Максим Шевченко "Церковь спорит, а значит – она жива" Источник: Росбалт Поместный собор Русской Православной Церкви (РПЦ) 27 января выберет патриарха. СМИ называют главными претендентами на патриарший престол митрополитов Кирилла и Климента. Митрополит Киевский Владимир, который пользуется популярностью в церковной среде и мог бы рассчитывать на поддержку многочисленной украинской делегации на Поместном соборе, от участия в выборах отказался. О том, с чем связано это решение киевского патриарха, в каких условиях проходят выборы и какова природа основных конкурирующих идеологических групп в РПЦ, в интервью "Росбалту" рассказал политолог и публицист Максим Шевченко.
– С чем связан отказ митрополита Киевского Владимира от борьбы за патриарший престол?
– Отказ блаженнейшего митрополита Владимира заключен, прежде всего, в состоянии его здоровья. Достаточно просто посмотреть на блаженнейшего, чтобы понять, что этот человек не молод и не очень хорошо себя чувствует. Несмотря на то, что он, как и полагается пастырю Церкви, исполняет свой долг, посещает приходы Украинской Православной Церкви (УПЦ МП), находится в движении, видно, как ему тяжело: как ему тяжело ходить и стоять. И я думаю, что как один из самых умных и адекватных епископов Русской Православной Церкви, он, наверное, принял для себя это очевидное решение. Мне вообще было странно, что его толкают на этот тяжелый пост при таком состоянии здоровья.
– А можно ли говорить, что идея избрания патриархом митрополита Владимира возникла в связи с появлением в УПЦ МП тенденций к отделению, автокефалии, к чему ее подталкивают светские власти Украины?
– Конечно, тенденция автокефалии в Украине существует, – и это достаточно серьезная тенденция. Потому что Украинская Православная Церковь – вовсе не забитая и не гонимая, как это было в 1990-е годы. Это могучая Церковь, которую поддерживает значительная часть православного населения этого государства. УПЦ Московского патриархата укрепилась на востоке, в центре Украины, а кое-где даже и в западных областях. Как, например, один из форпостов канонического православия – Почаевская лавра, которая находится на Волыни, в центре автокефальных и особенно греко-католических земель. Бендеровских, как говорят у нас. Почаевская лавра ни на йоту не отступила от консервативного курса и, более того, даже поддержала епископа Диомида, судя по позиции епископа Тернопольского Сергия, который является бывшим монахом этой лавры и находится в прямом контакте со старцами.
Мне кажется, что в целом было бы правильно не то, чтобы сделать патриархом украинского епископа или митрополита, но, по крайней мере, если бы украинский кандидат участвовал в выборах патриарха. Это подчеркнуло бы единство православия в целом. Вообще было бы правильно, с формальной точки зрения, чтобы (среди кандидатов) были московский епископ, кандидат от Зарубежной Церкви и кандидат от Украинской, потому что это три самые сильные ветви РПЦ. Хотя тогда было бы понятно, кто московский кандидат, и понятно бы было, что он и станет патриархом.
Проблему отношений с украинским православием, которую святейший патриарх Алексий II решал, и решал успешно, – придется обсуждать. Вряд ли на этом Соборе, потому что его главная тема – выборы патриарха. Но, я думаю, в ближайшее время эта тема возникнет. Поэтому не надо делать из ответа митрополита Владимира какие-то политические далеко идущие выводы, что, мол, есть какой-то раскол. Это ерунда, никакого раскола там нет. Есть какие-то утопические надежды православной Украины на что-то.
С другой стороны, там сейчас очень много разумных людей, которые понимают, что если Украинская Православная Церковь выберет путь автокефалии, она просто станет игрушкой в руках местных властей. Единство с Москвой обеспечивает УПЦ независимость и силу, прежде всего, во внутриукраинской политике. Даже отколовшись "законно", то есть канонически разъединившись, Церковь займет маргинальное положение внутри Украины. Многие украинские епископы, священники, особенно в Киеве, испытывают давление со стороны интеллигенции, прессы, настроенной националистически, пропрезидентски.
Но крупнейшие монастыри в руках канонических украинских православных: Киево-Печерская лавра, Почаевская лавра, монастырь под Донецком, Одесская семинария и так далее. Поэтому положение УПЦ стабильно, и если они поймут, что их связь с Русской Церковью на данном этапе является источником их силы, а не слабости, то мне кажется, что вопрос об автокефалии будет оставаться подвешенным, на уровне общих разговоров и смутно выраженных мечтаний.
– А что можно сказать насчет возможности вмешательства российского государства в жизнь РПЦ и собственно в предстоящие выборы?
– Церковь, наверное, никогда не обладала такой мощью и свободой, какой обладает сейчас. Все эти жалобы про то, что Церковь зажимают, либеральный мир ее атакует, – это все полная ерунда. Это плохая мина при плохой игре. Никто не мешает Церкви развиваться, и в регионах начальство пресмыкается перед местными церковными иерархами.
