Пелагея Тюренкова Чернобыль: потерянный рай Источник: Татьянин день Я хорошо помню конец апреля 1986 года. Мы с мамой и дедушкой лепим из глины матрешку. Скоро дедушка должен улететь на самолете к бабушке, а я, трехлетняя девочка, буду ждать, когда высохнет игрушка. По родительской задумке, это мероприятие должно отвлечь ребенка от просьб поехать к бабушке, что по каким-то причинам абсолютно невозможно. По радио что-то говорят, взрослые выходят на кухню, разговаривают на повышенных тонах и возвращаются с противоположной установкой: "Ты летишь к бабушке!". В самолете раздают минералку, и я счастлива. А в Чернобыле начинается преступно затянутая эвакуация людей. Только там не фигурируют самолет, минералка и бабушка. Ничего не понимающих людей сажают в автобусы и везут в соседние села, где местные жители шарахаются от них, как от прокаженных. Власти ничего не объясняют, и многие не удосуживаются даже взять с собой документы, потому что внешне никакой катастрофы не видно. Вокруг – рай.
Чужая беда
Спустя четверть века я еду в Чорнобиль (два дня на (или уже "в"?!) Украине, и мне хочется называть его именно так). Что я знала о нем все эти годы? Да ничего! В голове набор штампов: четвертый ядерный реактор, грибы, бомжи и сволочизм (простите мне это слово) советской власти. Ну, еще была у меня однокурсница Оксана из Людиново Калужской области – у нее были льготы на поступление в университет – как у ребенка, выросшего в незначительно зараженной местности. Это смешно (сквозь слезы), но, будучи абитуриентами, многие ей завидовали...
Возможно, я бы и постеснялась написать об этом, но Медведев, обращаясь к гражданам на площади у ЧАЭС, сказал примерно то же самое: "Как знакомы очертания станции по многочисленным фотографиям и телехроникам...". Поэтому, что уж говорить: Чернобыль для подавляющего большинства из нас – окутанная мифами "чужая" беда. Завесу которой лишь попытались приподнять в дни "юбилея".
Зона на месте дома
Мы работаем в составе патриаршего пресс-пула, журналистов которого не приглашают на пресс-конференции, на которых рассказывается о цифрах (например, 45 миллионов евро выделила Россия Украине на проект "Укрытие" – саркофаг, которым накроют всю станцию), планах (на базе ЧАЭС планируют создать исследовательский центр) и прочем официозе. Святейший приехал с более человечной, что ли, миссией. Поддержать. Сказать о том, что мы вместе. И, конечно, помолиться. Как это важно, понятно без слов. Но был момент, когда стало очевидно: людям, пережившим трагедию, не так важны проекты развития, как наше понимание – их жизнь разрушена, и потерянного рая не вернуть. Хотя, казалось бы – вот он, на ладони: цветущие сады Родины, богатый чернозем родных мест, прозрачный воздух любимой Украины. Святейший говорил людям о боле утраты близких, по евангельскому слову положивших жизнь за други своя, страдании людей, вынужденных всю жизнь лечить себя и своих детей. Но только когда он, указав рукой на украинские просторы, сказал об ужасе потери родного дома, люди зарыдали в голос.
Как сложно в мирное, весеннее время выйти из дома, построенного дедом, в котором родились твои дети, с узелком в руке, оставить его на растерзание мародерам и пойти жить на кухню дома соседского села. И все только потому, что тихой ночью в результате взрыва (которого никто не слышал) появилась "зона" (которую никто не видит).
Правда, я познакомилась с женщиной, которая не выехала из Чорнобиля. Мать Галины Волошиной была эвакуирована в годы Великой Отечественной, и, вернувшись, единственная нашла вместо дома пустырь. Восстановив дом, она дала Богу обещание больше никогда не покидать его. Поэтому в 1986 ее ответ был однозначным: "Нет!". Вместе с ней осталась и семья, в том числе внучка-школьница, которая сейчас сама – мать пятнадцатилетней девочки. В свидетельстве о рождении место появления на свет так и обозначено – Чернобыль.
"Садим все в своем огороде, сами все и едим. Никогда в жизни я не была на бюллетене, а бабка наша прожила 101 год!", – рассказывает Людмила. – "Я знаю, что все, кто покинул дома, много и часто болеют. Думаю, все это у них от нервов! В Киеве не чище, чем у нас, зато тут – дом родной, где стены помогают".
