Александр Журавский, Александр Кырлежев Pоссийское государство перед феноменом религиозности Политика власти в отношении конфессий должна строиться на концептуальных основаниях Источник: НГ-Религии Дискуссия о том, каковой должна быть модель церковно-государственных отношений, сегодня вновь обретает актуальность. Связано это, в частности, с тем, что в Российской академии госслужбы при президенте РФ (РАГС) ведется работа над специальной концепцией, регламентирующей религиозную политику государства. Еще в апреле об этом заявила в интервью интернет-порталу "Религия и СМИ" заведующая кафедрой религиоведения академии профессор Ольга Васильева. По ее словам, создание концептуальных основ государственной вероисповедной политики – приоритетное направление в работе кафедры и ее постоянная задача. Хотя разработка этого документа пока не завершена, "НГР" уже сейчас предлагает читателям ознакомиться с некоторыми соображениями сотрудников кафедры на эту тему.
Александр Владимирович Журавский – заведующий редакцией религиоведения "Большой российской энциклопедии", руководитель Центра этнорелигиозных и политических исследований при кафедре религиоведения РАГС.
Александр Иванович Кырлежев – преподаватель кафедры религиоведения РАГС, научный консультант Синодальной богословской комиссии Русской Православной Церкви.
На нынешнем этапе становления российской государственности, а также в условиях активизации религиозного фактора в глобализирующемся мире (достаточно вспомнить события 11 сентября) не вызывает сомнений необходимость формирования политики, которую можно назвать религиозной (по аналогии с экономической, национальной, культурной и др.). Импульсом к ее формированию может послужить и тот факт, что ведущие религиозные конфессии России уже представили в своих социальных доктринах религиозное видение государственно-конфессиональных отношений.
Очевидно, что религиозная политика государства должна строиться на концептуальных основаниях. Ее общую цель можно обозначить как создание благоприятных условий для позитивного неконфликтного развития религиозной жизни в стране. Для этого, в свою очередь, следует создать (имея в виду среднесрочную и долгосрочную перспективу) систему эффективных реакций на возможные вызовы со стороны религиозной среды и наметить превентивные действия государства, позволяющие избежать конфликтных ситуаций.
Эффективность современной государственной политики обеспечивается двумя ее качествами. С одной стороны, это прагматизм, ориентированность на защиту национальных интересов (национальной безопасности); с другой – следование демократическим принципам, последовательная защита соответствующих ценностей и институтов.
Каковы национальные интересы российского государства применительно к сфере религиозной жизни?
Государство заинтересовано прежде всего в общественной стабильности (достижении "общего блага") и потому, в частности, в управляемости процессов, происходящих в религиозной среде. Однако управляемость в данном случае следует понимать не в смысле манипуляции конфессиональным фактором, а в смысле обеспечения позитивного участия религиозных объединений в жизни гражданского общества, частью которого они являются. Государство призвано содействовать развитию тех инициатив религиозных сообществ, которые приводят к повышению их социальной ответственности, а тем самым – и к участию в государственной религиозной политике. Иначе говоря, необходима обратная связь, установление диалога и партнерства государства и конфессий. В противном случае государство будет иметь дело со стихийно развивающимися религиозными сообществами, преследующими исключительно свои корпоративные цели, что неизбежно будет приводить к конфликтам как с другими конфессиями, так и с обществом в целом.
Не секрет, что в религиозных традициях существуют практики, которые можно назвать асоциальными. Например, монашество (в разных религиях) как "отречение от мира" ради духовного совершенствования может рассматриваться как проявление асоциальности. В то же время монашество в таком понимании – это пассивная асоциальность: монахи не пропагандируют свои идеалы вне религиозного сообщества, не вербуют в свои общины за церковной оградой.
Однако религиозные сообщества могут проявлять и активную асоциальность, например, пропагандировать в обществе такое понимание религиозного долга верующих, которое предполагает изменение конституционных принципов государства, причем – не демократическим, не парламентским путем. Так, провозглашение ваххабитами в августе 1998 года шариатской государственности на территории Кадарского анклава, несомненно, было проявлением подобной активной асоциальности. И государство, конечно же, не может игнорировать подобные вызовы, иначе оно окажется нежизнеспособным, поэтому со стороны государства следует ответная реакция вплоть до силовой. Реагирует на такие вызовы и общество, в том числе религиозное. Вспомним хотя бы консолидацию мусульман Северного Кавказа в осуждении ваххабизма в 1998 году и вооруженное сопротивление вторгшимся в Дагестан сепаратистам со стороны мусульман этой республики в 1999 году.
Поэтому одной из важнейших задач государственной религиозной политики является социализация религиозности, социальная адаптация конфессий. Государство должно стремиться к тому, чтобы религиозные сообщества в полной мере осознавали свою ответственность перед обществом и его гражданами. В противном случае внутри религиозных организаций будут усиливаться тенденции к изоляционизму, возникать, развиваться и транслироваться вовне разного рода экстремистские движения и прочие "антиобщественные проявления" религиозности, ставшие в последние годы предметом напряженной общественной дискуссии.
