Александр Крылов Дыдрыпш-ныха Главы из книги "Религия и традиции абхазов" Невысокая заросшая лесом гора Дыдрыпш-ныха расположена рядом с селом Ачандара Гудаутского района, через нее проходит древняя скотопрогонная тропа, ведущая к высокогорным пастбищам и перевалам Большого Кавказского хребта. Внешне она мало чем отличается от соседних гор, но почитается местным населением с глубокой древности. Благодаря записям, оставленным проезжими учеными, священниками и путешественниками, можно судить о том, что представляло собой святилище в конце ХIХ и начале ХХ вв. и как оно тогда функционировало.
На вершине горы Дыдрыпш находились развалины древнего христианского храма. Туда, после совершения жертвоприношения у подножия горы, для принесения присяги поднимались в сопровождении жреца люди, обвиненные в преступлении и желавшие доказать собственную невиновность. Жрецами святилища были представители местной крестьянской фамилии Чичба.
Православный абхазский священник Н. Ладария, побывавший в Ачандаре в 1913 г., сообщает следующие сведения о бытовавшей тогда в святилище ритуальной практике: "к присяге приводит непременно кто-нибудь из Чичбовых, которых называют по должности "Аныха паау" (прислужник у иконы): получает он за это 60 копеек с каждого присягающего лица. Для присяги назначены два дня в неделю среда и пятница, по этим дням Чичбовы должны по очереди дежурить на священном месте. Получаемые деньги за привод к присяге делятся поровну по числу дворов Чичбовых, доход получаемый от приносящих присягу достигает 600-700 рублей в год. Поэтому понятно, насколько важно для Чичбовых облекать это место как можно большею таинственностью, чтобы не уменьшилось его значение в глазах абхазцев" (155).
Описания святилища были весьма похожи: у подножия горы небольшая поляна с несколькими считавшимися священными грабовыми деревьями, вокруг одного из них каменная ограда, внутри которой (у корней дерева) лежала плита со считавшимися неприкосновенными предметами на ней. Этнограф Г.Ф. Чурсин, побывавший здесь в 1925 г., так описал находившиеся в святилище предметы: "медный котелок, церковная медная чаша, похожая на полоскательницу, медная крышка сосуда, другая крышка с мелкими отверстиями. У самого дерева лежал обломок стрелы раздвоенного типа; на земле под опавшими листьями лежал сплющенный железный шлем с следами ударов шашки; тут же лежала заржавленная ручная железная пила (ножовка) с деревянной ручкой" (226, с.40).
Из описания Г.Ф. Чурсина можно сделать вывод о том, что в отличие от обрядовой практики, зафиксированной в XIX в., в 1920-х гг. люди уже перестали подниматься к расположенным на вершине горы развалинам, жертвоприношение и принесение присяги начало проводиться в одном месте – в святилище у ее подножия.
Вскоре после посещения Г.Ф. Чурсиным Ачандары, тема традиционной религии и святилищ абхазов стала в науке крайне непопулярной и даже опасной. Связано это было как с развернувшейся борьбой против религии и "реакционных пережитков" (одним из которых было объявлено святилище Дыдрыпш), так и с происходившими политическими событиями.
Как уже говорилось во второй главе, абхазские крестьяне категорически не принимали политики коллективизации сельского хозяйства и в феврале 1931 г. массовый сход принес клятву в святилище Дыдрыпш в том, что ни один из присутствующих или членов их семей никогда не вступит в колхоз. Через несколько лет начался период массовых репрессий и восстанавливать происходившие события можно в основном по воспоминаниям очевидцев и их потомков, а не по письменным источникам.
Само расположенное у подножия Кавказских гор село Ачандара по праву считается одним из красивейших мест Абхазии. Окружающая местность в течение многих веков представляла собой политический и культурный центр для всех абхазов: именно здесь в селе Лыхны располагался дворец владетельных князей Чачба (Шервашидзе), рядом с которым, на Лыхненской поляне, на протяжение многих веков на массовых сходах решались наиболее важные общественные проблемы. Жители этой северо-западной – Бзыбской части Абхазии считают, что именно они, затронутые грузинским (точнее, мегрельским) влиянием в наименьшей степени, сохранили подлинные абхазские традиции, обычаи и язык в их первозданной чистоте.
Даже на фоне соседних старинных абхазских сел, Ачандара выделяется своей патриархальностью. Сохранилась когда-то традиционная для Абхазии структура хуторского расселения, в селе не услышишь ругани и ссор, нет драк, воровства, на дверях многих домов нет ни замков, ни щеколд. По данным местного сельсовета, сейчас в Ачандаре проживает около полутора тысяч человек (344 хозяйства). В основном это люди среднего и старшего возраста, так как для получивших современное образование молодых повседневный крестьянский труд не слишком привлекателен и они предпочитают жить в городах. Глубокий кризис местного товарного сельскохозяйственного производства после распада СССР привел к тому, что село постепенно возвращается к натуральному хозяйству и дедовским методам обработки земли.
Близость почитаемого с древности святилища накладывает свой отпечаток на все стороны жизни села Ачандара. В нем проживает большинство представителей фамилии Чичба, которые с незапамятных времен исполняют жреческие функции в святилище Дыдрыпш. Когда-то эта крестьянская фамилия была весьма многочисленной: согласно современной устной традиции, в середине ХIХ в. только в селе Ачандара им принадлежало более восьмидесяти дворов.
В трагические времена махаджирства в конце XIX в. большинство чичбовцев было вынуждено покинуть родину. По-видимому, переселявшиеся чичбовцы перенесли на свое новое место жительства часть местного святилища, благодаря чему, как сообщает Г.Ф. Чурсин, "в Турции абхазы-переселенцы нашли себе свой Дыдрыпш в виде какой-то горы, молятся ему и, по их мнению, получают от него поддержку" (226, с.42).
К настоящему времени в Ачандаре сохранилось только девять дворов чичбовцев, они встречаются также в Гудауте, Пицунде, Сухуме и других населенных пунктах Абхазии. В фамилии несколько семей считаются христианскими, остальные относят себя к мусульманам, однако в повседневной жизни людей это никак не проявляется и в действительности не существует практически никакой разницы между чичбовцами-христианами и чичбовцами-мусульманами.
Сегодня в Абхазии вместе с теми потомками махаджиров, которые возвратились на родину после грузино-абхазской войны, проживает около двухсот представителей фамилии Чичба (примерно пятьдесят семей). Внутри нее сохранилось деление на несколько абипар, названия которых восходят к имени общего родового предка – Антон, Ахмед, Батал, Гоч, Хаул и Хуссейн.
Согласно сведениям русской путешественницы графини П.С. Уваровой и абхазского просветителя Н.С. Джанашиа, по отдельности посетивших Ачандару в конце ХIХ в., в то время жрецом святилища Дыдрыпш назначали самого старшего по возрасту мужчину из фамилии Чичба (80, с.111-119, 210, с.158). Теперь же при назначении жреца чичбовцы в первую очередь руководствуются моральными качествами претендента, а не его возрастом, который утратил свое определяющее значение. Родовая принадлежность также не играет никакой роли в выборе жреца. Нынешний жрец Заур Чичба – энергичный худощавый мужчина лет шестидесяти: он не самый старший в фамилии и принадлежит к абипаре Хуссейн, а его предшественники были из других родов фамилии Чичба.
