Екатерина Сальникова День Победы на ТВ: рядовые смотрят на рядовых Источник: Socialistinfo Этот неюбилейный День Победы отмечался нашим телевидением очень симптоматично – как важная, но все-таки "рядовая" дата. День Победы в телеверсии стремительно утрачивает статус святого и всенародного праздника.
На это указывает обилие криминально-авантюрных фильмов и сериалов, не имеющих никакого отношения к Великой Отечественной войне. По ТВ Центру в праймтайм 9 мая шел посредственный детектив перестроечных лет "На углу, у Патриарших..." По Рен-ТВ весь вечер шли стебные комедии "Особенности национальной охоты", "... рыбалки", "...подледного лова". По СТС – "Дети шпионов". По "Домашнему" – милые и мирные "Зигзаг удачи" и "Зимний вечер в Гаграх". Возросло количество развлекательного кино, вовсе не имеющего экстремальной ситуации в основе.
В этом году гораздо сильнее, чем в прошлые годы, телевидение старалось не перегружать народ военным трагизмом.
Телевидение милосердно освободило перенапрягшийся народ от переживания Великой Отечественной войны как нашей общей великой истории, для многих составляющей часть семейной биографии. За пределами первых пяти кнопок празднование Дня Победы либо носило чрезвычайно кратковременный и формальный оттенок, либо не отображалось практически никак.
Все случайные совпадения в медийном пространстве и времени, как правило, лишь отображают закономерности нынешнего самоощущения общества. По большому счету очень неслучайно на День Победы буквально наехало "Евровидение": вечером 10 мая уже шла трансляция открытия этого эстрадного конкурса. Юрий Лужков воззвал к любителям эстрады с неимоверной патетикой, так что впечатленному зрителю могли привидеться даже слезы на глазах мэра. А Константин Эрнст совсем расчувствовался, перешел на английский и помянул бога, что было уже смешно. На открытие "Евровидения", в свою очередь, наехала победа нашей хоккейной сборной на Чемпионате мира, освещаемая на ТВ с подчеркнутым вниманием. Эйфории болельщиков, слагающих вирши в честь своих спортивных кумиров, посвятили развернутые репортажи.
Иными словами, День Победы отмечался в атмосфере массового ликования по поводу новейших побед и важных событий в спорте и шоу-бизнесе.
Подчеркиваю – отнюдь не в политической сфере как таковой. От политики и общественной жизни в ее прямых формах ТВ постаралось увести зрителей как можно дальше. И это, конечно же, официальный соцзаказ. Военный парад на Красной площади состоялся, телевидение продемонстрировало новейшее вооружение, надо полагать, совсем не внутрироссийской аудитории. А для внутрироссийского рядового зрителя предназначались эстрада и спорт как наиболее массовые и развлекательные зрелища. Считается, что в этих сферах международной жизнедеятельности Россия сегодня в состоянии одерживать очевидные победы. А телеэкран пусть себе отражает, не боясь перебора.
В такой концепции праздника Победы чувствуется жажда успокоительного реванша, который восполнил бы наши многочисленные поражения в большой политике и большой экономике.
Победа в спорте – конечно же, прекрасное событие. Но все-таки в реакции ТВ на победу наших хоккеистов был какой-то нервозный захлеб, какой-то утрированный перехлест. Словно это вопль о том, что страна способна побеждать не только на хоккейном поле. Однако же и на хоккейном очень трудно, неимоверно трудно. На войне как на войне.
То же самое и с "Евровидением". Интонации его телеподачи ввергают в недоумение. Мол, мы так долго отступали, мы так долго надеялись, мы так долго ждали его в Москве... И вот наконец свершилось! Победа! Практически одна на всех фанатов эстрады...
Хочется сказать: вообще-то победой называются другие вещи, другие события на другую тему. Постеснялись бы через сутки после 9 мая впадать в такой экстаз по такому поводу.
Не люблю прогнозировать, но, похоже, к Дню Победы телевидение приурочило открытие эпохи квазигероизма. Происходит этот квазигероизм из ощущения слабости государства и общества перед лицом проблем современной жизни.
Третья мировая война не объявлена, однако перманентное противостояние политических и экономических сил по сути являет собой нехолодную-негорячую войну.
