Роман Лункин Пастор Всеволод Лыткин о русском лютеранстве в России Интервью главы Сибирской Евангелическо-лютеранской церкви епископа-электуса пастора Всеволда Лыткина.
Первая община независимых и от ELKRAS и от Церкви Ингрии сибирских лютеран появилась в Новосибирске в 1991 году. Её возглавил Всеволод Лыткин. Всеволод Лыткин, коренной сибиряк, познакомился с лютеранством еще при советской власти в Эстонии.
Там он уверовал, крестился и стал практикующим лютеранином. С 1991 г. Лыткин стал проповедовать и организовал лютеранскую общину в новосибирском Академгородке. Затем он создал общины в Хакасии, Бурятии, Томской, Омской, Иркутской, Кемеровской, Свердловской и Читинской областях, а также в Красноярском крае. С самого начала большинство членов церкви – русские и она развивается как русская лютеранская церковь. С 1992 года Лыткину оказывает помощь миссия американских лютеран Миссури-Синода.
В качестве самостоятельной миссинерской единицы Сибирская лютеранская Церковь находилась в составе Эстонской лютеранской Церкви и подчинялась непосредственно её главе архиепископу Яану Киивиту. Все священнослужители СЕЛЦ получали ординацию в Эстонской церкви.
Сибирская Евангелическо-лютеранская церковь была официально создана в мае 2003 года, когда она получила автокефалию от Евангелическо-лютеранской церкви Эстонии. В 2005 году пастор Всеволод Лыткин был избран епископом Сибирской лютеранской Церкви, но еще не рукоположен, а поэтому именуется епископом-электусом.
– Каков в настоящее время статус Сибирской Евангелическо-Лютеранской Церкви (СЕЛЦ) и какое, по Вашему мнению, СЕЛЦ занимает место среди лютеранских церквей в России?
– Самое главное, что мы уже занимаем определённое место. Трудно сказать какое, так как лютеранские церкви в России все очень разные. Мы себе отвели такое место, где чётко соблюдается лютеранская традиция и богослужение. Стараемся избегать либеральных влияний как в ELKRAS и харизматического движения как в Церкви Ингрии. Жёстко придерживаемся доктрины. В настоящее время, полагаю, что Церковь призвана сохранить тех прихожан, которые у неё есть. Это лучше, чем активно заниматься евангелизацией, а потом не знать, куда делись люди.
– Сколько приходов и священников в СЕЛЦ, в каких учебных заведениях обучаются служители и верующие?
– В нашей церкви 8 священников и 5 диаконов. Мы предпочитаем использовать слово "священник", пастор – больше протестантское слово. У нас 17 приходов и 4 так называемых "миссионерских станции". Сейчас мы не посылаем священнослужителей для обучения за рубеж. Лишь в начале существования нашей Церкви мы отправляли людей в хорошую консервативную лютеранскую семинарию в США. Но теперь у нас в Новосибирске есть наша собственная семинария, которая уже зарегистрирована, и надеюсь, получит и образовательную лицензию. Обучается там 12 студентов. То, что они учатся, совсем не означает, что они автоматически потом станут священниками. Они получают богословское образование и проходят практику на приходах. В качестве пресеминарии мы используем две библейские школы, где есть и возможность учиться для активных мирян заочно.
– Насколько лютеранство перестало быть этнической религией (немецкой, ингерманландской) в России? Какое значение для Вашей Церкви и для Вас имеет национальный фактор?
– В общинах много людей разных национальностей, в том числе и с немецкими (например, в Кемеровской области) и с латышскими, эстонскими (в Хакасии) и финскими корнями. В целом можно сказать, что у нас много прихожан с "европейскими" корнями. Хотя Вы понимаете, что сейчас трудно разобраться в том, насколько сильны у человека, к примеру, немецкие корни, если он учился в советской школе и по-немецки не говорит. Коммунисты из всех создали единую общность – советский народ. В любом случае мы стараемся, чтобы национальная принадлежность прихожан не играла большой роли, так как это только разделяет людей. Наша церковь в основе своей – русская.