При этом следует обратить внимание на позитивные примеры социализации религиозных сообществ. Это не только деятельность Межрелигиозного совета России, но также и региональных межрелигиозных советов разного типа, созданных при органах власти субъектов Российской Федерации. Подобные формы межконфессионального взаимодействия как раз и позволяют осуществлять обратную связь государства с религиозными объединениями и разрешать порой сложные, проблемные ситуации, но не через конфронтацию, а в процессе диалога и конструктивного сотрудничества.
Одно из концептуальных оснований религиозной политики государства – выстраивание отношений с представителями религиозных традиций по принципу различения доминанты (большинства) и меньшинства. Это вполне демократический принцип, суть которого заключается в том, чтобы, учитывая права большинства граждан, в то же время защищать и права меньшинств. Так, через процедуру выборов (на национальном и региональном уровнях) обеспечивается реализация прав большинства, но уравновешивающим фактором являются учет и защита групповых прав меньшинств, а также индивидуальных гражданских прав. На этом принципе построена политическая система современной западной цивилизации и отчасти евроазиатской.
В то же время аксиомой современной политологии стало признание дефектности большинства существующих демократий. В мире нет идеальных, "чистых" демократических режимов, любая реальная демократия – несовершенна (разумеется, в разной степени). Современная демократия и не призвана создавать совершенное общество, у нее прагматическая цель: обеспечить условия для эффективного функционирования как правового государства, так и гражданского общества. Для достижения этой цели необходимо не только соответствующее правовое обеспечение, но и конкретные политические действия со стороны государства. В данном случае принято различать право, с одной стороны, и правоприменение – с другой. (Например, ужесточение в США мер контроля со стороны государства за жизнью граждан и мигрантов после 11 сентября произошло без принятия новых законодательных актов, но лишь в результате иной политики, направленной на предотвращение возможных противоправных действий.)
Очевидно, что и в сфере религиозной политики государства логично и законно не только стремиться к обеспечению конституционных прав граждан (индивидуальных и групповых), но также и к тому, чтобы своевременно реагировать на реальные и потенциальные вызовы. Иначе говоря, правовой формализм не может определять и исчерпывать государственную религиозную политику. Ведь изменение законодательства и развитие правовых институтов всегда вторично: как правило, закон принимается после того, как некий вызов стал серьезной социально-политической проблемой. Это значит, что государство призвано формировать эффективную систему превентивных действий, предупреждающую соответствующие вызовы.
Вместе с тем, чтобы избежать не только правового формализма, но и ситуативных, непродуманных реакций на возникающие проблемы, необходимо проанализировать и осмыслить то религиозное поле, с которым государство имеет дело. Очень важно понять, что с точки зрения государства это религиозное поле не ограничивается сферой жизни религиозных объединений и их социально-политической активностью, оно гораздо шире. Религия присутствует в общественном пространстве не только в форме институциализированных религиозных организаций или групп, но и в иных формах. Проявления религиозности в обществе различны и многообразны. Как их выявить и опознать?
Для этого, на наш взгляд, при анализе религиозной сферы с точки зрения государства необходимо использовать различные подходы. Каждый их них необходим, но недостаточен. В первом приближении можно говорить о трех таких подходах: правовом, социально-политическом и культурологическом. Посредством каждого из них возможно обнаружить определенные аспекты религиозного, но ни один из них не раскрывает его полностью, то есть предлагаемые подходы взаимодополнительны.
Правовой подход – это восприятие религии с точки зрения светского права, которое понимает религиозность как право граждан исповедовать религию индивидуально или совместно с другими. Так возникает институциональное отношение к религии как религиозному объединению, которое в законном порядке приобрело правоспособность юридического лица или же имеет правовой статус незарегистрированной религиозной группы.
Правовой подход является наиболее очевидным и поэтому преобладающим, но в то же время недостаточным для формирования эффективной религиозной политики. Правовые механизмы сами по себе не способны порождать политику опережающего действия. В условиях национальных и глобальных вызовов право всегда "запаздывает", изменяясь только после того, как новый вызов стал фактом (порой трагическим).
Поэтому необходим и другой подход, который можно назвать социально-политическим. Цель его состоит в том, чтобы различить присутствие религиозного в общественном пространстве за пределами собственно религиозных общин. Это присутствие можно заметить в информационной, или медийной, сфере, в популярных представлениях и стереотипах массового сознания, в языке. В данном случае обычно говорят о социально-политическом измерении религиозного. Его трудно определить, но в этом как раз и заключается его специфика, которая нуждается в опознании со стороны государства.