Общество чувствует себя заложником этой ситуации, в которой не предвидится финала и тем более безоговорочной победы. Государство чувствует, как чувствует себя общество, – и рекомендует побольше "выездных бригад" с песенно-танцевальными программами. Для поднятия духа. Поскольку "Евровидение" к себе каждую неделю звать не будешь, телеаудиторию, то есть страну, должны выручать артисты "из местных". Для этих нужд и существуют "Две звезды", "Ледниковый период", "Танцы со звездами".
Фатальная невозможность ТВ изобрести какое-нибудь зрелище в формате, отвечающем содержанию праздника День Победы, говорит о зацикленности на современных общественных проблемах. ТВ рабски служит современным правилам социально-медийной игры и приглашает всех служить тому же самому.
Но зачем непременно ездить на коньках в гимнастерках и портянках, чтобы прозвучали песни военных лет? Зачем исполнять эти самые песни, разбившись на какие-то странные дуэты певцов с непевцами, зачем ведущим теледивам обряжаться в платья и шляпки по моде 40-х? Зачем выставлять за номера какие-то баллы? Многие настолько свыклись с жестким диктатом формата, что уже не задаются подобными вопросами. Существующие форматы воспринимаются как незыблемая данность. Но ведь совмещать День Победы с форматом мишурного телешоу, да еще с рекламой итальянских конфет, украшающей лед, – по меньшей мере абсурдно, если не кощунственно.
Однако не может ТВ перестроиться и ради одного дня в году создавать нечто неформатное. Праздники на то и существуют, чтобы помогать телевидению как коммерческой организации продвигать свой товар. И для пущей успешности этот товар, как сейчас считается, должен быть узнаваемым, привычным, но слегка видоизмененным – для пикантности, для обновления вкусовых ощущений, так сказать.
Исключительно для подобного обновления и для наличия повода к дискуссиям "Семнадцать мгновений весны" представили в цвете. Сама по себе эта трансформация есть неправомерное вторжение в эстетическую материю искусства. Чтобы позволять себе такое, надо быть очень мало культурными людьми, совершенно не уважающими историю как таковую. Понятно, что фильм, обладающий аурой национальной святыни, не нуждается в подобных акциях. Его и так любят и смотрят. Теперь, напротив, значительная часть поклонников "Семнадцати мгновений..." будет игнорировать цветную версию и охотиться за черно-белой, оригинальной. Но дело не в очевидной бессмысленности цветного дубликата, а в том, что шедевру Татьяны Лиозновой данная трансформация не помеха. Нельзя сказать, что фильм приобрел нечто новое или утратил нечто существенное. Фильм остался неколебим и внутренне неподвластен воздействию современных технологий. Его не удалось испортить. И похоже, это главная победа – победа вечного искусства над капризами моды и технического прогресса.
Кино о войне, снятое в современный период, уже сформировало свой канон в подаче Великой Отечественной. Этот канон сосуществует на ТВ параллельно с классическим восприятием Великой Отечественной. Новый взгляд полемизирует с прежним.
Война священная и война народная развенчиваются как красивый миф, не соответствующий реальности.
Практически любой фильм и сериал, будь то "Диверсант" (режиссер Андрей Малюков) или только что выпущенные "Катя" (режиссер Эльер Ишмухамедов), "Исчезнувшие" (режиссер Вадим Островский), разворачивают страшную картину гражданской войны внутри Отечественной. Параллельно с противостоянием фашизму идет противостояние честных людей нечестным среди своих. Среди нечестных и рядовые граждане, доносчики, перебежчики, и, главное, служащие КГБ, бездарные руководители разных ведомств и званий. Пожалуй, в этот раз сильнее, чем в прошлые годы, звучала боль и обида современного человека, копившаяся не одно поколение. Обида на своих, которые теперь видятся более страшными, чем объявленные враги со свастикой. В новом фильме "Приказано уничтожить. Операция "Китайская шкатулка" (РТР, режиссер Сергей Бобров) группа разведчиков осуществляет план предотвращения покушения на Сталина – и работает под постоянной угрозой ареста и расстрела своим же руководством. Личности разведчиков постоянно "выясняются".
От года к году наше кино все более размашисто и уверенно рисует отсутствие единства нации в период Великой Отечественной.
Война интерпретируется как та ситуация, которая вскрыла и выявила масштабы внутренней конфликтности, гражданской раздробленности советского общества. Наш взгляд на ту войну отображает прежде всего то, сколь нашему обществу тяжело отсутствие единства нации сегодня, сколь отдельному индивиду тяжела необходимость борьбы за себя против всех, когда человек человеку всегда потенциальный конкурент и вредитель. На ту войну кино экстраполирует современный страх и современную потерянность человека, лишенного идеологии сплачивания перед лицом великих испытаний и бед.