Заур стал жрецом в 1992 г., после того, как его предшественник Володя Чичба (именно так, а не Владимиром называли его все собеседники) умер от сердечного приступа вскоре после начала грузино-абхазской войны. По воспоминаниям Заура, до Володи примерно пятьдесят лет жрецом был Конач, доживший до 108 лет, а до Конача – его отец Халил.
Согласно Н.С. Джанашиа, который оставил довольно подробное описание святилища Дыдрыпш в конце XIX в., отцом Халила был Коблух Чичба. По его сведениям, подтвержденным позднее Н. Ладария (155) в то время в святилище было несколько жрецов. Можно предположить, что именно при Халиле по каким-то причинам (скорее всего связанным с политическими событиями конца 1910-х – начала 1920-х гг.) произошло изменение существовавшего прежде порядка. Видимо этим и объясняется, что в современной устной традиции перечисление жрецов начинается с Халила, так как именно он, скорее всего, стал первым в фамилии Чичба единственным жрецом, совершавшим все церемонии и обряды, в то время как прежде по крайней мере некоторые из них (очистительные присяги и т.п.) могли проводиться другими представителями жреческой фамилии, дежурившими у святилища по очереди.
Согласно существующему ныне порядку, жрецом может быть назначен только тот из чичбовцев, кто отличается "кристальной чистотой": честностью, достойным поведением. Несмотря на то, что предыдущий жрец, имел трех сыновей, его преемником стал Заур, принадлежащий к другому роду фамилии Чичба. За фамильным сходом чичбовцев сохраняется право сместить жреца, если он в дальнейшем в чем-то провинится. В далекой истории такие прецеденты бывали, но за давностью лет никто из наших ачандарских собеседников не смог вспомнить ни одного конкретного примера смещения жреца. Дело в том, что фамильный сход очень подробно обсуждает кандидатуру будущего жреца: живущие по соседству родственники знают друг о друге практически все и, как правило, не ошибаются в своем выборе.
Судя по записанным в разное время абхазским преданиям, которые подтверждаются и современной устной традицией, в древности жрецами святилища были представители княжеского сословия. Вот одно из таких преданий, записанных в начале ХХ в. со слов ачандарцев абхазским священником Н. Ладария, православное мировоззрение которого не могло не сказаться на трактовке сообщаемых ему сведений.
Согласно этому автору, на рубеже ХIХ и ХХ вв. гора Дыдрыпш одновременно почиталась как православными абхазами, так и мусульманами. Последние утверждали, что "вершина этой горы есть место пребывания какого-то магометанского святого". Однако Н. Ладария категорически отвергал возможность какой-то связи святилища Дыдрыпш с исламом: на основании употреблявшегося в то время абхазского названия горы "Ан-пс-ныха-тып" (переведенного им как "место иконы Успения Богоматери") он делает категорический вывод о христианском происхождении данного святилища (155).
В отношении действующих в святилище жрецов данный автор сообщает, что первоначальные жрецы из фамилии Садзба были казнены за свое "нерадение", из-за которого произошло похищение находившейся на вершине горы чудотворной иконы. После этого жрецами становятся князья Ачба, которые постоянно спорили между собой за обладание этой почетной должностью. Чтобы прекратить раздоры в среде князей Ачба, хранителем священного места был назначен местный житель Палашв Чичба. Тот "горячо принялся было разыскивать во чтобы то ни стало похищенную икону" и хотя, как отмечает этот явно радеющий за дело православия автор, "все его старания оказались безуспешны", святилище "по сие время остается под хранением фамилии Чичба" (155).
В 1925 г. Г.Ф. Чурсин записал рассказ жреца Халила Чичба о том, что святыня Дыдрыпш "была поручена его предкам народом, как людям высокой честности и справедливости" (226, с.39) Им же еще раз было записано предание об обстоятельствах назначения Чичба жрецами, в целом совпадавшее с записанным Н. Ладария и отличавшееся от него лишь некоторыми деталями (226, с.39-40).
Возможно, у абхазов изначально существовали разные предания о том, каким образом фамилия Чичба стала жрецами святилища Дыдрыпш. К тому же такие предания имеют свойство меняться с течением времени. Поэтому не удивительно, что версия, рассказанная автору Зауром Чичба летом 1996 г. имела мало общего с записанными за несколько десятилетий до этого преданиями.
По его рассказу, в незапамятные времена Ачба были одновременно местными князьями и жрецами. Однажды случилось так, что в плену одновременно оказались сын князя и сын крестьянина Чичба. Когда Чичба приехал выкупать из плена своего сына, то он увидел вместе с ним юного Ачба, заплатил за него все имевшиеся деньги, привез к отцу и тут же начал собираться обратно – за своим сыном. Князь, пораженный поведением крестьянина, созвал жителей Ачандары и сказал им, что единственным способом достойно отблагодарить Чичба за проявленное великодушие будет передача ему и его фамилии жреческих функций в святилище Дыдрыпш.
С тех пор, по словам Заура, княжеская фамилия Ачба и крестьянская фамилия Чичба жили "как братья", но жрецами святилища могли быть только представители фамилии Чичба. Лишь сами чичбовцы могут передать жречество представителям другой фамилии, однако если они сделают это без внутреннего убеждения в пользе такого шага, из каких-либо конъюнктурных соображений, то их фамилия может понести жестокое наказание со стороны божественных сил.
Сохраненная устной традицией память о былых тесных отношениях между князьями Ачба и жрецами Чичба, скорее всего стала причиной заблуждения С.И. Бахиа, которая рассматривала Ачба и Чичба как представителей одной и той же фамилии и считала, что в Ачандаре "жили представители следующих фамилий: Чичба (Ачба), Хагба, Чамагуа, Агрба, Гунба, Царгуш и др." (50, с.25).
Несмотря на имеющиеся различия в версиях обстоятельств назначения Чичба жрецами, все они едины в том, что в древности абхазские князья были одновременно и жрецами святилища Дыдрыпш. Однако в настоящее время, и Заур Чичба особенно подчеркнул это обстоятельство, жрецами всех абхазских святилищ являются представители сословия свободных крестьян анхаю. Объяснил он это тем, что князья и дворяне (подобно современным политикам) как люди, чья деятельность была связана с политикой, интригами, притворством и властью над людьми, не могли быть "кристально чистыми", а значит, не подходили для роли жрецов.
Тем более не подходящими для этой роли считаются представители сословий ахоуйю и ахашалов, находившиеся в прошлом в зависимом положении от своих господ, которое, по мнению жреца, также совершенно несовместимо с принципом "моральной чистоты". Даже отдаленные потомки ахоуйю и ахашалов не могут стать достаточно "чистыми" для служения в святилище, так как они не могли получить "достойного" воспитания в своих семьях. Поэтому в настоящее время жрецы абхазских святилищ принадлежат только к сословию свободных крестьян анхаю. (Но есть и одно исключение: жрецами святилища Лых-ныха в селе Лыхны являются представители фамилии Шакрыл, относящиеся к сословию ашнакума, занимавшего промежуточное положение между крестьянами и дворянами).
