Людмила Бутузова В тихом приходе За что сожгли священника и его семью? Источник: Московские новости В минувший вторник в Тверской области похоронили священника Андрея Николаева и его семью, заживо сгоревших в своем доме в ночь с первого на второе декабря. В одном гробу лежали пять небольших пакетиков – все, что осталось от сельского батюшки, его жены и трех малолетних детей.
Матушка Ксения (в миру – Оксана) еще накануне вечером считалась без вести пропавшей. На месте пожарища сразу не удалось обнаружить останки ее тела. Искали по больницам, где она, страдающая обычными земными недугами, предположительно могла быть. Не нашли. Люди, собравшиеся на панихиду, до последнего момента не знали, что экспертиза сделала почти невозможное – выделила из горстки косточек принадлежащие матушке фрагменты. Узелок привезли в церковь ближе к ночи.
– Бог послал семье счастье, теперь они все вместе, – шепотом просвещала каждого, кто пришел попрощаться с мучениками, юная прихожанка.
Никто не сомневался, что это действительно счастье, иное просто невозможно представить. Люди говорили друг другу: матушка Ксения, уже сгоревшая, прикрывала своими останками детей, потому в ее мешочке один пепел.
Очаг пожара
В селе Прямухине от семейного очага отца Андрея осталось четыре обгоревших бревна, железная оконная решетка с гвоздями, пружины от дивана, металлическая утварь: чайник, несколько тарелок, два остова от детских велосипедов, россыпь спекшейся картошки... Там, где было крыльцо, уцелела бетонная ваза для цветов. В общем-то все предметы наперечет – Николаевы и жили небогато, и пожар был такой силы, что уничтожил практически всякое упоминание об их жизни.
На задах бывшего жилища – небольшой огородик. Даже странно, что он практически не затоптан, несмотря на нашествие пожарных, милиции и просто зевак. На веревке от дерева к дереву уже неделю сушатся детские джинсы и матушкин свитер. Грядки перекопаны. На одной продолжают зеленеть семь вилков капусты. Клубника без единого сорняка, хороший сорт. Говорят, отец Андрей привез кустики весной, раздавал всем, кто хотел, ни у кого не прижились, а Николаевы получили первый урожай.
– Они любили с землей возиться, – говорит соседка Мария. – Молодые еще, видать, было интересно, как росточки вылазят, что вырастет. Матушке-то нельзя было, со спиной у нее что-то, но она и сажала, и полола. Говорила, будто от растений силу получает. А в храм, бывало, плетется еле-еле, по пять раз на дороге отдыхала.
Церковь Троицы Живоначальной, где служил отец Андрей, километрах в двух от дома. Последний раз он был там 1 декабря.
Версии
Отпевали семью Николаевых в другом храме – в селе Василькове, что неподалеку от райцентра Кувшиново и в пятидесяти километрах от села Прямухина. Односельчане чувствуют себя обделенными: батюшка не должен был их оставлять и после своей смерти. Где хоронить, решали родственники. Мать Андрея – Валентина, живет в Кувшинове, родители Оксаны – Галина и Анатолий, тоже рядом, в деревне за райцентром. Обе семьи осиротели полностью, других детей и внуков у них нет. На женщин было страшно смотреть. Подойти к ним – и вовсе.
– Галя приезжала на пепелище, – рассказывает учительница прямухинской школы. – Я даже подумала, что она не в себе. Спрашивала только одно: почему ванна не на том месте?
Но в общем-то сейчас любая деталь в воображении родственников и односельчан приобретает значимый смысл. Тяжеленное корыто, сорванное с привычного места, может, допустим, означать, что Андрей с его помощью в охваченном огнем доме пытался выбить решетку. Значит, по каким-то причинам семья не могла выскочить через дверь – возможно, она была недоступна из-за жара или подперта снаружи. Если верить просочившейся из прокуратуры информации, что дети Николаевых были одеты "по-уличному", то это тоже подтверждает, что семья надеялась выбраться.
Официальных версий следствия несколько: несчастный случай, замыкание проводки, умышленный поджог. Прямых комментариев, в которых бы однозначно утверждалось, что произошло то-то и то-то, до сих пор нет, а от разноголосицы, которая исходит из обл – и райпрокуратур, у людей голова кругом. Даже в день похорон прозвучало два мнения: облпрокурор по радио заявил, что произошло убийство, а представитель районной прокуратуры, которая, собственно, и расследует обстоятельства трагедии, настаивал, что у Николаевых "замкнуло проводку".
Последнее людей просто бесит, многие подозревают, что эта версия появилась лишь потому, что следователям загодя известно: преступников они не найдут, а дело нужно будет списывать. Вот на "проводку" и спишут, как это уже сделали два года назад, когда сгорел прежний дом отца Андрея. Тогда семья не пострадала по чистой случайности. Преступление даже расследовать не стали, а вскоре, когда Николаевы переехали в другой дом, о нем вообще забыли. Память освежила лишь новая трагедия. Большой вопрос: связаны ли между собой эти два поджога и будет ли возобновлено старое дело? Об этом ничего не известно, правоохранительные органы хранят молчание.
