Андрей Зайцев "Подвижничество", "аскетизм" и "дисциплина" в трудах митрополита Антония Доклад на 2 – ой международной конференции, посвященной осмыслению наследия митрополита Антония Сурожского Дорогие друзья.
Наверняка, все здесь присутствующие знают, а некоторые, возможно, лично слышали беседы митрополита Антония о подвижничестве, опубликованные во втором томе его трудов. Я дам оттуда несколько высказываний владыки, которые показывают суть аскетизма в его понимании, а потом остановлюсь на тех примерах, на которых можно судить о разных формах подвижничества в современном мире. При этом мне хотелось бы показать примеры аскетики не только из опыта святых, но и из жизни тех людей, с которыми встречался митрополит Антоний. Мне кажется, что такой подход лучше передаст те мысли, которые владыка вкладывал в понятие подвижничества.
Для начала укажем на одну проблему понимания аскетизма в современном мире. Многие христиане полагают, что аскетика проявляется только в круглосуточной молитве в ночах без сна и в круглогодичном посте. Как говорил сам владыка Антоний, такое понимание подвижничества приводит к мысли о том, "как будто великие подвижники прошлого совершали эти физические подвиги ради того, чтобы показать, как мало они нуждаются в земном для того, чтобы жить" . Такой взгляд на аскетизм часто сознательно усваивается человеком, который только что пришел в церковь, и в его голове появляется миф о том, что его повседневная жизнь, работа, отношения с людьми – это как бы помеха на пути ко Христу, а настоящее христианство кончилось в эпоху Вселенских соборов или на святителе Игнатии Брянчанинове. В результате человек часто не может себе представить, что его обычные дела и есть прекрасный повод для подвижничества, ждя спасения души.
Митрополит Антоний дает такое определение аскетизма: "Любое дело в жизни предполагает обучение, усилие, постоянство и подвижническую установку, такую установку, которая ограничивает нашу свободу действий, или мыслей, или чувств, чтобы мы вырастали в меру своего призвания" . Такое понимание подвижничества не слишком характерно для современного церковного сознания в России, но оно было распространено в русской святости. Русский подвижник – очень активный человек – он основывает обители, помогает вдовам и сиротам, посещает заключенных, беседует с княжеской властью и своим личным примером показывает тот евангельский идеал, к которому следует стремиться. Достаточно открыть жития Феодосия Печерского или Сергия Радонежского, чтобы увидеть, насколько они устремлены к цели, как они преодолевают препятствия и не опускают руки. Преподобный Сергий, будучи игуменом, строит келию за решето гнилого хлеба, а не только молится и ждет, когда Бог пошлет ему пропитания, и не предъявляет Ему претензий, за возникшие трудности.
Эта активность, готовность последовать за Христом и есть, по словам владыки, подлинная дисциплина как состояние ученика, обладающего внутренней свободой: "Дисциплина – это состояние ученика.., не состояние рядового, вытянувшегося в струнку перед капралом. Состояние рядового солдата – это состояние подчиненности. Здесь же предлагается высшая свобода, но свобода, укорененная в верности и ответственности" .
Мне кажется, что это очень важный для нас момент в понимании дисциплины. Часто, когда мы приходим в Церковь или в ней находимся, нам кажется, что от нас ничего не зависит, и наша задача лишь передать потомкам тот образ православия, который достался нам от предков. Это один тип неверного понимания дисциплины и послушания, при котором мы все стоим по стойке смирно и бегаем за священником с вопросом, можно ли детям на ночь читать сказки, или лучше сразу читать что-нибудь "благочестивое". Другая крайность состоит в том, что мы часто, приходя в Церковь, полагаем, что стоит провести какие-то реформы православия, сделать из храма царство абсолютной свободы, а из христианства религию вседозволенности, как тут же аскетика умрет за ненадобностью. Это тоже заблуждение, от которого предостерегает нас митрополит Антоний. Наивно полагать, что если мы верим во "что-то большое и светлое", то мы уже христиане, умеющие молиться и жить как святые только по факту того, что мы иногда заходим в храм или "уважаем" Христа.