И ещё я бы сказал, что многим люди, получившим в нашей стране университетское образование, ближе западный вариант христианства, западная литургия, западный стиль мышления. Они не очень комфортно чувствуют себя в Православной Церкви, однако по тем или иным причинам у них есть предвзятое отношение к Католической Церкви. Таких людей много в лютеранстве, и я бы себя также к ним отнёс.
– А что это за западный тип мышления, который приводит к лютеранской вере?
– Трудно сказать определённо, в чём заключается причина выбора лютеранской веры. У каждого свой путь, но есть система воспитания, которую проходят люди. Во-первых, воспитывается уважение к окружающим. Во-вторых, определённая толерантность.Хотя, конечно она должна быть, в меру. Например, мы видим, что сейчас в Европе – толерантность не в меру. Кажется, что она распространяется только на мусульман, а европейцы боятся говорить о своих правах. В-третьих, это уважение другой точки зрения (конечно, той, которая не несет разрушения, как фашизм и иные радикальные взгляды). Права существуют для всех или же не для кого.
– Получается, что Ваш путь к вере – скорее интеллектуальный?
– Ну, можно сказать и так, если говорить "по человеческому рассуждению". Таким же был путь и многих священников Сибирской Церкви. Среди наших прихожан есть много выходцев из постпротестантских движений, из пятидесятнических церквей, из новых движений, основанных американскими миссионерами. И я считаю, что это естественно. Для нашего советского человека естественно присоединиться сначала к церкви, где два притопа, три прихлопа, уже потом человек ищет литургию, таинства и т.д. Один человек, выходец из баптистской церкви, когда увидел нашу литургию, то сказал, что их богослужения можно назвать скорее капустником. Лютеранство, как традиционная конфессия, вообще очень хорошо подходит для тех, кто был в новых религиозных движениях. У нас в Хакасии есть приход, где большинство прихожан – пришли из пятидесятнической церкви.
– Считаете ли Вы, что российское лютеранство – более консервативно, чем западноевропейское, и что следование консервативным ценностям являются отличительной чертой церквей в России? Все и так говорят, что российские общины консервативнее западных.
– Лютеранские общины России пока консервативны, но всё может измениться. Новые пасторы и священники будут учить тому, чему они научены в семинариях. Европа вступает в постхристианскую эру, а сами христиане этого часто не понимают. В Швеции венчают гомосексуалистов, церкви прекращают своё существование. Будущее Европы становится туманным и страшным. А либеральные европейцы приезжают в нашу страну и активно проповедуют то, что в Германии разрушает христианство. По существу, они приезжают разрушать христианство в Россию. В нашей стране обсуждают в основнои вопрос о рукоположении женщин. Но это только одна из многих проблем в отношениях с лютеранами Германии. В Церкви Ингрии проблема заключается в том, что нет чёткого вероучения. Приезжают пасторы-пиетисты и пасторы – харизматы из Финляндии и США и учат разным вещам, и от лютеранства ничего не остаётся. Они не приносят чётко выработанного вероучения, они не служат единой литургии, а поэтому нет единства в церкви. Они утверждают, что любой мирянин может служить литургию, и непонятно, зачем тогда нужны пасторы. Таких вопросов много. И это вызывает беспокойство и сожаление.
– Как бы Вы оценили отношение государства в целом и региональных властей к сибирским лютеранам сегодня?
– В целом отношения складываются благоприятно для лютеран. В Томске, где у нас служит диакон Александр Ган, местные власти профинансировали строительство новой кирхи к приезду канцлера Германии Ангелы Меркель. Она посетила эту кирху и пообщалась с прихожанами, присутствовала на богослужении, совершенном нашим священнослужителем. В Новосибирске и Екатеринбурге очень доброжелательные отношения к социальным проектам церквей. Везде отношения с властями хорошие, не жалуемся. Единственный проблемный регион – это Хакасия, хотя там уже вроде бы всё улажено. После ругательной статьи в наш адрес, которую опубликовал в местной газете советник главы республики Николай Волков, мы услышали множество угроз в наш адрес. Мы даже просили защиты у ФСБ. После того, как мы захотели обратиться в суд, Николай Волков пришёл к нам на службу, извинился перед прихожанами, а газета "Хакасия" опубликовала опровержение. Я думаю, что после нападения на московскую синагогу, чиновники прислушались к словам нашего Президента, который сказал, что любой чиновник, разжигающий межнациональную или межрелигиозную рознь, потеряет своё место. Эти слова главы государства подействовали и на Николая Волкова – только боюсь, что на этом дело не закончится, так как для чиновника это унижение просить прощения у верующих.