Праведный гнев
Однако гнев гневом, но как-то помочь следствию у жителей Прямухина не получается. Никто ничего не видел, не слышал и вообще спал мертвым сном, когда горел дом священника.
– Любое свидетельство выдираем чуть не клещами, – посетовал следователь райпрокуратуры, у которого на похоронах московские журналисты пытались добыть хоть какую-то информацию. – Люди не хотят говорить – то ли скрывают что-то, то ли боятся.
Сам, впрочем, свою фамилию, тоже не назвал из опасения, что начальство его "не так поймет".
Возможно, прямухинцы и в самом деле проспали пожар – слева и справа от дома Николаевых никто не живет, напротив – тоже необитаемые развалины. Был час ночи, старики в деревне ложатся рано, сразу после сериала. В тот день телевизоры вообще не работали – говорят, после семи почему-то погас свет и больше не зажигался. Криков о помощи не слышали.
– В нашей глуши хоть закричись, – говорит пятидесятилетняя Надежда, одной из первых прибежавшая на пожар с другого конца села. – Сделать было уже ничего нельзя, дом полыхал как свечка. Ни стонов, ни звуков – мы еще надеялись что никого нет. Ну мало ли... Может, Николаевы к родне уехали.
Надежда вспоминает, что на улице был какой-то запах, но тут же оговаривается, что точно утверждать не берется – то ли сама учуяла, то ли потом, когда стали говорить о поджоге, ей примнилось, будто вокруг пахло бензином. По секрету сообщает, что одна учительница будто бы дважды за вечер проходила мимо Николаевых. Часов в семь шла в гости – они ужинали при свечке, за занавеской была тень отца Андрея и кого-то из детей. Возвращалась назад часов в 11 в кромешной тьме, почувствовала запах бензина, но не придала этому значения и не позвонила в милицию. Через полтора часа занялось. В 3 часа 45 минут все было кончено, пожарные приехали к тлеющим головешкам.
Никаких показаний следствию учительница давать не собирается.
– Если хочешь жить – рот лучше не открывать, – честно сказала она корреспонденту "МН".
Некоторые жители Прямухина, оказавшись в центре внимания приезжих журналистов и оттого расхрабрившись, рассказывают, будто в ночь пожара на пригорке они видели белую и черную машины, которые быстро уехали. Сколько в этом правды, а сколько домысла, рассказчики и сами не знают. Кому-то вдруг приходит на ум, что подозрительными были гости из Москвы, навещавшие батюшку то ли год, то ли полгода назад. Могли вернуться в ту ночь со злым умыслом. Кто-то, перекрестившись, шепотом "выдает тайну", которую ему тоже "по секрету" сказали соседи, что отец Андрей то ли занимался бизнесом, то ли задолжал каким-то бизнесменам – а чего им стоит отомстить? Слухи, распространяясь по СМИ, возвращаются в деревню под видом достоверной информации, окончательно запутывая людей.
Надо сказать, что и наш брат, журналист, по части домыслов не отстает от деревенских сплетников. Видимо, сельская трагедия с пятью жертвами представляется слишком обыденной, если даже на ступеньках храма, где отпевали Николаевых, вовсю смаковался "нарытый эксклюзив" об их семейном скандале. Прямухинские, прежде не замечавшие ничего такого, сразу засомневались: а вдруг было?
Единственное, на чем после трагедии крепко стоят жители: батюшку Андрея любили все. Это дружное утверждение как охранная грамота от возможных подозрений, что семью Николаевых могли сжечь и свои.
– Все возможно, – неохотно поделился с "МН" фермер Никита Болотов, несколько лет назад перебравшийся из Прямухина в другой район. – Там надо либо быть как все: не просыхать, проклинать власти и оплакивать свою непутевую судьбу, либо бежать оттуда. Деревня люто ненавидит всех, кто живет не так. Андрей был совсем другой – честный и порядочный. Уговаривал его фермерствовать вместе. Но он считал, что вера и терпение помогут ему изменить людей к лучшему.
Оборона прихода
Из довольно большого села Прямухина в Васильково на похороны добрались лишь несколько человек. Кто-то не смог по немощи и болезни, а большинство за три дня с момента гибели семьи Николаевых напоминались так, что их было не добудиться.
– Людей можно понять: такое большое горе, – отводил глаза в сторону глава Прямухинского поселения Александр Волков. – Сейчас болтают что зря: отцу Андрею угрожали, церковь обворовывали... Но это неправда. Пьяницы на такое не способны.
Месяц назад в эфире ТВЦ Андрей Николаев рассказывал другое: спившееся село деградирует, не существует моральных запретов для людей, ради бутылки разбирающих по бревну собственную хату или снимающих икону в храме. Священник чуть не каждую ночь охранял церковь с ружьем в руках, чтобы ее не обокрали и не изгадили. Защита, похоже, требовалась и его собственной семье. Андрей признался, что опасается за жену и детей. Они могли пострадать от злобы, которую люди сплошь и рядом изливают на сельских священников, "виновных" лишь в том, что открыто обличают греховные пристрастия и греховную жизнь.