– Я говорю скорее о проблемах, которые происходят из ее излишней силы, из-за возможности для Церкви влиять на государство...
– Церковь не хочет влиять на государство. Этого не хотел покойный патриарх – он хотел держать дистанцию с государством. Он не хотел с ним ни сближаться, ни вступать с ним в конфронтацию. Он хотел держать дистанцию, держать "зверя" на расстоянии, при этом делать свое дело – обеспечивать поступательный рост церковного могущества. Я думаю, что у любого его преемника будет такая же задача.
Конечно, если это будет владыка Кирилл, то у него есть очень внятные и сильные политические взгляды, он их неоднократно высказывал. Он является политиком, может быть, даже в большей степени, чем церковным управителем. Епархия-то его Смоленская и Калининградская, но основная сфера его деятельности – это все же отдел внешних церковных связей, международная и финансовая политика, в которых он достиг просто виртуозного совершенства.
Он стал работать с внутрироссийскими элитами всерьез, не с медийным полем, создав для этого разнообразные инструменты, такие как Всемирный русский собор. У Кирилла в голове и в сердце есть представления о том, как было бы лучше для России, например, представления о земском Соборе, а не о демократии западного образца. Это вполне политическая идея в духе славянофильства, я бы даже сказал, в духе Солоневича, хотя я не сказал бы, что он монархист. Скорее, он верит в народ, в возможность его самоорганизации на церковном формате.
В то же время Кирилл не хотел бы подчиняться государству или каким-то образом диктовать ему свою волю. Понимая силу государства, его серьезность и сокрушительную мощь, он понимает, что это люди, духовно находящиеся на детском уровне. Люди, имеющие миллиарды долларов, распоряжающееся армиями и беспощаднейшими в мире силовыми структурами, являются материалистами. И на самом деле верят, что наличие денег и формирует присутствие духа. Что достаточно отстроить Серафимо-Дивеевскую лавру до небес, осветить ее прожекторами, скупить вокруг нее земли, приезжать туда поститься-молиться, как делали это представители наивысшей элиты российской, по три дня там проводя в скитах. И они думают, что это и есть такая духовная жизнь, как у Пелевина: "Солидный Господь для солидных господ".
Она, конечно, может быть и такой. Я далек от пренебрежения. Но она сложнее. И митрополит Кирилл понимает, мне кажется, эту слабость российской правящей элиты. Что никто из них не сможет противостоять его обаянию: личностному, интеллектуальному и духовному. Такого человека среди российской правящей элиты просто нет. Если владыка Кирилл становится патриархом, то в России в высшем свете просто нет фигуры, адекватной ему в личностном масштабе. Как и не было, на мой взгляд, и покойному святейшему патриарху.
Но святейший был человек старой школы, досоветской и даже антисоветской. Он был более спокойным и полагал, что жизнь будет течь, как река, и не надо подгонять воду, чтобы она текла быстрее, река все равно притечет туда, куда она должна притечь. Надо только не мешать ей течь. А владыка Кирилл полагает, что человек должен преобразовывать природу и реальность – он родился в Советском Союзе.
– Насколько велики сейчас шансы митрополита Кирилла быть избранным патриархом?
– Я считаю, что сегодня его шансы очень велики...
– Не секрет, что и верующие, и церковнослужители – такие же люди, как и остальные, и борьба за патриарший престол действительно идет. Но какие группы влияния внутри Церкви могут повлиять на исход выборов патриарха?
– Давайте не будем лицемерить и изображать из себя более праведных людей, чем мы есть на самом деле. Я вообще не считаю, что наличие каких-то групп в Церкви – это проблема. Обсуждая Католическую Церковь, мы же можем говорить, что там есть, допустим, польская партия, американская партия, африканская партия, европейская... Это говорит о том, что Церковь жива, это совершенно нормально. Если бы в ней не было никаких партий, не было групп, которые формировались бы исходя из их мнений, то она была бы мертвым пространством. Но она живая, в ней есть люди со своими убеждениями, взглядами, различным опытом. Каждый из них привносит эти убеждения, взгляды и опыт во внутреннюю жизнь Церкви.
В этом контексте, конечно, есть группы, которые формируются, скорее всего, вокруг лидеров. Я считаю, что это абсолютно нормально.
Сразу скажу, либералов в этаком светском понимании в РПЦ нет. Есть, условно говоря, те, кто ориентируются на митрополита Кирилла, и те, кто ориентируются на Чистый переулок как на центр административного церковного управления. Не хочу называть никаких имен, потому что противопоставление имен ничего не объясняет – это формальность.
Деятельность митрополита Кирилла – она не административно-бюрократическая. Она политическая. Я бы сказал так: в Церкви есть политическое и административное направления. Между ними есть разные видения. Административное – более консервативное, связанное с землей, с почвой, с монастырями, с внутрироссийской ситуацией. Политическое направление – более ориентируется на политическую элиту, на такой, как бы блестящий, слой людей.