– Сибирская Церковь ведёт большую социальную работу. С какими трудностями в этой сфере Вы сталкиваетесь?
– Проблемы возникают тогда, когда в социальных учреждениях слышат о том, что наша религиозная организация не православная. Действительно, сейчас довольно много сект, которые хотят работать в социальных структурах, и люди не обязаны знать, что лютеранство – это традиционная для России церковь. Например, многие директора детских домов относятся с пониманием, но некоторые говорят, что вы лютеране и мы не можем от вас ничего принять. Один из самых наших успешных социальных проектов – это устройство приюта для бомжей в Томске, в этой сфере в мы опередили там даже католиков. Прихожанка лютеранской общины была инициатором приюта, и лютеране профинансировали его. В Новосибирске создан Центр кризисной беременности "Надежда", где стараются удержать женщин от абортов, оказывают психологическую и материальную поддержку, к примеру, памперсами и т.п. Новосибирский проект успешно развивается, и мы рады, что есть уже несколько детей, которые родились, благодаря работе сотрудников Центра. Существуют и одноразовые проекты – помощь домам ребенка и детским домам, мы передаём гуманитарную помощь, например, в детский дом в Черепаново в 100 км. от Новосибирска.
– С православными епархиями Ваши священники поддерживают отношения?
– С православными мы нормально сосуществуем, параллельно, но каких-то отношений определённых нет. В Академгородке я знаком с настоятелем прихода Всех Святых, но совместных проектов у нас, увы, нет. В Томске и Хакасии у нас хорошие отношения с представителями епархий, но в общем, я бы сказал, что мы развиваемся параллельно, но и плохих отношений нет.
– Вы говорили о западном стиле мышления как о чем-то чужеродном, не свойственном обычно русским людям? Вы не считаете Россию частью Европы?
– У нас особая страна. Мы – скорее азиаты, не европейцы, у нас другой менталитет. Попытка сделать россиян европейцами после перестройки привела лишь к анархии. В России всё-таки должна быть вертикальная власть, жёсткая система для того, чтобы был порядок. В этом мы азиаты. Поэтому я думаю, что и назначать губернаторов "сверху" правильно. Возможно, я наивно смотрю на вещи, ведь одно дело законы, другое дело, как они реализуются. Но нельзя в руках местных царьков сосредотачивать власть.
– Получается, что Вы против утверждения демократии в нашей стране?
– Для нашей страны демократия пока не подходит. Может быть, это будет только через 100-200 лет. У нас в России только недавно был рабовладельческий строй, и прыгнуть в демократию сразу нельзя. Мы должны понимать, что безнадежно отстали. Тем более, что мы видим, как демократия скоро приведет Европу к халифату. Странно наблюдать при этом, как, европейская демократия оказывает давление на христианские церкви с тем, чтобы они, например, уравнивали в религиозных правах мужчин и женщин.
– Может ли церковь проповедовать определенные общественные ценности, к примеру, прав и свобод человека, в таком обществе, побуждать своих членов быть активными строителями гражданского общества?
– Церковь не должна агитировать за каких-то определённых кандидатов на выборах. Если же прихожане голосуют за фашистов или же националистов, то что-то в этой церкви не в порядке. Наши прихожане ходят на выборы, учатся разбираться в том, что хорошо и что плохо, что происходит в государстве. Мы должны нести ответственность за тех, кто окружает нас. Церковь не должна замыкаться в себе. Если кому-то Церковь сделала хорошо, то можно считать, что она свою миссию выполнила.
Беседовал Роман Лункин
|
