ведение созданных по территориальному принципу советов. Однако роль фамильно-патронимических групп и старейшин в советский период не свелась до уровня бытовых вопросов и семейных отношений.

В сельских органах власти влияние традиционных институтов продолжало оставаться весьма весомым: председателями колхозов, совхозов и сельсоветов избирались, как правило, представители наиболее уважаемых местных фамилий и родов. К примеру, в селе Атара-Абхазская (родовом гнезде самой многочисленной абхазской фамилии Квициния ), почти все посты в сельской администрации в течение советского периода оставались в руках местных квициниевцев. При этом наблюдалось определенное соперничество между разными абипарами внутри этой фамилии за контроль над наиболее важными постами.

Некоторые традиции абхазов в советский период получили дальнейшее развитие. В первую очередь это относится к принципу соседской солидарности, который был распространен не только на этнических абхазов, но и на приезжавших в сельские районы Абхазии на постоянное жительство представителей инонационального населения, селившихся в абхазских селах, либо рядом с ними.

Наибольшим деформациям подверглись фамильно-родовые институты абхазов во время массовых репрессий 1930-х – 1940-х гг. Проводимый тогда властями Грузии курс на скорейшую грузинизацию абхазов вылился в совершенно одиозные формы национальной дискриминации, абхазы были лишены возможности свободно пользоваться родным языком, почти поголовно были уничтожены абхазская партийная и государственная верхушка, интеллигенция. Систематическим преследованиям подвергались жрецы традиционных абхазских святилищ: в ряде случаев были поголовно уничтожены все взрослые мужчины, принадлежавшие к жреческим фамилиям.

В ходе массовых репрессий пострадали практически все абхазские села: многие крестьяне были обвинены в троцкизме, пропаганде поповщины и т.п. Объявленные врагами народа крестьяне расстреливались на территории Абхазии либо направлялись в сибирские лагеря, из которых возвратились лишь единицы; их семьи были лишены гражданских прав и почти всего имущества.

Репрессии в абхазских селах проводились руками местных властей, многие представители которых по разным причинам (из соображений личной безопасности, по карьеристским соображениям и т.п.) предпочли забыть о собственной национальной и фамильно-родовой принадлежности. В годы репрессий доносы на родственников и соседей не были редкостью, но они безусловно осуждались обществом. Уже в 1950-е – 1960-е гг., во времена хрущевской оттепели, абхазы получили возможность проявить свое отношение к лицам, известным доносительством и участием в репрессиях. При этом были использованы нормы традиционного абхазского права: большинство непосредственных участников репрессий и их семьи потеряли в глазах общества "свое лицо", были подвергнуты всеобщему бойкоту и изгнаны из собственного рода.

Наиболее скомпрометированные были наказаны изгнанием: под давлением односельчан они были вынуждены вместе с семьями уехать из родных мест (иногда за пределы Абхазии). Некоторые из наиболее активных участников репрессий так и не были прощены, но большинство их детей и внуков позднее получили возможность вернуться в родные места.

Сохранению сильного влияния традиций способствовало то обстоятельство, что подавляющее большинство абхазов продолжало проживать в сельской местности, где они с момента рождения постоянно находились в окружении своей семьи и родственников, с детства впитывали традиционные устои нравственного поведения. Не удивительно, что в советский период уровень преступности (проявлявшейся в основном в мелком воровстве, хулиганстве и драках молодежи) в среде абхазов был очень низок и не шел ни в какое сравнение с уровнем преступности в среде городского населения и оторванных от родных мест переселенцев. Картину не изменила даже наблюдавшаяся с 1960-х гг. устойчивая и все возраставшая по своим масштабам миграция абхазской молодежи в города, так как и после переезда абхазы-горожане сохраняли прочные связи с родными селами: они обязательно присутствовали на фамильных торжествах, часто проводили в родительском доме отпуска и выходные, помогали родственникам в обработке земли и т.п.

Поражением советских властей закончилась борьба против тех обычаев, в следовании которым абхазы видели пользу и здравый смысл. Например, власти в течение семи десятилетий безуспешно боролись против проведения массовых застолий, даже полностью запретили (специальным постановлением абхазского обкома Компартии Грузии в 1969 г.) проводить "аиныхра" – поминальные угощения (100, с. 51). В данном случае их неудача объяснялась совсем не непреодолимой страстью абхазов к публичным застольям, а тем, что эти застолья не являются самоцелью: они были и до сих пор остаются действенным средством сохранения сплоченности фамильно-патронимических групп и поселково-соседских общин.

Партийные и государственные органы Абхазии стремились бороться с отжившими и реакционными по их мнению пережитками при помощи всемерной пропаганды новых "социалистических" по форме и содержанию традиций и обрядности. По инициативе властей проводилось всеобщее празднование государственных и пролетарских праздников, вводились новые обычаи (посадка в селах деревьев в честь новорожденных, торжественные проводы в армию и встреча демобилизованных, поездки молодоженов в оплачиваемые колхозом туристические путешествия, праздники дней рождения колхозов и совхозов, всевозможные профессиональные чествования виноградарей, чаеводов и т.п.).

Вдобавок к подобным официальным нововведениям с 1960-х гг. в образовавшейся прослойке разбогатевших торговцев, "цеховиков", государственных служащих, имевших большие неофициальные доходы, и т.п., наблюдалось стихийное распространение нравов, совершенно чуждых абхазским культуре и обычаям. Абхазские нувориши советского образца, подобно своим грузинским "коллегам", строили себе при жизни роскошные надгробные памятники, записывали прощальные речи с нравоучениями живым на магнитофон для последующего всеобщего прослушивания на собственных похоронах, на их могилах зажигался "вечный огонь", на поминках выставлялись портреты усопших во весь рост, с пистолетом, телефонной трубкой, рогом вина и другими атрибутами "настоящего мужчины" в руке, их родственники многие годы носили траур и фотографии усопших на своей груди (100, с. 53-54).

Несмотря на повсеместное распространение в среде абхазов современного образования и проводившийся в течение всего советского периода курс властей на превращение абхазского общества в социалистическое, базовые традиционные институты: ажвла, абипара, особое положение старейшин, строгая регламентация поведения человека в семье и обществе, а также приверженность религии своих предков, у абхазов в целом сохранились.