Большинство абхазов говорит по-русски совершенно свободно и без акцента, он остается для них вторым родным языком, которым многие владеют намного лучше, чем абхазским. У Заура Чичба русский язык вызывал большие проблемы: при довольно правильном построении фраз ему часто не хватало словарного запаса. Он опасался быть неправильно понятым собеседником и того, что говоря по-русски, он невольно исказит какие-то важные сведения и представления о высших силах. Так что во время наших многочисленных бесед мы чаще всего были вынуждены прибегать к помощи переводчиков. Причина крылась в особенностях абхазской истории 1930 – 1940-х гг., на которые пришлось детство и юношество сверстников жреца.
В 1937 г. отца Заура обвинили в троцкизме, он погиб в сталинских застенках, а оставшиеся без кормильца и почти всего имущества вдова и шестеро детей несколько лет жестоко голодали. С раннего детства Заур работал пастухом и одновременно учился в местной школе. Когда он учился в пятом классе, большинство прежних учителей было репрессировано, в школу прислали учителей-грузин и обучение было переведено на грузинский язык – совершенно не понятный местным жителям.
Несколько лет продолжалось переучивание на грузинском, но вскоре после смерти И.В. Сталина, по единодушному требованию абхазов преподавание вновь было переведено на абхазский и русский языки. Заур опять пошел в пятый класс, а из восьмого его мобилизовали на службу в советскую армию. После демобилизации он работал в колхозе, одновременно с трудом закончил десять классов вечерней школы, но мечты о продолжении образования в техникуме пришлось оставить ввиду явной скудности полученных знаний и недостаточного знания русского языка.
В фамилии Чичба, как и в других абхазских фамилиях, все представления о Дыдрыпше, о правилах общения с высшими силами и порядке совершаемых при этом обрядов передаются из поколения в поколение при помощи устной традиции. Абхазские дети (не только из чичбовцев, но и из других семей), регулярно присутствуют на различных молениях и церемониях и, таким образом, "впитывают в себя" правила общения с высшими силами с самого раннего возраста.
По словам Заура, в незапамятные времена апаимбар Дыдрыпш жил на Земле как обычный человек и выделялся только своей красотой, манерой говорить, праведным образом жизни. В то же время в нем сочетались человеческое и божественное начала. Как человек Дыдрыпш был подвержен болезням, о чем свидетельствует местная легенда о появлении родника рядом с Малым Дыдрыпшем – нижней молельной поляной у подножия горы. Согласно этой легенде, однажды Дыдрыпш заболел и настолько обессилел, что не мог дойти до источника и уже погибал от мучительной жажды. Тогда он обратился в Всевышнему с мольбой о помощи, и после этого из земли забил источник с чистой и вкусной водой.
Божественная природа Дыдрыпша позволяла ему точно предсказывать судьбы, лечить больных, и поэтому люди в конце концов поняли, что он не простой человек, а – ангел. После этого несовершенные по своей природе люди стали беззастенчиво злоупотреблять временем и терпением Дыдрыпша. Тот, видимо совершенно замученный мелочными людскими просьбами и человеческой вздорностью, пришел к Богу и спросил, что ему делать? Бог решил сделать Дыдрыпша невидимым, как и он сам, и с тех пор невидимый Дыдрыпш, передвигающийся на крылатом коне по имени Араш, присутствует повсюду.
Хотя ангел присутствует повсюду, местом его постоянного обитания считается гора Дыдрыпш-ныха, у подножия которой находится святилище. Название горы состоит из двух частей – имени Дыдрыпш и слова "аныха", означающего по-абхазски "священное место, святилище", и в целом было переведено Зауром Чичба как "священное место обитания ангела Дыдрыпш". Однако некоторые ученые дают другой перевод этого названия. По мнению Л.Х. Акаба, например, наименование "Дыдрыпш" означает "удел громов" (29, с.33).
Многие авторы полагали, что абхазы почитают священную гору Дыдрыпш и находили в этом параллели с культами в других частях света. Г.Ф. Чурсин, например, писал, что "почитание гор почти в таких же формах распространено, как известно, по всему миру" и в качестве иллюстрации приводил обожествление гор сахалинскими гиляками, алтайскими тюрками, монголами, камчадалами и другими народами (226, с.44).
По словам Заура Чичба, мнение о том, что абхазы почитают "священную гору" является совершенно безосновательным. На самом деле они почитают Дыдрыпша – ангела, представляющего Бога, а гора рассматривается как священная лишь в качестве места его обитания.
Видимо учитывая первоначальную историю взаимоотношений Дыдрыпша с людьми, до сих пор считается, что апаимбара нельзя беспокоить по мелочам: это может только разгневать его. Обращаться к нему за помощью разрешается лишь в тех случаях, когда абхазскому народу угрожает реальная опасность, либо когда люди сами не в состоянии выяснить истину и решить важные для них проблемы. В то же время, жрец, к примеру, не может попросить Дыдрыпша помочь бездетной женщине, спасти умирающего человека, вылечить больного или в других подобных случаях, так как судьбы людей "предопределены Богом и тут ничего нельзя изменить".
В тех вопросах, которые не касаются предопределенной Богом судьбы, при посредничестве жреца можно попросить помощи у Дыдрыпша. Он может исправить грешников и "сделать плохих людей хорошими". Многие местные жители совершенно уверены, что после обращения человека к ангелу, его обидчики непременно понесут наказание, преступники, почувствовав гнев Дыдрыпша, и под угрозой гибели всего рода или фамилии, раскаются, а судьба просителя непременно изменится к лучшему. Мои собеседники приводили примеры, когда после принесения ложной клятвы человек тут же погибал на месте, либо по разным причинам начинали умирать родственники клятвопреступника и он был вынужден признаться в своей вине.
Если люди просят Дыдрыпша о чем-то, что не может быть исполнено сразу (например, указать на преступника), жертвоприношение совершается только после исполнения их просьбы. При этом все расходы ложатся не на тех людей, которые пострадали, а на преступника и его род, которые для того чтобы снять с себя наказание высших сил вынуждены проводить очистительное моление и нести все связанные с ним большие материальные расходы.
Нарушение данной в святилище клятвы считается величайшим грехом, кара за который падает на весь род нарушителя. Показательно, что потомки участников событий 1931 г., проживающие во всех концах Абхазии, продолжают просить о прощении за вынужденное нарушение данной когда-то клятвы не вступать в колхозы и проводить очистительные моления вплоть до настоящего времени. На одной такой церемонии нам удалось побывать в августе 1998 г. и о ней будет рассказано ниже.
Люди могут подниматься к святилищу только в сопровождении жреца, выступающего посредником при общении Дыдрыпша и человека. Даже представители двух семей, живущих совсем рядом со святилищем (но они не чичбовцы), не имеют права подниматься туда без жреца и, тем более, служить проводниками для людей, из любопытства желающих подняться на гору.