Напротив, любой христианин не может обойтись без аскетических упражнений, без труда. Еще апостол Павел сравнивал христианина с атлетом, который бежит на стадионе за призом. В этой гонке побеждает тот, кто приложил больше усилий, тот, кто является подлинным подвижником, т.е. человеком, "который всегда в движении, кто не застыл. Не то, что он в беспрерывном волнении и беспокойстве, но он не бывает неподвижен, все время устремлен, не спит, бодрствует..., как бдит страж, которому поручено предупредить войско о приближении врага" . Иными словами, аскет, это человек, который не задает двух любимых вопросов современного человека: "Почему сразу я" и "Что мне делать". Эти слова слишком часто можно слышать и в православных храмах, и в результате святость почему-то понимается часто как полное бегство от мира (в том смысле, что человек перестает заботиться о близких и ходить на работу, поскольку она "неблагочестива") или как пассивность, когда человек выполняет послушания и не имеет собственного мнения. К сожалению, таких карикатурных "аскетов" сложно вывести из этого заблуждения. Митрополит Антоний приводил пример такого поведения, когда человек приходил к нему и просил о помощи, а на просьбу рассказать, чем же ему помочь, собеседник говорил, что он сам не знает в чем проблема.
Если же говорить не о мнимом, а о настоящем аскетизме, то значительную роль в нем играет человеческое тело. Существует определенный стереотип о том, что в христианстве пренебрежительно относятся к телу, считая его темницей для души. Сторонников такой точки зрения несколько не смущает, что здесь речь идет скорее об античной и раннесредневековой философии, а не о христианстве. На самом деле христианские подвижники не ставили своей целью умерщвление плоти, но делали так, чтобы тело служило спасению человека. Владыка Антоний в этой связи отмечает, что "мы – духовно-телесное целое и есть вещи, которые могут быть душой только при поддержке сердца и тела: сердце должно дать горение, вдохновение, страстную устремленность, тело должно быть способно на длительное усилие" . Проблема некоторых современных христиан как раз и состоит в том, что их сердце не способно к вдохновению, а тело – к длительному усилию. Каждый, кто хоть раз в жизни пытался научиться регулярно молиться или делать зарядку, прекрасно поймет эти слова владыки о том, что такое подлинный аскетизм.
Теперь от общих положений о подвижничестве, которые можно найти в беседах владыки Антония, я хочу привести несколько примеров подлинного подвижничества. Я сознательно сейчас не говорю о том, как митрополит Антоний говорил о подвижниках живших в египетской пустыне или о преподобном Серафиме Саровском. Но мне бы хотелось привести рассказ владыки о митрополите Николае (Ярушевиче), а точнее только один фрагмент, когда митрополит Антоний говорит о той роли, которую митрополит Николай играл в церковно-государственных отношениях при Сталине, и чего ему это стоило: "О нем говорили Бог знает что. А он мне рассказал, как его Владыка Сергий попросил стать посредником между ним и Сталиным. Он отказывался: "Я не могу!.." – "Вы единственный, кто это может сделать, вы должны". Он мне говорил: "Я три дня лежал перед иконами и кричал: Спаси меня, Господи! избави меня!.." После трех дней встал и дал свое согласие. После этого ни один человек не прошел через его порог, потому что верующие перестали верить, что он свой, а коммунисты знали, что он не свой. Его встречали только в служебной обстановке. Ни один человек ему руки не подал, – в широком смысле слова. Вот какая жизнь. Это мученичество такое же, как быть расстрелянным. А потом, когда он восстал и стал говорить проповеди, где обличал безбожие, ему запретили говорить проповеди, его закрыли от верующих. Умирая, он мне оставил записку: "Я всю жизнь хотел служить Церкви, и меня все оставили. За что, за что?" Это письмо у меня есть" .
Эти воспоминания, образ митрополита Николая, наверное, самый крайний пример подвижничества в условиях гонений. Я сознательно не говорю слово "святость", поскольку это увело бы нас от темы сообщения и некорректно с точки зрения богословия или церковной практики, но это очень яркий образ подлинного предельного ученичества, дисциплины и послушания.
Второй пример куда более известен, это рассказ об отце митрополита Антония, который, несмотря на знание языков, работал чернорабочим, читал святоотеческую литературу, причем на его двери висела записка: "Не трудитесь стучать, я дома, но не открою". Он умер очень рано в 53 года, и его поступки нельзя рассматривать как дешевую сентиментальность по отношению к Родине или как эгоизм. Это тоже особый путь подвижничества, ответственного служения, который может служить прекрасной иллюстрацией к словам владыки Антония о том, кто такой подвижник, и что такое дисциплина.
Подведем некоторые итоги. Понятия подвижничества, аскетизма и дисциплины не были для митрополита Антония чем-то архаичным или историческим, это не синонимы муштры или "благочестия" в том смысле, в котором его понимают создатели мифов о древних подвижниках или псевдоправославии, но это живая традиция, творчество, от которого зависит судьба каждого человека, независимо от его положения в Церкви
Благодарю за внимание.
|