– Не знаю, как он решился просить защиты, – рассказывает Геннадий, один из немногих, кто вместе с Андреем частенько распугивал у церкви злоумышленников. –
Епархия не одобряет, когда священники признаются, что не могут вразумить свою паству словом Божьим. Это все равно что расписаться в бессилии. Он мне не говорил, но его выступление, по-видимому, не понравилось – о. Андрея никто не поддержал. Властям вообще не нужно – что там в сельских приходах происходит. А люди как были злыми, такими и остались. После телеэфира нам еще хуже стало.
Это сейчас говорят, что батюшка был для селян светочем в окне, а посещение храма – праздником души. На самом деле на службу приходили единицы, в основном старухи. Ремонтировать храм, в котором до 1991 года был маслозавод, разгребать мусор и грязь Андрею вообще никто не помогал, благоустраивал все, что называется, на собственном горбу.
– Мужиков не дозовешься, – вздыхает семидесятилетняя баба Зина. – У них на уме водка да матерки. Андрей терпеть этого не мог. Ходил по домам, увещевал взяться за ум. Да что толку! Жизнь, прости Господи, у всех поганая – одни недостатки, молись не молись – лучше не станет.
Сельский пейзаж
Жить в Прямухине и вправду невесело. Колхоз – банкрот, работы – никакой, если, конечно, не считать коммерческих ларьков, где спускаются стариковские пенсии, школу, почту и администрацию, жизнь которых поддерживается за счет областного бюджета. Каждый второй дом – с пустыми глазницами – кто посмелей и поэнергичней давно уехали в город. Подростки ради забавы поджигают брошенные жилища. Село от этого становится все больше похожим на чернобыльскую зону. Никто уже и не помнит, что Прямухино когда – то было богатым и процветающим. Но, наверное, не при советской власти. Потому что даже в школьном музее девушка начинает рассказ о местном процветании с анархистов Бакуниных, у которых в позапрошлом веке здесь было имение, и ими же заканчивает. Исторический период от анархизма до "наших дней" выпадает, как будто в нем вообще ничего не было. А что рассказывать-то, удивляется она: барская усадьба развалилась, парк – 32 гектара – загадили. Церковь, заляпанная и ободранная, совсем не похожа на архитектурный памятник XIX века.
Да, мрачно...
– По трезвости здесь вообще с катушек съедешь, – высказалась двадцатилетняя Ольга Данилова. – Я, например, пить стала с двенадцати лет. Мамка самогонку сварит, подмешает димедролу – мы с братом спим как сурки. Она говорит: для вашей же пользы, чтобы ничего не видеть и не слышать. Витьке пятнадцать стукнуло, он облился и помер. Дядя Андрей с Ксенией меня к себе забрали, полгода у них жила. Хорошо было, разговоры разные интересные. Ушла. Они хоть грамотные были, но такие же бедные, как все. Бог им почему-то ничем не помог, и мне стало стыдно их объедать.
Пьяненькая дева клянется "завязать" "ради дяди Андрея". Тут каждый второй после пожара тоже давал зарок начать новую жизнь. Трудно сказать, кому удалось хотя бы "день простоять да ночь продержаться".
Покаяние грешников
У церкви Троицы Живоначальной после гибели отца Андрея власти выставили охрану – машину ГИБДД с сержантом. Внутри по доброй воле ночует алтарник Виктор Козлов – правая рука покойного батюшки. Иногда к ночи храм снаружи обходят помощники – молодежь типа девушки Ольги. Козлову от этого одно беспокойство.
– Откуда знать, что у них на уме, – берет он грех на душу. – Отец Андрей так ведь и не дознался, кто раз за разом обкрадывал церковь. Злодеи-то не из Твери приезжали и не из Москвы. Свои выжидали случай. И участковый так же думал.
Однажды, говорят, участковый даже кого-то прихватил. Но батюшка Николаев был доверчивым человеком. В мыслях не держал, что православный, перекрестившись, может соврать. Задержанные на этом и сыграли – на святом кресте поклялись, что ничего плохого у них и в мыслях не было. Андрей только сказал: "Бог вам судья!" Через полгода то ли те "покаявшиеся", то ли новые грешники по пьянке пришли в храм чем-нибудь разжиться.
Кто знает, пьяные или трезвые, одурманенные злобой или ведомые каким-то сатанинским расчетом оказались в ту роковую ночь у дома священника? На входных дверях была иконка и православный крест. После пожара их не нашли. Зато практически на виду остался обрубок толстой металлической трубы, которой, по-видимому, и подпирали дверь, чтобы у несчастной семьи не осталось шансов на спасение.
– Часто получается, что вся агрессия людей, привыкших годами жить без Бога и попирать свою совесть, изливается именно на сельского пастыря, – говорил у могилы духовный наставник покойного Андрея отец Анатолий. – Пустоту в душе этим не заполнишь. На выжженной почве взрастает лишь пьянство, невежество и агрессия.
Это звучало бы как приговор, если бы священник не сказал главное: жизнь быстрее возвращается именно в те деревни и села, где духовным центром становится Церковь. Об этом мечтал и отец Андрей. Но ему уже не суждено увидеть, каким станет его село.
08.12.2006
|