Святилище составляет единое целое, но оно состоит из двух частей, называемых по-абхазски "Дыдрыпш-Ду" (Большой Дыдрыпш) и "Дыдрыпш Хучы" (Малый Дыдрыпш). Все церемонии (очистительные клятвы, проклятия и т.п.) проводятся в расположенном у подножия горы Малом Дыдрыпше. К расположенному выше него Большому Дыдрыпшу разрешается подниматься только нескольким избранным представителям жреческой фамилии. Это положено делать раз в год, когда в воскресный день (чаще всего летом или в начале осени) чичбовцы поднимаются в святилище, "проводят уборку Большого и Малого Дыдрыпша", совершают там обряд жертвоприношения и молят Бога и Дыдрыпша даровать мир и благоденствие собственной фамилии и всей Абхазии. В настоящее время, однако, ежегодное моление чичбовцев может быть проведено в доме жреца или одного из проживающих в Ачандаре представителей фамилии. К Большому Дыдрыпшу чичбовцы поднимаются с просьбой о заступничестве в трагические для Абхазии времена (война, угроза истребления абхазов и т.п.).
По описанию Заура Чичба, Большой Дыдрыпш представляет собой поляну, на которой стоят "несколько сотворенных природой каменных сидений". Ш.Д. Инал-ипа, поднимавшийся на гору Дыдрыпш в 1964 г., дает краткое описание этих "каменных сидений". Он пишет, что на пастушеской дороге чередуются уступы и площадки, причем "на каждой из этих, некогда искусственно выровненных площадок совершенно отчетливо обнаруживаются сложенные из больших и малых прямоугольной формы камней квадратные или прямоугольные в плане "алтари", более или менее пострадавшие от времени. На второй (от тропы к вершине) площадке большие плиты (90 см х 60 см х 35 см) сложены в виде "стола" (на две несколько отстоящие друг от друга плиты положена сверху третья), на котором, по словам нашего проводника, 70-летнего Дигуа Османовича Джения, в не столь еще давнее время производились жертвоприношения" (99, с.530).
Малый Дыдрыпш, куда мы не раз приходили с Зауром Чичба в 1998 г., располагается ниже Большого, в небольшой роще очень старых грабов у подножия горы, рядом с источником ключевой воды. Рубить грабы запрещено и ствол одного давно засохшего и лишенного своих веток дерева продолжает стоять на своем месте в полной неприкосновенности.
Под расположенным рядом с источником грабовым деревом находится небольшой, прямоугольный, обитый сверху кровельным железом (частью оно совершенно проржавело от старости) стол, который используется при проведении различных церемоний, а также во время ежегодной ацу-ныхи жителей ближайшего из составляющих Ачандару поселков, в которой, наряду с чичбовцами, принимают участие и представители соседних абхазских фамилий.
На Малом Дыдрыпше проводится церемония очистительной клятвы людьми, стремящимися доказать свою невиновность в тяжком преступлении – убийстве, грабеже, краже, грехе кровосмешения. По словам жреца, нарушение невестой невинности приравнивается к убийству или крупному грабежу, поэтому и в этом случае подозреваемая должна принести в святилище клятву в своей невиновности. Сюда же приходят те люди, которые когда-то были прокляты, но считают себя невиновными в том, что им приписывают и готовы подтвердить это клятвой.
Церемония произнесения очистительной клятвы происходит несколько выше родника и того места, где проклинают: у старого граба, огороженного круглой невысокой оградой из необработанных камней, уложенных методом сухой кладки. Это дерево настолько мощное, что его ствол разрушил часть ограды и теперь как бы заменяет ее собой.
Перед произнесением очистительной присяги жрец дает пришедшему грабовую веточку, сорванную им с одного из растущих в святилище деревьев. Подозреваемый в умышленном убийстве, стоя у каменной ограды с веточкой в руке, вслед за жрецом произносит клятву: "Я убил его случайно, если же я сказал неправду и убил его преднамеренно – пусть я не уйду отсюда". Если подозреваемый стремится доказать свою полную непричастность к какому-либо преступлению, то он говорит: "я не виновен, я не знаю, кто совершил преступление и если это не так – пусть я не сойду с этого места". Затем пришедший бросает веточку внутрь ограды, после чего стоящие здесь же соприсягатели из числа друзей и родственников подозреваемого присоединяются к его клятве.
Судя по описаниям данного места авторами второй половины ХIХ – начала ХХ вв., внутри огораживающей старый граб ограды всегда находилось довольно много различных предметов. Последним об этом писал Ш.Д. Инал-ипа, посещавший это место в 1964 г.: "Здесь под одним большим грабом простой кладкой сложен молитвенный алтарь (аныхырта) до 1 м. высотой, внутри него две жерди, приставленные как лестницы, к дереву, а на них и в алтаре находятся различные старые металлические предметы, а также тряпки и пр." (99, с.530).
Согласно полученному нами от Заура Чичба объяснению, предметы, находящиеся внутри ограды, не являются культовыми. Они принадлежат тем людям, которые совершили, или подозреваются в совершении какого-либо преступления и кого проклинают приходящие в святилище (при Володе Чичба сюда даже был принесен тяжелый автомобильный домкрат). Если пострадавший точно знает своего обидчика, либо просто подозревает кого-то, то он стремится получить принадлежащую тому вещь и принести ее в святилище. Со словами "пусть проклятие будет действовать до тех пор, пока он не придет сюда и не заберет это" (т.е. принадлежащую преступнику вещь) предмет вешается на дерево или опускается внутрь ограды.
Считается, что в том случае, если подозреваемый невиновен, проклятие на него не подействует и принадлежащая ему вещь долгое время продолжает оставаться на месте. Чтобы не захламлять святилища, жрец "с подобающими случаю словами" регулярно очищает от предметов находящееся внутри ограды место и складывает их неподалеку. При этом предметы не выносятся за пределы территории Малого Дыдрыпша, так что произнесенные по отношению к преступникам проклятия не утрачивают своей силы.
Собранные нами данные о происходящих в облике святилища изменениях подтвердили объяснения жреца. В 1997 г. в ствол огороженного граба были вбиты полоска железа, напоминающая монтировку автослесаря, и большой гвоздь, на которых висели вилы без древка и несколько мелких железных предметов крестьянского инвентаря. Внутри ограды – на земле стояла полускрытая сухими веточками небольшая медная чаша.
В мае 2000 г. на дереве уже не висело никаких металлических предметов. По словам жреца, они принадлежали людям, которые подозревались в совершении преступлений и были принесены на это место пострадавшими для того, чтобы Дыдрыпш показал, виновны ли они на самом деле. Когда эти люди (действительно оказавшиеся виновными) ощутили на себе гнев божественных сил, то они покаялись, возместили пострадавшим ущерб и получили их прощение. Были проведены очистительные моления и жрец попросил Дыдрыпша больше не наказывать виновных и их родственников, а висевшие на дереве предметы были возвращены раскаявшимся.
У подножия дерева до сих пор продолжает оставаться лишь медная чаша, известная нам по всем прежним описаниям святилища. Как пояснил жрец, в данном случае преступники не раскаялись, их фамилия исчезла и теперь некому просить в святилище о прощении грехов своих предков. Опираясь на сделанные XIX в. описания святилища, можно заключить, что связанная с данным местом ритуальная практика практически не изменилась.
