Rambler's Top100

RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru
постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_26861.html


03 марта 2006

Андрей Зубов

"Религия и традиции абхазов"

Отзыв на рукопись А. Б. Крылова

А. Б. Зубов (доктор исторических наук ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, Зав. кафедрой Истории религий Российского православного института во имя апостола Иоанна Богослова)
Отзыв на рукопись Александра Борисовича Крылова "Религия и традиции абхазов (по материалам полевых исследований 1994-2000 гг.)"

Работа Александра Борисовича Крылова является серьезным, оригинальным научным исследованием, написанным главным образом на основе собранного самим автором уникального полевого этнографического, исторического и религиеведческого материала. Большинство сведений, сообщаемых автором, о современном положении абхазов и других народов Абхазии, об их недавнем советском прошлом, об особенностях политического и правового сознания – впервые вводятся в научный оборот и представляют огромную исследовательскую ценность. Эти данные умело проанализированы и обобщены г-ном Крыловым и связаны воедино с дореволюционными историческими и этнографическими описаниями исследуемого края. Сравнительно немногочисленная научная литература по Абхазии, воспоминания и полевые отчеты проанализированы автором с большой полнотой. Исключение составляют работы на грузинском и абхазском языках, которыми г-н Крылов, видимо, не владеет.

В первой части работы автор рассматривает историю и современное положение Абхазии. Здесь особую ценность представляют личные наблюдения за процессами, проходящими в постсоветской Абхазии на grass-roots level. Для понимания будущего всего постсоветского пространства чрезвычайно интересны наблюдения г-на Крылова за стихийным процессом реституции земельной собственности в Абхазии, восстановлением частнособственнических родовых прав и урегулированием возникающих при этом правовых коллизий (реституционных законов в Абхазии, как и на всем постсоветском пространстве, за исключением трех балтийских республик, нет).

Также весьма большой интерес представляют наблюдения г-на Крылова за стихийным же восстановлением сельского самоуправления (уничтоженного большевиками), сельского схода, совета старейшин и поселковой администрации в сегодняшней Абхазии. Аналогичные процессы возрождения досоветских общественных институтов (гражданского общества, если угодно) с разной интенсивностью протекают почти на всем пространстве былой Российской Империи, но в Абхазии они замечательно интенсивны.

Возрождение имущественных и собственнических прав и общественных форм самоуправления происходит одновременно с возрождением исторического сознания, ростом живого интереса к дореволюционному прошлому, к традициям и религии своей земли. Победоносная война за независимость значительно укрепила эти тенденции в Абхазии.

Весьма примечательно, что для абхазов в большой степени характерно критическое и, одновременно, покаянное чувство за участие в наиболее одиозных эксцессах советского тоталитарного строя. Доносчики и сотрудники репрессивных органов подвергаются всеобщему остракизму и вынуждены переселяться за пределы Абхазии (характерно, что изгнание из родного села или даже из страны является действенным и очень тяжелым наказанием в системе абхазского обычного права и в сознании абхазов), при этом тень ложится и на их потомков, хотя по мнению большинства респондентов Крылова, в грехе отцов дети не виновны. Сами же виновники и их потомки приносят в святилищах покаяние за содеянное и просят прощения у Бога и общинников. Это характерно как для осквернителей святынь так и для "стукачей" и для тех, кто согласился из рук советской власти получить чужую землю или иное имущество. Примечательно, что процесс реституции собственности на этом фоне проходит практически бесконфликтно.

Г-н Крылов рассматривает и негативные процессы, протекающие в сегодняшней Абхазии и связанные главным образом с психологическими последствиями недавней кровопролитной войны и с проникновением массовой западной культуры в традиционное общество абхазов (потеря почтения к старикам, забвение кодекса обычного права – апсуара, наркомания, воровство, укрывательство родом "своих" преступников и т.п.). По мнению г-на Крылова эти процессы могут привести абхазов к национальному вырождению в течение одного-двух поколений. Я полагаю такой вывод слишком пессимистическим – процессы возрождения компенсируют временные деструктивные явления, вы – званные войной и распадом страны, и, надеюсь, будут способствовать более органической модернизации абхазского общества.

Основное внимание в представленной работе г-н Крылов уделяет описанию и анализу религиозных практик абхазов. Он подробно описывает историю и сегодняшнюю жизнь ряда абхазских святилищ-аных, ритуалов обрядов и жертвоприношений, приводит записи многочисленных молитв.