Наш разговор происходит во дворе Чернобыльского храма, и я ей вполне верю. Ибо ночью, в другом храме – в Добрянке, беседовала с парой: по виду – ее ровесники, которые эвакуировались. У них дрожат руки и в глазах боль. Вряд ли они что-то сажают в огороде – это теперь городские жители, огурцы покупают на рынке. Вопрос "стоило ли?" никто из журналистов не задает – совесть мешает. Ибо ясно, что люди задумаются, вполне может быть, что ответят "нет", а дальше – выдержит ли сердце?
О том, что многие переселенцы завидуют смелости самоселов, можно догадаться сразу.
Ликвидаторы и "кошелек" Януковича
Но еще сложнее ликвидаторам. Если обычные люди жили по воле Бога – не они шли в радиационную зону, а радиация пришла в их дома, то эти принимали решение сами. Одни своими жизнями спасли жизни других и умерли в том же 1986-м. Герои Украины. Их имена высечены на граните, им возлагают цветы.
Другие – вроде как тоже сделали очень много. И вроде как живы и даже относительно здоровы. Но именно "вроде как" – жизнь покалечена трагедией. Например, полковник Владимир Даниленко. В 1986-м он был 42-летним пожарным. Звонок раздался в два часа ночи. Тушили крышу реактора вроде как (да, опять "вроде как") и недолго – час двадцать, но его до сих пор передергивает: "Вы понимаете, на крыше был битум и поролон! Это же самые горючие материалы!!! Как они там вообще оказались?". Работали без скафандра, облучение – почти 1 рентген, инвалидность, восстановление крови, постоянное лечение. Сначала дали ордер на новую квартиру, а потом отобрали в пользу переселенцев из Припяти. Полковник очень нервничает и просит: "Вы напишите, обязательно напишите, что сейчас Правительство проталкивает закон 7562, он отнимет у нас последние льготы!". Разговор заходит о власти и Ахметове, причем опытный полковник тут же догадывается, что мне эта фамилия не знакома, ругается и отворачивается. Ко мне подходит его товарищ и шепчет на ушко: "Девушка, Ахметов – это "кошелек" Януковича, а на полковника Вы не обижайтесь, жизнь такая".
Но тут приезжают Патриарх Кирилл и Митрополит Владимир. Полковник вытягивается по стойке смирно, а после слов Святейшего: "До той страшной минуты мир не знал катастрофы мирного времени, которая могла бы сравниться с Чернобылем", всеми силами пытается сдержать слезы. Потом колокол бьет 25 раз и слезы сдерживать уже не нужно: зачем, если плачут все? Кроме журналистов, которые бьются за более выгодную точку и гуглят с телефона: "Ахметов"...
Сон Патриарха
президент
Приезд в Чорнобиль президентов был очень необычным: слишком мало охраны.
Медведев кричал: "Христос Воскресе!", а Янукович случайно запутал нити колоколов, которые Патриарх подарил восстановленному храму. Они были такими "своими", а Святейший так искренне порадовался тому, что видит глав России и Украины вместе, да еще и в православном храме...
Рискну предположить, что чернобыльцы чувствовали себя по-настоящему счастливыми. Ведь кроме колоколов, Святейший подарил храму набор архиерейских облачений. Ценен не только подарок, но его смысл: "В этом храме в зоне отчуждения еще будут служить архиереи!".
Митрополит Владимир удостоил Святейшего ореденом Святителя Феодосия Черниговского. Патриарх Кирилл рассказал о сне, который его мама увидела тогда, когда сын был еще младенцем: к ней подошел юноша лет 16-ти, в руках у него была икона Святителя Феодосия, и он сказал: "Мама, я хочу быть таким, как он!". Когда сыну исполнилось 16 лет, мама сказала: "Вот этот юноша мне и приснился!". С тех пор Патриарх считает Святителя Феодосия своим покровителем, его образ всегда с ним.
На четвертый ядерный мы опаздывали. В какой-то момент забыла о мерах предосторожности (ходить только по асфальту, на землю не ступать) и побежала по густой зеленой траве. И хотя после выезда из зоны каждый проходил радиационный контроль, было очень не по себе. Точнее сказать, страшно! Настолько страшно, насколько низок мой поклон тем, кто выехал ночью и тушил пожар, кто работал на ликвидации, кто вынужден был бросить свои дома, и тем, кто решил их не бросать. Всем тем людям, которые бросили в мусорную корзину не обувь, а беззаботную жизнь.
|