Мои собеседники-ачандарцы неоднократно утверждали, что в случае принесения ложной клятвы в святилище преступник часто тут же падал замертво, причем после этого его не могли поднять несколько сильных мужчин, так как "земля не отдавала его тело". В этом случае, чтобы забрать тело для погребения, родственники погибшего должны были принести в жертву белого козленка или барашка, после чего жрец просил Дыдрыпша: "отдай нам его кости, ты уже показал правду, теперь разреши нам забрать его". По свидетельству собеседников, после такого жертвоприношения два человека без какого-либо труда поднимали и уносили тело клятвопреступника.
Аналогичным образом проводится присяга человека, который подозревается в совершении тяжкого преступления, например в убийстве, но доказать его вину другими способами не представляется возможным. По свидетельству ачандарцев, большинство обвиняемых, которые действительно совершили те преступления, в которых их обвиняют, боятся подниматься к святилищу для принесения очистительной клятвы и, чтобы избежать этого, были вынуждены признавать свою вину.
По утверждению Заура Чичба, сверхъестественные силы святилища Дыдрыпш довольно часто используют работники прокуратуры и суда в тех случаях, когда современное правосудие не с состоянии разобраться в деле и доказать вину подозреваемого. В этом случае правоохранительные органы имеют возможность послать подозреваемого к жрецу для принесения очистительной присяги в святилище Дыдрыпш.
Как утверждает жрец, часто он по лицу подозреваемого видит, виновен ли человек в приписываемом ему преступлении, даже если на словах тот отрицает свою вину. Если подозреваемый поклянется в своей невиновности, то это считается достаточным основанием для прекращения дела: либо все обвинения действительно были безосновательными, либо, в случае принесения ложной клятвы, преступник непременно будет жестоко наказан божественными силами.
Отношение высших сил к тому или иному делу во многом зависит от личности самого просителя. Если пострадавший человек чист и не виновен в каких-то неблаговидных поступках, то когда он становится объектом преступления, считается: "он пострадал ни за что". Так что когда такой человек просит Дыдрыпша о помощи, тот с готовностью помогает ему и быстро наказывает преступника. По словам жреца, он сам иногда удивляется тому, насколько быстро Бог и апаимбар показывают истину и наказывают виновных, вынужденных приходить и просить об освобождении от своего греха. Однако подобного не происходит, если и сам пострадавший грешен: тогда исполнение его просьбы может задержаться и очень надолго.
Жрец не проклинает преступников сразу: пострадавшие должны заранее оповестить живущих с ними по соседству людей, особенно тех, кого они подозревают в совершении преступления, о назначенной дате обряда проклятия в святилище. В случае, если до назначенного срока церемонии виновный не придет к пострадавшим или к жрецу и не покается в совершенном, в святилище совершается обряд проклятия.
Однако, по словам жреца, чаще всего виновные настолько боятся проклятия, что приходят и признаются в преступлении. Тогда, если они возмещают принесенный потерпевшим ущерб (например, возвращают в двойном размере украденное) и получают их прощение, проклятие не произносится. В результате, как с нескрываемой гордостью и удовлетворением подчеркнул в нашей беседе Заур Чичба, "даже если в Ачандаре положить на улице мешок с деньгами – его никто не возьмет".
Вместе с тем, как отмечает жрец, в постсоветской Абхазии появились преступления, которых не было раньше: "сейчас начали красть людей – мужчин, женщин, детей, за которых требуют выкуп. Если не приносят денег – похищенного убивают. Такого раньше не было. Если у семьи нет денег для выкупа и они не знают – кто украл, то родственники встают на колени и просят наказать виновного. Бог такого греха не прощает и рано или поздно преступники приходят каяться и все рассказывают о своих преступлениях".
В настоящее время жрец чаще всего совершает очистительные моления, которые проводятся на участке у его дома: считается, что в этом случае (в отличие от церемоний проклятия, очистительной клятвы и т.п.) подниматься к святилищу не обязательно, так как "Дыдрыпш – повсюду". Совершив жертву жрец может к нему обратиться откуда угодно, по словам Заура Чичба, "даже из России".
Жрец выступает как бы поручителем перед Богом и апаимбаром в том, что проситель излагает все обстоятельства дела точно и без обмана. Так что вначале проситель должен заранее прийти к жрецу в один из приемных дней и подробно рассказать о своем деле. Если обстоятельства дела неясны, то жрец стремится их выяснить путем опроса тех людей, которые что-либо о нем знают.
По понедельникам и четвергам жрец занимается "следственными делами": в эти дни в святилище совершаются церемонии очистительных клятв, проклинаются преступники и т.п. (по сведениям Н. Ладария в начале ХХ в. это делалось по средам и пятницам). По вторникам и воскресеньям проводятся очистительные моления: приходят те, кто когда-то произнес ложную клятву и впоследствии раскаялся в этом, кто желает очиститься от своего греха, снять наложенное кем-то проклятие и т.п.
После своего назначения жрецом, Заур Чичба записывает в имеющуюся у него толстую общую тетрадь всех тех, кто обращался за помощью к Дыдрыпшу, а также обстоятельства дела, вынудившие человека пойти на этот шаг (кто проклинает, за что и т.п.). По словам жреца, под влиянием постигших его несчастий "преступник рано или поздно приходит чтобы снять проклятие". Если он отказывается признавать за собой или своими родственниками какую-либо вину и утверждает, что не знает чье проклятие его настигло, жрец открывает свою тетрадь, перечисляет фамилии людей, приходивших к святилищу, и задает вопрос: "Ты кого-нибудь из этих людей обидел? Ты совершил данное преступление? Или родители?" и т.п. Так как, по словам жреца, в Абхазии "все знают всё и обо всём", преступник вынужден признавать свою вину, либо вину своих родственников даже в тех преступлениях, которые были совершены в далеком прошлом.
После полученного признания жрец отправляет желающего снять проклятие к тем, кто его наложил. Проклятие может быть снято только в том случае, если пострадавшие удовлетворятся предлагаемым размером и формой возмещения понесенного ими ущерба (такое возмещение может намного превышать стоимость похищенного: вместо одной украденной коровы – две и т.п.) и простят виновного. Последний должен также привезти пострадавших на церемонию снятия проклятия и (в отличие от того, если бы он покаялся еще до произнесения в святилище проклятия) оплатить все, весьма значительные по размерам, расходы по ее проведению: жертвенное животное, продукты, вино и т.п. Зачастую на самой церемонии виновный в знак своей благодарности преподносит подарок человеку, согласившемуся снять с него проклятие (деньги, кусок материи и т.п.).
Оплаты действий жреца и тех чичбовцев, которые принимают участие в церемонии (режут жертвенное животное, разделывают его тушу, готовят пищу, накрывают на стол, подают, убивают, моют посуду и т.п.) не предусматривается. Все исполняемые чичбовцами весьма хлопотные и отнимающие много времени и сил обязанности, рассматриваются как их долг и обязанность перед Богом, Дыдрыпшем и людьми. Однако те, с кого снимается проклятие, во время моления по собственной инициативе могут передать деньги для жреца и всех чичбовцев. Жрец соглашается принимать деньги с явной неохотой (это дает повод для слухов о "легких заработках чичбовцев" и т.п. вздорных пересудов, воспринимаемых щепетильно совестливым Зауром Чичба особенно болезненно) и только для того "чтобы не обидеть выражающего таким образом свою благодарность человека", для которого отказ означал бы тяжкое публичное унижение. Позднее вся полученная сумма делится между всеми чичбовцами.
