Священник Александр Коробцов Джером Дэвид Сэлинджер (1919-2010) Источник: Информационный бюллетень архиепархии Божией Матери в Москве Писать о Сэлинджере достаточно трудно. Есть великие писатели с очень прозрачным и последовательно построенным миром. С Сэлинджером, для меня, по крайней мере, всё сложнее. Чего стоит хотя бы то, что человек, глубоко укоренённый в классической европейско-американской традиции, с годами всё больше уходил в восточные духовные теории, если не практики.
Говоря о писателе, есть смысл приводить какие-то особенно сильные его слова. Когда речь идёт о переведённых книгах, это менее очевидно. Очень яркий пластичный язык, но это фразы Сэлинджера или Р. Райт-Ковалёвой и Н. Галь?
Можно вспомнить идеи, ходы мысли, сюжеты и образы, поразившие когда-то. Образ дома, наполненного любовью, ранней одарённостью детей и светом; хотел привычно написать: спокойным или ровным светом, но он как раз неспокоен, и для меня это ощущение какой-то беспокойной радости навсегда связано с книгами Сэлинджера.
Или идея принципиального невзросления, детскости под внешней взрослой оболочкой, как одного из центральных (верных) выборов человека (и ощущение сексуальности, как силы, уводящей, дистанцирующей человека от этой детскости). Идея буржуазности, как феномена, – нет, не преступного и антигуманного, как сказали бы в советское время, – просто делающего жизнь человека весьма плоской и одновременно суетливой. Идея присутствия Христа в каждом человеке. Образ Тёти из "Фрэнни и Зуи" когда-то помог мне увидеть Христа в соседе по лестнице, в бильярдистах в пляжном кафе, в продавщице овощного киоска – больше, чем тридцать проповедей.
"Потому что в моём воображении возник отчётливый, ужасно отчётливый образ Толстой Тёти. Она у меня сидела целый день на крыльце, отмахиваясь от мух, и радио у неё орало с утра до ночи. <...> Ты меня слушаешь? Все они, все до одного – это Толстая Тётя, о которой говорил Симор. И твой профессор Таппер тоже, брат. И вся его чёртова куча родственников. На всём белом свете нет ни одного человека, который не был бы Симоровой Толстой Тётей. Ты этого не знала? Ты не знала этой чёртовой тайны? И разве ты не знаешь – слушай же, слушай, – не знаешь, кто эта Толстая Тётя на самом деле? Эх, брат. Эх, брат. Это же сам Христос. Сам Христос, дружище".
Жизнь Сэлинджера асимметрична и таинственна. Написал довольно немного, почти всё получилось или великим, или просто замечательным. Будучи ещё молодым человеком, неожиданно ушёл в молчание, в полувековой затвор; перестал писать, что является постоянным огорчением и даже обидой для всех, любящих его, в том числе – для меня. Теперь пора забыть обиды. Насчёт восточных духовных практик тоже, думаю, не нам судить, они с Богом разберутся или уже разобрались. Теперь он вышел из затвора.
|