Нынешний исторический период ознаменован в России генерализацией и предельной популяризацией идей индивидуалистического самоутверждения, индивидуального спасения и процветания, наслаждения и потребления. Эта стихийно слагающаяся идеология оказывается все труднее совместима с понятием героизма, самоотверженности. Поэтому современному массовому сознанию все страшнее взирать на людей, которые были всерьез готовы жертвовать собой, отказываться от всего, включая саму жизнь. Катя (удачная работа Екатерины Шпица) из одноименного сериала, недавняя школьница из оккупированного фашистами городка, отличается от многих именно за счет своей душевной силы, которая не дает воли инстинкту самосохранения. Наряду с идеальными героями без страха и упрека, вроде разведчиков из "В августе 44-го..." (режиссер Михаил Пташук), растет полк героев заведомо слабых, героями быть не приспособленных.
В негероического или антигероического человека кино вглядывается все пристальнее.
Попадаются сложные натуры, измученные собственной рефлексией, – как перебежчик Петр Таврин в талантливом исполнении Константина Лавроненко в "Приказано уничтожить...". Это традиционный романтический тип мятущегося героя, которого автор всегда готов прощать и которому зритель всегда готов сострадать. Обаяние натуры героя побеждает этические доводы. Но рядом с таким высоким образом антигероя множится и число просто негероев, лишенных всякого обаяния.
Жалкие и страшные негерои стали центральными персонажами "Риориты" Петра Тодоровского на Первом канале. Тодоровский снял кино о человеческой слабости, о душевной беззащитности частной личности перед лицом грозной силы, коей является любая власть, хоть с той, хоть с этой стороны. Эта частная личность увидена режиссером как маленький индивид, вернее даже, маленькая особь, – жалкая пародия на так называемого "маленького человека" из великой российской классики. Режиссер подобрал особые лица-мордочки, лица-гримаски, на обладателей которых невольно глядишь как на представителей звериной породы. Крестьянин Пичугов и его три сына похожи на семейство зверьков, не способных разобраться в том, куда они попали и что с ними происходит, что такое война и зачем они на этой войне. Ефрейтор Бархатов, бывший надзиратель концлагеря, выступает как такой же зверек, ничего не понимающий и не стремящийся понять. Однако это мелкий хищник со своими мелкими интересами – и по отношению к мирным Пичуговым он оказывается провокатором-искусителем. Человеческая гниль натыкается на человеческую слабость и норовит победить.
Взгляд всегда гуманнейшего Петра Тодоровского здесь утрачивает энергию сострадания, энергию внутреннего единения с героями. Режиссер ступает за опасную для художника черту, когда избранные и созданные им человеческие типы уже не воспринимаются как человеческие. Соответственно, и солидарности с ними быть не может. И прощения им тоже не полагается. Дистанцированный взгляд на негероического индивида, ужас перед его социальной беспомощностью и духовной неполноценностью, –то новое, что привносят в переживание войны картины последнего года.
Ради чего рисковать и отдавать жизнь, если не ради жизни конкретных близких людей, вот в чем вопрос. На него современный человек ответа не знает, поэтому в ужасе смотрит на тех, кто когда-то знал – с не меньшим ужасом смотрит на тех, кто и тогда не знал и не хотел знать.
Современный человек в тупике. Он дистанцирован и от героизма и от негероического самоощущения. Ни героизм, ни его отсутствие ему не по душе. Героизм и самоотверженность пугают своими последствиями для их носителя – умирать, да еще в мучениях, не хочется. Отсутствие героизма ужасает последствиями для страны и нации в целом – некому будет нас защищать, спасать, вести от хаоса к порядку. Кто-то должен быть сильным и защищенным от скорой гибели. Кто-то должен брать на себя инициативу и ответственность. Если это, фигурально выражаясь, "не мы" и "не я", то кто-то иной – особый по всему, по статусу, по крови, по защищенности и полномочиям. Старт нового сериала "Иван Грозный" сразу после Дня Победы выглядит как вариант ответа на вопрос, что же это за человеческий тип. Будем следить за интерпретацией Грозного современной популярной культурой – лучшей коллективной исповеди на темы власти трудно себе представить.
|