В отличие от практики ХIX – начала ХХ вв., когда чичбовцы по очереди дежурили у святилища, в настоящее время жрец принимает посетителей у себя дома. Если он посчитает проблему действительно важной и требующей вмешательства Бога и апаимбара, то с просителем обговаривается дата и время церемонии, а также все необходимое для ее проведения. Это нужно в том числе потому, что перед молением жрец должен "очиститься" – то есть на какое-то время воздерживаться от близости со своей женой. В остальном же для него и других участников церемонии нет никаких ограничений.
Если судить по тем церемониям, на которых нам удалось побывать в 1998 – 2000 гг., чаще всего Заур Чичба совершает моления в обычной, тщательно отутюженной одежде (темные рубашка и брюки, начищенные ботинки). По особо торжественным случаям (например во время ежегодного моления чичбовцев, общеабхазских молений и т.п.) он надевает сценический костюм, в котором он выступал много лет назад в местном фольклорном ансамбле. Костюм этот светло коричневого цвета, выцветший от времени, состоит из френча старого абхазского образца, подпоясанного узким кавказским поясом, галифе и сапог. Просители, как и жрец, должны быть одеты чисто и нарядно, так как "общение с Дыдрыпшем – для людей праздник".
Обращаться с просьбами к Дыдрыпшу могут не только абхазы, но и представители других народов. По словам Заура Чичба, раньше к святилищу по различным поводам довольно часто приходили местные армяне, грузины и русские. Летом 1998 г. нам удалось стать свидетелями одного из подобных случаев, когда проживающая в окрестностях Сухума армянская семья обратилась за помощью к абхазскому святилищу.
Для женщин не существует никаких особых ограничений (разумеется при строгом соблюдении установленных порядков) в посещении святилища. Дети же могут туда подниматься только в дни больших праздников (ацу-ныха, фамильное моление Чичба), когда "люди всем миром благодарят Дыдрыпша". Запрет существует лишь в отношении людей, носящих траур, а также беременных женщин и их мужей, ибо "они находятся в большом волнении". Не исключено, что запрет на посещение святилища беременными женщинами был вызван случаями их гибели из-за начавшихся по дороге в гору преждевременных родов, устойчивая память о которых сохраняется в современной абхазской устной традиции (не только в Ачандаре, но и многих других селах).
Почти все посещавшие Ачандару ученые и путешественники отмечали, что местные жители искренне убеждены во всемогуществе и всевидении Дыдрыпша и в подтверждение этого были готовы привести множество примеров. Чаще всего чудеса описывались с чужых слов, но некоторые собеседники утверждали, что сами были свидетелями различных сверхъестественных явлений. Многие абхазы, и не только преклонного возраста, полагают, что есть прямая связь между происходившими в прошлом историческими событиями и сверхъестественной силой Дыдрыпша. При этом они, как бы предвидя скептическое отношение своего собеседника к предлагаемой трактовке событий, заранее предупреждали, что не настаивают на ней, а лишь излагают факты, по которым любой человек сам сможет оценить произошедшие события и судить о степени могущества Дыдрыпша.
Одна из основных функций Дыдрыпша, по их мнению, состоит в защите абхазского народа, что совершенно явно прослеживается в устной традиции. Теперь уже ни один из собеседников не вспомнил записанных авторами ХIХ в. легенд о многочисленных примерах заступничества Дыдрыпша и чудесном избавлении Абхазии от набегов воинственных северокавказских горцев и соседних садзов. Одно из таких преданий было записано со слов "старика Чичба" и опубликовано Я. Пасхаловым в 1874 г.: "В старое время нас часто беспокоили враги, иноплеменные черкесы и другие народы, живущие за этой горой. Они появлялись тут большим полчищем, с целью перейти гору, завладеть нашей землей и заполонить нас самих, но святая гора не допускала их далее своей вершины. На Дудрипше начиналась перестрелка без войска, т.е. без войска с нашей стороны, и враги каждый раз отступали, отраженные невидимой рукой. Иногда вершина покрывалась страшной темнотой, что служило признаком появления врагов. Однажды, когда враги собрались на вершине и отдыхали там под тенью одного большого дерева, то дерево это на другой день высохло совсем с корнем..." (цит. по: 30, с.92).
Былые предания, свидетельствовавшие об особом покровительстве Бога и Дыдрыпша по отношению к абхазам, к настоящему времени оказались забытыми устной традицией. Ныне они вытеснены более поздними по времени событиями, однако логика рассуждений осталась прежней. Это ясно видно, к примеру, в изложении событий второй мировой войны, которую ачандарцы вспоминали следующим образом: "Тогда немцы прошли горные перевалы и подошли к Ачандаре (это было в конце 1942 г. – А.К.), а в селе совсем не осталось мужчин, которые могли бы его защитить – все они еще раньше ушли на фронт. К жрецу пришли люди и попросили, чтобы он обратился к Дыдрыпшу с просьбой заступиться за Абхазию. Жрец Конач Чичба с женщинами и детьми (среди них был и маленький пастушонок Заур Чичба) поднялся на гору и произнес молитву: "Кто упал на нас – верни его обратно на свою землю". Через месяц после этого немцы были разгромлены под Сталинградом, в войне произошел перелом и она закончилась поражением Германии".
По словам ачандарцев, в 1949 г. абхазам вновь понадобилась помощь Дыдрыпша: всесильный тогда Лаврентий Берия приказал выселить абхазов (как и греков) и на железнодорожных путях уже стояли предназначенные для этого эшелоны. Людям было объявлено, что в течение 24 часов они должны собрать вещи, после чего будут выселены. Жрец Конач Чичба с женщинами и детьми поднялся на гору и попросил у Дыдрыпша заступничества. После этого эшелоны ушли без абхазов (греки же, как известно, действительно были выселены поголовно).
Ачандарцы и многие из опрошенных нами жителей других абхазских сел считают, что и сегодня – после распада СССР и во время грузино-абхазской войны Дыдрыпш вновь помог абхазскому народу. Произошло это следующим образом. В 1989 г., после первых массовых столкновений между абхазами и грузинами, в Ачандару приехали "разные уважаемые люди из всех районов Абхазии", обеспокоенные складывавшейся ситуацией. Жрец Володя Чичба обратился к Дыдрыпшу: "Ты знаешь, что это наша земля – не завоеванная нами, а данная тобой, ты обрати внимание на него (и если это его земля – отдай, а если наша – оставь". Закономерным результатом этой молитвы, по мнению ачандарцев, стали произошедший через несколько лет переворот в Тбилиси, свержение и гибель первого президента постсоветской Грузии Звиада Гамсахурдиа.
Во время грузино-абхазской войны, в ноябре 1992 г., когда обстановка на фронте для абхазов была критической, Заур Чичба в присутствии съехавшихся со всей Абхазии людей вновь обратился к Дыдрыпшу: "Мы эту землю не захватывали, Бог сам дал нам эту землю и если она наша на самом деле – то оставь ее нам, если земля их – отдай им и нас больше не мучай. Если ты исполнишь наше пожелание в скором времени и очистишь нашу землю от грузин – мы на этом месте зарежем быков и отблагодарим тебя".