Сам автор, на основании своих изысканий, опираясь на хороший теоретический религиеведческий фундамент, делает следующие выводы:

  1. Религия абхазов есть поздняя реплика древних малоазиатских верований, в первую очередь религии хаттов. Она не является формой религиозного синкретизма.

  2. Возможно, абхазская вера есть даже реликт древнейших доисторических верований человечества.

  3. Христианство и ислам, которых формально придерживаются почти все абхазы, очень в малой степени влияли в прошлом и продолжают ныне влиять на их религиозную жизнь.

  4. Религия абхазов является формой древнего монотеизма, а мнения о ее политеистической природе неверны.

Исключительно на основании приведенного самим г-ном Крыловым полевого материала я бы позволил себе усомниться в полной справедливости этих выводов. Во-первых, pелигия хаттов сама по себе не была вполне оригинальной (если вообще правомерно говорить об оригинальности религии). Она является лишь одной из региональных реплик общей Передневосточной религиозной традиции, древнейшие письменные источники которой сохранились в Шумере. Именно в Шумере небо и Бог, им олицетворяемый именовался Ан (аккадское – Ану). Но религия эта имела ярко выраженную эсхатологическую направленность и была полна сотериологическим смыслом. Культ Инанны и Думузи (Иштар и Таммуза, Астарты и Мелькарта и т.п.) и отчасти египетская версия Осириса и Исиды – тому явное свидетельство. Древняя религия Переднего Bocтока жила сотериологическим идеалом, а вера нынешних абхазов (по крайней мере на том материале, который представлен г-ном Крыловым), совершенно чужда этой жажды победы над смертью. Все прошения абхазских жрецов суть прошения о земной жизни, о благополучии, здоровье, мире. Если бы соискатель привел похоронный ритуал, картина, может быть, изменилась, но он, к сожалению, ни одним словом не говорит о том, каковы, если они вообще есть, сегодняшние представления и религиозные традиции абхазов связанные со смертью, погребением, поминовением предков, инобытием и т.п.

Одно имя Бога Анцэа и наименование святилища аныха, содержащие корень ан, еще не свидетельствуют о хаттском характере верований современных абхазов. Даже если это слово действительно производно от шумерского "небо", оно говорит об общности религиозных представлений не больше, чам об общности русского православия с брахманизмом свидетельствует индоевропейский корень "bha" в словах Бог и Бхагаван.

Интересным является элемент жертвоприношения с предложением жертвенной пищи Ачба-Чачба. Возможно он действительно восходит к дохристианской традиции и даже уходит корнями в передневосточную религиозную общность П-IV тысячелетий до Р.Х., но в моем распоряжении нет аналогов того времени, на "известное же жертвоприношение Думузи (Таммузу) ягненка этот обряд совсем не похож.

Кстати, мысль о том, что традиция возведения мегалитов в Абхазии хаттского происхождения и доказывает общность веры абхазов и хаттов, также мало плодотворна, так как и в Малую Азию и в Абхазию мегалитическая религиозная традиция пришла извне и сравнительно поздно (в начале Ш тыс. до Р.Х. появляются первые мегалитические памятники в Восточном Средиземноморье).

Во-вторых, абхазская вера ни в коем случае не может рассматриваться как реликт древнейших верований. Главнейшее в доисторической религии – стремление к преодолению смерти, ради чего древние не жалели никаких усилий (пещерная живопись кроманьонцев, захоронения, начиная с Мустье, мегалитические памятники неолита и т.п.), в современной религии абхазов или вовсе отсутствует или редуцировано настолько, что г-н Крылов не счел нужным писать об этом. Книга Л.Регельсона и Хварцкия конечно же источником здесь являться не может. Это, кажется (о книге я сужу только по цитатам из нее в диссертации Крылова), обычная для постмодерна, псевдоисторическая спекуляция.

В-третьих, христианство и, в меньшей степени, ислам безусловно наложили большой отпечаток на верования абхазов. И то, что их обряды соединены с христианскими святынями, и "аминь" в конце молитвы, и некоторые молитвенные формулы и использование церковных свечей, и, наконец, самоидентификация многих из них, как христиан – все это свидетельства, что когда-то христианство было важным компонентом веры абхазов. А некоторые памятники, например часовня башня в Лдзаа, уничтоженная в 1947 г. имела сравнительно недавнюю христианскую историю (книги, иконы, крест и т.п.), так как построенная из досок часовня не могла быть очень древней.

