RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru
|
08 августа 2008 Павел Умнов Великий церковный "неспециалист" Источник: http://www.russ.ru/reakcii/velikij_cerkovnyj_nespecialist Русский журнал Умер Солженицын. За прошедшие сутки-двое уже все рассказали, какой он был великий писатель и гражданин. (И это правда.) На одной известной радиостанции опросили людей оказалось, что почти все Солженицына читали тайно, ночью и под одеялом, а некоторые читали в школе или в интернете. Автор этих строк промежуточный вариант прочел Солженицына впервые в начале-середине 90-х, никогда Солженицына живьем не видел, но хочет затронуть одну тему, к которой еще не очень многие обращались в эти дни: Солженицын и Русская православная церковь. Отношения эти были довольно сложные. Великий русский писатель никогда не скрывал своей веры. В годы гонений на религию он писал художественные произведения, рассказывающие о тяжелой судьбе верующих в Советском Союзе (рассказ "Пасхальный крестный ход"); довольно широко было известно и Великопостное письмо патриарху Пимену, в котором Солженицын просил тогдашнего предстоятеля РПЦ МП вступиться за Церковь. (Это письмо вызвало переписку Александра Солженицына с известным православным священником отцом Сергием Желудковым.) Затем были короткие встречи с протопресвитером Александром Шмеманом, о которых последний упоминал в своих дневниках, выступления перед представителями Русской православной церкви За границей, а уже в 90-х годах Солженицын участвовал в Рождественских чтениях. Все это очень разные тексты, но их объединяет одна особенность боль за Церковь, которая для Солженицына была во многом силой, способной возродить Россию. При этом писатель не идеализировал РПЦ МП, он видел ее проблемы и пытался найти пути выхода из кризиса. Одна из главных тем, которая всегда волновала писателя, была тема церковно-государственных отношений. К проблеме Церкви в советское время мы еще вернемся, а пока отметим, что Солженицын совсем не идеализировал и дореволюционную практику, сложившуюся в этой сфере. В 1996 году на Рождественских чтениях писатель произнес фразу, над которой стоит задуматься нашим современникам, рассказывающим о золотом веке монархии в России: "Под имперской дланью правительства, пригнетенно теряя свою независимость и свой духовный авторитет, наша Церковь вслед за потерей большей части образованного класса стала в конце XIX века и в начале XX терять верующих в самой цельной и преданной части народа в крестьянстве, в селе, не говоря уже о простонародье городском. Это нравственное отпадение уже тогда открылось внимательным взорам, а с приходом революционных лет оно стало питательной почвой, поставщиком кадров молодежи, так потребных революционерам для их разрушительных действий". Александр Солженицын также говорил о том, что православная Церковь иногда была и остается слишком пассивной в тех ситуациях, когда требуется ее реакция. Он с горечью отмечал, что до октябрьского переворота у православных было только два способа оценки происходящего: "молебен" и "панихида". Убили царя или Столыпина служим панихиду. Родился наследник престола молебен. По мнению писателя, такая пассивность была выгодна и царским, и советским властям, которые больше всего опасались социальной активности Церкви. К этим словам хорошо бы прислушаться и в наши дни, когда представители Церкви то освящают ядерное оружие, то почти никак не реагируют на действительно важные события в жизни страны. По мнению Александра Солженицына, священнослужители должны были иметь право быть избранными. Писатель считал благотворным присутствие духовенства в дореволюционной Думе. Очевидно, что такая позиция Солженицына была продиктована желанием повысить авторитет и влияние православия в обществе, но история последних лет знает только один крайне неудачный пример присутствия клирика РПЦ МП в Думе (речь идет о бывшем священнике Глебе Якунине), так что к этой идее русского писателя следует относиться с большой осторожностью. Что же касается вопроса о том, как в наши дни православная Церковь должна строить отношения с властью, то здесь Солженицын призывал соблюдать некоторую дистанцию и осторожность: "Но насколько вообще следует Церкви держаться за государственную руку и поддержку? Это и в самые благоносные времена не усиляет духа Церкви и безусловно ослабляет ее позиции в глазах народа, особенно неверующей части его". Иными словами, Александр Солженицын в середине 90-х годов прошлого века обозначил те проблемы, с которыми церковная иерархия сталкивается сегодня. Мы уже писали о том, что диомидовщина есть карикатурный, очень экзальтированный ответ на существующее в наши дни слишком тесное внешнее сближение церковной иерархии и видных политиков, чиновников и бизнесменов. Солженицын в своих произведениях не раз отмечал, что такое внешнее огосударствление Церкви отчасти привело к революции (государственное православие так и не смогло быстро приспособиться к новым условиям, возникшим после октябрьского переворота, что во многом ужесточило церковную трагедию начала ХХ века), отчасти способствовало недопустимым компромиссам по отношению к власти (об этом Солженицын говорил в Великопостном письме к патриарху Пимену). При этом писатель подчеркивал, что отделение Церкви от государства не означает отделения Церкви от