Как сказал Заур Чичба, когда он произносит молитву в святилище, то "чувствует божество", у него "внутри все дрожит" и слова произносятся "под влиянием вроде бы самого Дыдрыпша". Часто это совсем не те слова, с которыми он думал обратиться к Дыдрыпшу накануне. Возможно этим объясняются большие текстовые расхождения в разных версиях данной молитвы, причем ее вторая версия, сообщенная автору тем же Зауром Чичба, звучала так: "О Великий Дыдрыпш, мы тебя очень часто беспокоим своими просьбами. Мы не хотим этого, но ты посмотри: нас мало, нас убивают, и если эта земля дана нам тобой, если можно, поскорее рассуди и не дай истребить нас. Если сочтешь возможным, оставь нас хозяевами нашей земли. Если придет время, когда мы будем хозяевами своей земли, мы обязуемся приносить тебе жертвенных животных и каждый год будем резать быка". Еще один из текстов данной молитвы записан автором со слов В. Гунба – одного из участников церемонии в 1995 г. (см.: 137, с.195).
Сожалея о большом количестве погибших во время грузино-абхазской войны, Заур Чичба рассматривает ее и последовавшее вслед за ней бегство грузинского населения из Абхазии как нечто, предопределенное свыше. По его словам, "Дыдрыпш разрешил грузинам поселиться в Абхазии в то время, когда ее земля опустела". Однако после этого грузины вели себя "недостойно и наносили вред Абхазии", за что Дыдрыпш "прогнал туда, откуда они пришли". Гнев апаимбара был настолько сильным, что погибли многие совершенно невинные люди.
Местные жители утверждают, что в досоветский период не было гонений на жрецов святилища: "при царе русские ничем не притесняли Дыдрыпш, уважали его и турецкие муллы". В советский период в результате воинствующего атеизма властей местное население, включая абхазских партийных и государственных чиновников, "было вынуждено скрывать свое истинное отношение к святилищу и о нем можно было говорить только в кругу семьи".
Ачандарцы связывают пропаганду атеизма в советские времена с поселившимися в соседних селах (Лыхны, Дурипш и другие) "при Берия" (то есть в 1930-х – 1940-х гг.) грузинами. "Тогда грузины были на всех постах, наказывали жрецов, вели пропаганду, что Дыдрыпш, апаимбар – это обман. Молодежь в этих селах начала терять веру и обвинять старших в отсталости. В Ачандаре же молодые сохранили уважение к старшим и к Дыдрыпшу" (М. Кварчелия, село Ачандара).
В утрате молодежью веры во всемогущество Дыдрыпша ачандарцы видели одну из основных причин роста преступности в среде абхазов в постсоветский период. При этом спокойная обстановка в Ачандаре действительно сильно отличается от ситуации в других, даже соседних селах, где эта проблема стоит очень остро. Местные жители объясняют отличие положения в Ачандаре от других сел изначальным благотворным влиянием Дыдрыпша. Передаваемые с тех времен, когда апаимбар жил в селе как обычный простой человек, из поколения в поколение строгие правила поведения в семье и обществе (например, считается непозволительным даже словами обидеть своего собеседника) способствовали тому, что "между ачандарскими фамилиями никогда не было вражды".
Впрочем, подобная идиллическая картина и отсутствие преступности в самом селе совсем не означает, что местная молодежь сильно отличается от своих сверстников из других сел. В послевоенный период значительная часть абхазской молодежи оказалась криминализированной и ачандарцы не являются исключением. Об этом, в частности свидетельствуют разделы уголовной хроники в местных газетах, в которых упоминания о выходцах из Ачандары, совершивших различные преступления, встречаются довольно часто. Однако при этом ачандарцы крайне редко совершают преступления в родном селе: видимо, сказывается боязнь перед возможной карой Дыдрыпша, да и сознание невозможности того, что удастся сохранить совершенное в тайне от своих родственников и односельчан.
Различные моления, на которых нам удалось побывать в 1998 – 2000 гг., позволяют составить представление степени влияния традиционной религии в постсоветской Абхазии, о сохранившейся ритуальной практике и выраженных в ней религиозных представлениях. Первая из посещенных нами церемоний в святилище состоялась в начале августа 1998 г., когда к абхазскому святилищу обратилась армянская семья и произошло это следующим образом.
В воскресный день 19 июля 1998 г. мы в очередной раз приехали в Ачандару к Зауру Чичба для того, чтобы выяснить дату какой-либо из намеченных в святилище церемоний. О том, что мы будем допущены на подобную церемонию и получим возможность ее зафиксировать жрец нам обещал до этого много раз, однако, несмотря на это, сделать это в предыдущие годы по разным причинам никак не удавалось.
Во время нашей очередной неспешной застольной беседы к дому жреца на стареньком красном "Запорожце" приехало несколько проживающих в пригороде Сухума армян. Когда жрец увидел подъехавшую к воротам его усадьбы машину, переполненную людьми, он сразу подошел к ним чтобы узнать цель приезда. Как рассказала средних лет армянка, она узнала о святилище от своей приятельницы-абхазки, сказавшей, что в Ачандаре есть "сухое дерево, которое творит чудеса" и которое может помочь в ее беде. После этого она решила обратиться к Зауру Чичба в последней надежде найти правду и заступничество в своем несчастии. Жрец попросил подробно рассказать о деле и со слов женщины ее история заключалась в следующем.
Больше года назад ее муж поссорился с соседом-уголовником, абхазом по национальности. Вскоре после этой ссоры, когда они с мужем стояли на улице, кто-то бросил в них гранату. Женщина получила легкое ранение, а ее муж был тяжело ранен в живот, долго лечился и перенес несколько мучительных операций.
Подозреваемый в преступлении сосед был арестован, но через несколько дней отпущен на свободу. Как утверждал уголовник, ему якобы пришлось заплатить за свое освобождение пять миллионов рублей (тогда это составляло около тысячи долларов) и он потребовал от пострадавших возместить этот "понесенный им ущерб". Когда же муж женщины ответил, что у него нет таких денег, сосед потребовал отдать людям, у которых он взял деньги в долг, машину потерпевшего (после начала грузино-абхазской войны она находилась в России у его родственников).
Вскоре после данного уголовнику категорического отказа "возмещать ущерб", в дом армянской семьи была брошена граната. Муж женщины был убит, а несколько ворвавшихся в дом грабителей в масках "вынесли все вплоть до ношенного нижнего белья". Естественно, что вдова погибшего обвинила в преступлении своего соседа, однако правоохранительные органы (по ее убеждению – подкупленные) оказались не с состоянии раскрыть преступление и его вина осталась недоказанной.
После того, как жрец выслушал потерпевшую, он спросил ее, знает ли она точно тех, кто совершил преступление? Женщина ответила, что их лица были скрыты масками и поэтому она не может назвать имена грабителей. Однако на основании предшествовавших убийству событий она подозревает в совершении преступления своего соседа-уголовника.
Жрец согласился помочь потерпевшей, назначил церемонию на среду, 5 августа 1998 г. и рассказал о том, что ей необходимо привезти с собой: по отваренному петушку, бутылке водки или чачи, пирогу с сыром и церковной свечке от самой женщины и каждого из остальных проклинающих. Жрец также сказал женщине, что она каким-то образом должна известить подозреваемых в преступлении о месте и дате намеченного проклятия.