В Лыхнах святилище связано, как и греческий храм Х века с именем Богородицы, которая считается его "aпаимбаром" т.е. духом-покровителем. Думаю, та же история и с духом Дыдрыпша, т.к. на его горе также есть остатки византийского храма. О сильной же приверженности в недалеком прошлом части абхазов исламу свидетельствует мухаджирство. Что, как не общность веры, заставило многих абхазов бросать столь дорогую им родную землю и переселяться в Турцию?

До некоторой степени можно предполагать в верованиях абхазов и зороастрийские корни. Семь апаимбаров напоминают семь амэша-спента, а некоторые формулы молитв удивительно близки к формулам яштов. Но здесь могут быть и простые совпадения.

В любом случае, складывается представление, что как раз современная вера абхазов безусловно имеет синкретическую природу. На древние верования последовательно накладывались зороастризм, христианство и ислам, Периферийное положение Абхазии относительно центров всех этих великих религий проповедь на чужом языке и отсутствие крупных культурных центров и религиозных школ сделали народную веру более внешней и обрядовой, чем глубокой. Мухаджирство же и последовавшие вскоре гонения на веру как таковую при передаче и светской и церковной власти в Абхазии грузинам, вовсе подорвали основы конфессиональной религиозности. "Свято место пусто не бывает", и народная религия до того сосуществовавшая с религией институциональной, практически полностью заместила ее.

Каков же характер этой народной веры? Действительно ли это монотеизм, как полагает соискатель? Думаю, что в сегодняшней Абхазии мы встречаемся с сильно деградировавшей теистической религией, которой немного оставалось, чтобы перейти в религию немонистическую. Бог-Творец постепенно превращается в "Бога отдыхающего". Главное религиозное внимание приковано к апаимбарам и родовым "ангелам", которые в народном сознании из энергий Творца постепенно становятся самодостаточными существами. Эсхатологическая составляющая религии крайне ослаблена. Культовые практики упрощены и сделаны "удобными": люди постепенно под разными предлогами перестали ходить трудными тропами в древние горные святилища, но священнодействуют поближе к дому, а то и просто на приусадебном участке жреца.

С другой стороны, требования ритуальной чистоты и нравственного совершенства, подлинное благочестие ряда жрецов, всеобщая потребность и очищении от греха говорят о неоднозначности протекающих в абхазской вере процессов. Мировые религии, утратив свое конфессиональное своеобразие, лишившись образованного духовенства и мирян, превратились в Абхазии в народную веру, некоторые обычаи которой сохранялись и в эпоху христианства и в века господства ислама, как сохраняются (и на это справедливо указывает сам диссертант) некоторые народные верования и обычаи и в России, и в Германии, и в Египте. Но они не превращаются тут в народную веру именно потому, что, слава Богу, не искоренен в Египте институциональный ислам, а в России и Германии церковное христианство.

Безусловно одно, г-н Крылов обнаружил и ввел в научный оборот огромный и крайне важный материал, который со временем сможет существенно обогатить теорию мирового религиеведения. Высказанные мной замечания носят дискуссионный характер. Они ни в малой степени не уменьшают значения прекрасной работы соискателя. Напротив, именно дискуссионный характер свидетельствует и о теоретической глубине и о практической значимости ее, а огромная симпатия автора к изучаемому им народу и его традициям не может оставить равнодушным и вызывает естественное сочувствие.

Основные материалы и выводы представленной А.Б.Крыловым работы адекватно освещены в ряде научных публикаций, в том числе и в монографии Постсоветская Абхазия (М.1999). Но книга г-на Крылова опубликована минимальным тиражом – 200 экземпляров и потому осталась практически неизвестной. Уверен, что необходима новая публикация, во-первых, существенно большим тиражом, возможно как первая книга серии "Постсоветское общество", и, во-вторых, с учетом новейших изысканий автора, в первую книгу не включенных.

Практическое значение работы далеко выходит за рамки изучения Абхазии и кавказоведения. Исследование А.Б.Крылова позволяет проводить широкие типологические обобщения и прояснять тенденции в духовной и общественной жизни, характерные для сообществ, переживших долгий тоталитарный период. Уверен – исследованиям r-на Крылова суждено большое будущее.


РЕКЛАМА