Речь идет о проблеме взаимоотношения секулярного и религиозного в современном обществе. Социологические опросы дают большой процент "верующих" и незначительный процент "атеистов". В то же время, по негласно принятому определению, общество в целом является светским, секулярным. В данном случае, на наш взгляд, происходит смешение или даже отождествление светскости государства и светскости общества, что неправомерно. Ведь для значительной, если не подавляющей части граждан характерна какая-то степень религиозности. Вместе эти граждане составляют "религиозное сообщество" – поперек границ между религиями, то есть сообщество, не совпадающее с институциональными религиозными общинами. Выявление такого "религиозного сообщества" является вызовом светскости общества в целом. Его нельзя искусственно разделять по религиозному принципу, поскольку внутри социального пространства "светское сообщество" и "религиозное сообщество" накладываются друг на друга. В условиях глобальных угроз и усиления религиозного фактора в политике это взаимопроникновение требует особого внимания со стороны государства, которое не может допустить, чтобы социально-политическое проявление религиозности способствовало осуществлению этих угроз.
Важно отметить, что социально-политический подход к анализу религиозного поля соответствует известной идеологеме: религия отделена от государства, но не отделена от общества. Религия должна иметь возможность "работать" в пространстве гражданского общества, ее нельзя ни игнорировать, ни сознательно исключать из него. В противном случае неизбежно обостряется конфликт между светским и религиозным.
Наконец, третий, культурологический подход дополняет два других. Он позволяет государству опознать религию как культурную традицию или, наоборот, культурную инновацию. При этом религиозное выступает также и в сопряженности с этническим и шире с "народным". С этой точки зрения, формируя государственную политику, нужно учитывать генезис этнокультурных и этноконфессиональных феноменов, различать их по происхождению (они могут быть "местными", автохтонными или же "иностранными", привнесенными извне).
Три обозначенных выше подхода – это три аспекта понимания светским государством феномена религиозности в национальном масштабе, уяснения места и роли религии в обществе и государстве.
Через правовой подход государство имеет дело с религиозными конфессиями в "чистом виде". Государству – именно как государству – сложно понять религию как таковую, и потому оно опознает и описывает ее на самом "понятном" для него языке – языке права. На этом уровне государство определяет религиозность через закон, то есть как религиозную организацию и религиозную группу, указывая их свойства: наличие вероисповедания, совершение богослужения и других религиозных обрядов и церемоний, обучение религии и религиозное воспитание своих последователей.
Социально-политический подход позволяет видеть различные формы присутствия религиозного в обществе и искать пути и способы его социализации. В рамках этого подхода государство реагирует на проявления религиозности вне собственно религиозных организаций. Так, например, политическая активность некоторых исламистских групп привела к законодательному запрещению создавать партии по религиозному принципу. Но государство встречается с религиозным фактором и, скажем, в сфере образования, поскольку в обществе обсуждается возможность преподавания сведений о религиях в государственных школах, а не только в конфессиональных учебных заведениях. Это снова возвращает нас к проблеме интерпретации светскости государства, образования, общества в целом. В ходе общественной дискуссии нередко обнаруживаются признаки реанимации опыта советской эпохи, для которой было характерно жесткое атеистическое понимание секулярности – как принципиального отделения всего религиозного от всего общественного. Формируя свою религиозную политику, государство призвано определить свою позицию по этому вопросу исходя именно из многообразия форм присутствия религии в жизни своих граждан.
Именно в рамках социально-политического подхода уместно говорить о социальном партнерстве конфессий и государства, а также о насущной необходимости социального же партнерства религиозных конфессий друг с другом и с обществом в целом. Тем более что заявка на такое партнерство уже сделана. Социальная концепция РПЦ именно в силу своей общественной значимости стала предметом обсуждения не только в православной среде, но и в среде политиков, ученых и, наконец, представителей других конфессий. В результате появились социальные доктрины мусульман, иудеев, протестантов. В контексте такого совместного поиска и диалога создается возможность интегрировать религиозные сообщества в формирующееся гражданское общество.
В свою очередь, в рамках культурологического подхода государство учитывает сложную иерархию идентичностей человеческой личности, поскольку государству важно понимать, каков культурный код граждан России. Именно этот подход позволяет увидеть сложную взаимозависимость различных факторов: религиозного, этнического, родового, культурного, гражданского. Только в этом контексте становится понятным феномен "культурной сопричастности религии", когда на вопрос: "Почему вы считаете себя православным (мусульманином, иудеем, буддистом)?" следует ответ: "Потому, что я – русский (татарин, еврей, калмык)". Или: "Потому, что так верили мои предки" (родовая сопричастность религиозной традиции). И только с культурологической точки зрения можно понять смысл таких сложных личностных самоидентификаций, как "православный атеист", "православный тюрок" (чуваши, кряшены, гагаузы), "непрактикующий мусульманин".
Использование указанных подходов к пониманию государством того, как религия присутствует в обществе и в сознании его граждан, позволяет вырабатывать механизмы и институты религиозной политики государства, а также содействовать формированию системы действий государства, его "конкретных политик".
14 октября 2003 г.
|