Приезд армянской семьи оказался как нельзя кстати для наших целей и жрец пригласил нас принять участие в намеченной церемонии. В два часа дня, в назначенное жрецом время, мы вновь встретились с приехавшими армянами в центре Ачандары и поехали к святилищу. Вскоре машины пришлось оставить: большой участок дороги к святилищу был размыт и нам пришлось продолжить свой путь в гору пешком.
Наконец мы добрались до святилища Малый Дыдрыпш. Все напились из ручья, умыли руки и лицо. Женщина выложила на расположенный у источника стол принесенную пищу и бутылку чачи. После этого жрец взял в руку стаканчик чачи и по-абхазски обратился к Богу и Дыдрыпшу с просьбой выслушать пришедших и "показать истину в их деле", затем выпил чачу и сказал женщине, что теперь она сама может обратиться к высшим силам со своей просьбой.
Стоя с горящей свечой в левой руке и стаканчиком чачи в правой, женщина на русском языке коротко рассказала о своей беде, попросила у высших сил справедливости и прокляла убийц. Она выпила чачу и вместе с жрецом поднялась немного вверх – к большому "определенному прежними жрецами" старому грабу, у корней которого лежала небольшая куча камней. Там она поставила свечу на верхний камень и прислонила ее к закопченному в этом месте стволу дерева.
После этого жрец пригласил к столу мать потерпевшей. Та выложила на стол принесенную ею еду и бутылку чачи, затем вслед за дочерью с горящей свечой и стаканчиком чачи в руках прокляла убийц. Сделала она это по-армянски, так как плохо знала русский язык. По словам жреца это вполне допустимо, так как Дыдрыпш "услышит пришедшего на любом языке (хотя, по его мнению, в общении с апаимбаром предпочтительнее все же абхазский). После произнесенной очень эмоциональной речи старушка вместе с жрецом подошла к дереву и поставила свою горящую свечу рядом со свечой ее дочери.
Вернувшись к столу, Заур Чичба вновь налил чачу в свой стакан и по-русски обратился к Богу и Дыдрыпшу с просьбой показать виновных в убийстве и грабеже: "чтобы они пришли на это место отмаливать свой грех". Вслед за жрецом об этом же попросили молодые армяне – сын убитого, а также его друг, которому принадлежал "Запорожец". За ними об этом же попросили остальные присутствовавшие на церемонии, которые подходили к столу, выпивали чачу и отведывали по кусочку куриного мяса и пирога с сыром.
После этого Заур Чичба произнес еще несколько тостов. Своими словами и поведением жрец явно стремился оказать моральную поддержку пострадавшим и убедить их в том, что кара рано или поздно непременно настигнет всех виновных в преступлении. Вслед за жрецом его тосты с различными вариациями повторялись всеми присутствующими, что также служило большой моральной поддержкой для пострадавшей семьи. Один из присутствовавших поблагодарил жреца за его трудную, требующую много времени и сил деятельность, пожелал ему долголетия и всяческих благ. Этот тост также поддержали все собравшиеся.
Когда все положенные случаю слова были произнесены и догорели свечи, церемония в святилище закончилась. Оставшаяся пища и спиртное были оставлены на столе и мы отправились к оставленным машинам. На обратном пути женщины, следуя указанию жреца, на мосту через речушку разломали на части оставшиеся неиспользованными свечи и бросили их в воду. В центре села армяне очень сердечно распрощались с жрецом, который выразил надежду, что мы снова встретимся для того, чтобы отблагодарить Дыдрыпша за справедливость и наказание убийц.
Позднее Заур Чичба посетовал на то, что в данном случае из жалости к вдове ему пришлось несколько отойти от соблюдаемых в святилище правил. Подозреваемый в убийстве не знал о намеченном проклятии, так как армянки побоялись, что если уголовник узнает о нем, то тут же их убьет. Поэтому они рассказали о дате проклятия только своим близким родственникам. К тому же, они позабыли о другом требовании жреца – привезти с собой сердце и печень предназначенных для обряда петушков. О том, насколько важную роль в обряде имеют именно печень и сердце жертвенных животных будет ясно видно на примере описания других молений.
Подобные описанной церемонии проклятия в святилище Дыдрыпш совершаются довольно редко. Как показывают наши наблюдения, чаще всего сама угроза проведения подобной церемонии вынуждает преступников сознаваться в содеянном. Вот некоторые из примеров подобного рода.
Житель Дурипша из фамилии Тарба был вынужден заночевать в машине по дороге к родному селу из-за того, что у него закончился бензин. Вооруженные грабители ночью избили его и угнали машину. Отец потерпевшего, В. Тарба, приехал в Ачандару и обратился за помощью к жрецу Зауру Чичба. Тот согласился совершить церемонию проклятия и назначил ее на среду 25 августа 1999 г., но предварительно потерпевшие должны были известить о дате церемонии жителей всех окрестных сел. В результате накануне назначенной даты церемонии проклятия преступники признались в содеянном и с извинениями возвратили похищенную машину. После этого В. Тарба вновь приехал к жрецу чтобы известить о случившемся, поблагодарить и отменить назначенную церемонию.
Следующая церемония проклятия, назначенная на среду 1 сентября 1999 г., также не состоялась. В этом случае армянская семья Казарянов, проживающая в одном из сел близ Сухума, была ограблена: грабители в масках ночью ворвались в их дом, связали и избили родителей и детей-подростков, отобрали у них золото, деньги и ценные вещи, угнали породистую корову.
В селе большинство жителей составляют абхазы и пострадавшие, решив, что именно они совершили грабеж, решили обратиться за помощью к абхазскому святилищу. Когда они рассказали своим односельчанам о назначенной церемонии проклятия, то преступники возвратили им все похищенное и возместили стоимость зарезанной к тому времени коровы. При этом, к изумлению пострадавших, преступниками оказались находившиеся вне всяких подозрений их соседи-армяне, на которых угроза проклятия в абхазском святилище подействовала в данном случае столь же эффективно, как и на абхазов.
Намеченные на сентябрь 1999 г. церемонии проклятия в святилище Дыдрыпш также не состоялись из-за того, что преступники предпочли не искушать судьбу и сознаться в содеянном. Естественно, к большой радости пострадавших, которые получили возмещение за нанесенный им ущерб. В случае отказа от проведения церемонии виновным не требуется приезжать к жрецу. Пострадавшие сами определяют размер понесенного ущерба и соглашаются отказаться от проведения церемонии лишь в том случае, если их требования были полностью удовлетворены.
В случае подобного счастливого исхода дела жрец иногда получает в знак благодарности деньги, рубашку и т.п. Однако это совсем не обязательно: благодарность может выражаться лишь словами. Более того, жрец сам может понести определенные расходы. Так, приехавшая к жрецу в радостным известием упомянутая армянская семья Казарянов побоялась возвращаться домой на ночь глядя, была оставлена в доме жреца, который не преминул отметить счастливое завершение их дела щедрым застольем.
Проведенная в ходе полевых работ в Абхазии видеосъемка совершавшихся по разным поводам традиционных молений позволяет с максимально возможной точностью описать ритуальную практику жреческой фамилии Чичба.
|