общества, и призывал политиков придерживаться в своем служении христианской системы ценностей. Солженицын был также сторонником непопулярного ныне тезиса о том, что Россия по своим истокам, менталитету и культурным корням была и остается православной страной. В 90-е годы (да и сейчас) такое заявление требовало определенного мужества, которого Солженицыну, конечно, было не занимать. Интересно отметить еще и то обстоятельство, что писатель практически никак не высказывался о современном положении Церкви, хотя и не терял с ней связи. Пять лет назад он обратился к патриарху Алексию II с просьбой похоронить его в Донском монастыре в Москве, что и было исполнено в среду 6 августа. О чем свидетельствовало это молчание? Когда имеешь дело с личностью масштаба Солженицына, язык не поворачивается сказать "ни о чем". В то же время, чтобы не гадать на кофейной гуще, придется оставить этот вопрос без ответа. Известно только, что Александр Исаевич почти никогда не высказывался и не писал дважды одного и того же, так что можно думать, что ответ на этот вопрос уже был дан в текстах писателя. Теперь мы должны вернуться в далекий уже 1972 год и поговорить о письме Солженицына патриарху Пимену. Центральной темой этого документа были отношения Церкви и государства в условиях несвободы, а также поведение предстоятеля РПЦ МП в этой ситуации, а точнее его молчание. В частности, он писал об официальных посланиях патриарха и епископов: "Почему так традиционно безмятежны послания, нисходящие к нам с церковных вершин? Почему так благодушны все церковные документы, будто они издаются среди христианнейшего народа? От одного безмятежного послания к другому, в один ненастный год не отпадет ли нужда писать их вовсе: их будет не к кому обратить, не останется паствы, кроме патриаршей канцелярии". Несмотря на то, что речь идет о 70-х годах прошлого века, стиль официальных документов и обращений практически не изменился. Иногда указывают на отдельные недостатки, но в целом сейчас говорят о массовом церковном возрождении (размеры которого, о чем также писал Солженицын, сильно преувеличены). Далее писатель вспоминает несколько известных случаев церковного диссидентства в 60-70-е годы ХХ века (например, письмо священников Якунина и Эшлимана патриарху Алексию I, в котором также поднимались проблемы повседневной жизни верующих в СССР) и считает неадекватной реакцию Церкви на эти выступления. Писатель также с горечью говорит о том, что Церковь вынуждена жертвовать большие деньги во всякие фонды, а не восстанавливать храмы. Завершается послание патриарху Пимену призывом "жить не по лжи". На этот текст Солженицына откликнулся отец Сергий Желудков священник и подвижник, живший в те времена на мизерную пенсию и писавший книги "Почему я христианин", "Общая исповедь", "Литургические заметки". Это тоже был уникальный человек, пытавшийся преобразить Церковь в условиях несвободы. Отец Сергий, правда, больше занимался внутренними проблемами православия и предлагал улучшить отношения к людям со стороны духовенства и задуматься над возможностью проведения некоторых литургических реформ. Отец Сергий упрекнул Солженицына в том, что патриарх не может в принципе ответить на его письмо, поскольку у него связаны руки: "Полная правда заключается в том, что легальная организация не может быть островом свободы в нашем строгоединообразноорганизованном обществе" Отец Сергий также говорит о том, что церковной организации многое не позволено, а потому упреки писателя были направлены человеку, который сам является заложником ситуации. Вообще, на это письмо Солженицына были разные отклики. Патриарх Пимен с грустной улыбкой заочно предложил писателю "побыть денька два на его месте"; священники в СССР были настроены, скорее, отрицательно, поскольку такое письмо удар ниже пояса в отношении патриарха; представители интеллигенции могли возмущаться тем, что в России живут не только православные, а письмо Солженицына направлено в защиту Церкви. Были и положительные отзывы людей, которые откликнулись на призыв писателя "жить не по лжи" (письмо Солженицына передавали "голоса") и стали воспитывать детей в традиционной христианской культуре. Одним словом, то Великопостное послание писателя, как и многие другие его тексты, было документом ярким, неоднозначным, но крайне нужным для общества. Если же говорить о том, как сам Солженицын определял свое место в Церкви, то стоит обратиться к дневниковым записям протопресвитера Александра Шмемана, в которых священник передает слова писателя о том, что ему надо "по-настоящему воцерковиться", а пока его вера, скорее, нутряная. Сам же Солженицын неоднократно подчеркивал, что он не специалист в церковных вопросах и просто делится своими размышлениями и раздумьями по поводу той роли, которую должна занимать Церковь в обществе и сердце человека. Сейчас этот великий "неспециалист" умер, и о Церкви вновь станут говорить только специалисты с обеих сторон, но очень будет не хватать человека, чей голос и чье мнение пользовались не просто авторитетом (Солженицын не был иконой, и с некоторыми его взглядами можно спорить), а слушались со вниманием, поскольку это говорил человек, у которого были внутренние, цельные, для кого-то, может быть, противоречивые установки, которые он выстрадал и пронес через всю свою жизнь. |
РЕКЛАМА |