Мы видим невооруженным глазом разницу между ними. Кирилл – это речи, это публичные выступления, это блистательная драматургия политического действа. А административное направление – оно никак не выступает, но сила в его руках огромная, поскольку канцелярия Чистого переулка решает огромное количество вопросов, туда приезжают священники, настоятели монастырей, епископы со всей страны. Что им окажется ближе? Спокойное, равномерное, поступательное движение или их увлечет за собой полет и энергетика личности? Это вопрос.
Несмотря на то, что идет предвыборная борьба, где-то говорит, что оказывается давление. Кто-то говорит: давление не оказывается. В некоторых епархиях епископы фактически назначили участников Собора, на что они, сразу скажу, имеют полное право. А в каких-то епархиях их выбирали. Как, скажем, в Калужской, где владыка Климент сказал: выбирайте сами. И выбрали молодого священника, у которого патриарх останавливался, когда приезжал, посчитав, что если у него патриарх останавливался, то он достоин.
Не надо придавать большое значение тому, что не существенно, и делать многозначительные физиономии. Можно, конечно, рассуждать о каких-то экономических интересах, которые за этим стоят, как делают некоторые господа. Но это не имеет никакого отношения к реальности, это вторично. Церковь спорит, а значит – она жива. Потому что она исполняет слово апостола Павла: "Да будут между вами разномыслия, дабы выявились искуснейшие". Это имеет прямое отношение к нынешней ситуации. Если какие-то люди очень хотят стать патриархами, то в этом нет ничего странного. Надо понимать, что патриарх – это не монах в полном смысле этого слова. Это не келейник. Ему придется всегда быть на виду, общаться с огромным количеством людей. Мне кажется, надо предоставить тем, кто управляет Церковью, сделать свой выбор. Я имею в виду епископов. Исходя из их видения, которое, поверьте мне, более полное, чем у нас с вами, какими бы осведомленными церковными журналистами или аналитиками мы бы ни были.
– А насколько допустима внешняя, нецерковная критика Церкви?
– Не надо бояться нецерковных взглядов. Когда Церковь – это постмодернистский артефакт, то мы договариваемся о нем говорить только сюсюкающим тоном, блаженно. Нормально описание церковного пространства как человеческого с такими средневековыми богословскими неразрешимыми вопросами как, например, "Потел ли Иисус Христос? Ходил ли он в туалет?" Вот нормальный человеческий вопрос. Многим кажется, что это кощунственный вопрос. С одной стороны, да: какое это имеет отношение к личности Христа? С другой, – это подчеркивает его человечность.
Точно так же разговоры о Церкви. Церковь для меня не артефакт, я не считаю, что запретны какие-либо разговоры о Церкви. Вопрос в тональности этих разговоров. Если человек говорит со злобой, если видно, что он ненавидит Церковь, то это один формат разговора. Если человек говорит о Церкви как о важнейшей сфере жизни для десятков миллионов людей, то это совсем другой формат, совсем другая интонация. Я считаю, можно и нужно обсуждать все что угодно: например, экономическую жизнь Церкви. Я вообще считаю, что экономическая жизнь Церкви должна быть открыта для мирян. Должен публиковаться открытый доклад: со всеми деньгами, которые проходят не только через приходы, но и с анализом тех предприятий, которые существуют в рамках церковной жизни, тех заводов, приисков.
– Есть ли какие-то предпосылки к тому, что после избрания нового патриарха будет происходить реформирование РПЦ, и требуется ли оно?
– Надо спросить: зачем? Церковь, не реформируясь, увеличила численность своих приходов в тысячи раз. Численность монастырей – в сотни раз. Численность своих служителей – тоже в тысячи раз. Церковь – консервативный институт, она опирается на души людей. Здесь опять-таки разные взгляды на Церковь со стороны образованного, духовного слоя населения и народа. Народ ни в каких реформах не заинтересован. Он консервативен, особенно приходящий в церковь. Слева исповедь, свечку поставить туда, сюда, икона праздника по центру. Спросите их: хочешь ли ты, чтобы с церковнославянского на русский служба переведена была? Ответят: конечно же, не хотим! А зачем? Так красиво звучит. А отдельные интеллектуалы хотят просвещать народ так, как будто просвещение осуществляется изменением языка. Это абсурд. Просвещение начинается с внутреннего желания получать свет, идти к свету. Поэтому какие реформы? Церковь в чем нуждается, например?
– В церковнослужителях с семинарским образованием, созданием широкой единой сети церковных образовательных учреждений...
– Но это не реформа, это развитие. Реформа, это радикальная перемена. Переход на русский, например. Или переход земли в собственность прихода. Это была бы реформа. Чтобы не епархия владела храмом, землей и домом священника, а приходская община. Акцент на общину как на основного субъекта церковной жизни. Наверное, есть такая перспектива. Но я не уверен, что такие реформы будут, и даже не очень уверен, что это нужно в современной ситуации.
|
