Ольга Джарман Аретей Каппадокийский: неизвестный добрый доктор античности "Диабет – удивительная болезнь, не частая среди людей, при которой плоть и члены словно растворяются" Когда студенты-медики, вчерашние школьники, слышат тему лекции "Античная медицина", они испытывают определенную гордость. "Ну, это-то мы знаем! Гиппократ, Гален! Не то, что египетские суну и местопотамские асу и ашипу, чьи имена-то и произнести с первого раза не удается!"
Но если студенты в дальнейшем открывают для себя античных врачей Сорана и Руфа, Асклепиада и Цельса, Диоскорида и Орибасия, то знания большинства так и ограничиваются двумя именами – Гиппократа и Галена. Это несправедливо. Как по отношению к истории медицины, так и к этим людям, на чьих трудах учились поколения врачей Греции, Рима, Византии и Средневековой Европы.
В этом очерке мне хотелось бы рассказать о малоизвестном для неспециалистов, но очень интересном античном враче, соименном греческому слову "арете" "добродетель" (или, точнее, "соответствие своему предназначению").
Это Аретей из Каппадокии, Аретей Каппадокийский. Позволю себе обширную цитату.
"Диабет – удивительная болезнь, не частая среди людей, при которой плоть и члены словно растворяются, становясь мочой. Природа этой болезни, так же как и водянки – холодная и влажная. При этой болезни, очевидно, поражаются почки и мочевой пузырь, ибо больной никогда не прекращает мочиться, при этом мочеиспускание его непрестанное, подобно тому, как льется струя из открытого водопровода. Итак, природа этой болезни – хроническая, и требуется длительное время для ее формирования, но, когда болезнь полностью сформировалась, дни пациента сочтены; ибо растворение плоти очень быстрое и смерть скорая. Более того, жизнь отвратительна и мучительна. Жажда неутолима; больной пьет неимоверное количество жидкости, которое, однако, не соответствует огромному количеству мочи, ибо мочи выходит больше; и никто не может прекратить жажду больного или его постоянное мочеиспускание. Ибо, стоит им воздержаться от питья, рот их запекается, а тело иссыхает; у них начинается тошнота, беспокойство и жажда, подобная жжению; и вскоре жажда палит их, как огонь"...
Вы прочли первое описание сахарного диабета в европейской медицинской литературе. Сделал его врач Аретей, он же дал имя этой болезни, смертельной в его эпоху, да и позднее, вплоть до открытия инсулина. Он назвал ее "диабет". Так назывался сифон на римских акведуках, через который постоянно лилась вода. Действительно, обильное мочеотделение из-за присутствия глюкозы в моче – один из основных симптомов нелеченого сахарного диабета. К сожалению, русский перевод не может выразить всю красоту стиля Аретея. Но даже перевод позволяет понять, как высоки были наблюдательность, сострадание к больным и владение письменной речью у этого незаурядного человека. Достаточно сказать, что термин, который он ввёл в обиход, существует до сих пор, применяется к заболеванию, описанному им же, и входит в международную классификацию болезней.
Стоит добавить, что именно Аретей ввел разделение болезней на "острые" и "хронические". Этим разделением врачи всего мира пользуются до сих пор, не подозревая, что у столь простой и древней, но очень глубокой по подходу классификации есть свой автор. А стиль изложения трактатов Аретея, совсем не похожий на современные сухие учебники по медицине, стал поводом долгих споров.
Идёт 1828 год. В Лейпциге известный филолог Кюн издает труд "древнегреческого врача Аретея". Среди историков фурор: найден труд современника Гомера! Этот труд написан прекрасным ионийским диалектом греческого, на котором написаны "Илиада" и "Одиссея"! "Быть может, Аретей – не современник Гомера, говорят более трезвые ученые, но то, что он современник Гиппократа, это точно! Ведь Гиппократ тоже писал на ионийском диалекте. Подумать только, перед нами труды врача, жившего в V веке до нашей эры!" Но дальнейшие исследования текста показали, что Аретей жил после Рождества Христова, но виртуозно владел древним ионийским и намеренно подражал слогу Гиппократа и Гомера. Это было знаком особой образованности. Вспомним свт. Григория Богослова, который писал духовную лирику на так называемом "классическом древнегреческом" языке, уже не употреблявшимся в его время.
Период похвал сменился периодом обвинения Аретея в плагиате. "Он не самобытный автор, все, что у него есть, списано с других медицинских книг, авторы которых жили до него" таков был суровый вердикт науки в начале XX века. И хотя "плагиат" античности в то время считался совершенно не предосудительным занятием, восторженные возгласы исследователей утихли. Аретей из талантливого клинициста и писателя превратился в средненького провинциального врача, вычурным языком конспектировавшим труды некоего столичного врача Архигена.
Однако в 60-е годы XX века восторжествовала справедливость. Было доказано, что Аретей – самобытный врач, живший I в веке нашей эры, блестяще владевший стилем Гомера и Гиппократа, а не просто подражавший их манере изложения. Аретею было что рассказать о болезнях. Помимо симптомов диабета, он описал клиническую картину столбняка и многих других заболеваний. При этом чувство трагического у него находится на уровне классических трагедий Софокла и Эврипида. Никто из древних врачей так не сострадал своим больным, описывая их муки. Это вполне естественно для античной культуры: умирание выводило человека из рамок человеческих отношений. Даже у Платона при описании смерти его любимого учителя, благородного Сократа, нет картины последних минут: Сократ отворачивается к стене и умолкает. А стоики, нравственные правила которых требовали помочь страдальцу, не сочувствуя ему ибо это страсть, недостойная мудреца, говорили: "Только больные глаза влажнеют, видя слёзы в чужих глазах".
И вот, описывая в своем учебнике для юношей, будущих врачей, клиническую картину столбняка, приводящего к смерти (тогда не было ни вакцин, ни сывороток), Аретей говорит о "великом несчастье врача" видеть, как человек страдает, и не иметь возможностей помочь. Что остается врачу? Нет, не уходить, закрыв простыней агонию, как Тесей покрыл Ипполита, а скорбеть вместе с больным...
"Болезнь начинается с поражения челюстей и сложна для лечения, будучи весьма опасной для жизни. Нижняя челюсть упирается в верхнюю так сильно, что не разжать их ни рычагом, ни клином. Все тело неподвижно вытянуто в одну прямую линию, без малейшего изгиба и способности двигать каким-либо членом, ибо руки и ноги также вытянуты прямо. Опистотонус же выгибает всего человека назад, так что откинутая назад голова лежит между плечами, гортань выпячена и торчит, челюсти сильно разведены и зияют, редко стиснуты. Хрипящее дыхание. Живот и грудь выпячены вперед. Моча отделяется непроизвольно, подложечная область напряжена и при постукивании издает звук. Руки в состоянии разгибания и откинуты назад, ноги безобразно искривлены и выгнуты в противоположном подколенной впадине направлении... При всех видах – сильные боли, при всех – жалобные стоны, исходящие из глубины груди... он не только пригибается вперед наподобие дуги, но как бы свертывается в шар, так, что голова покоится на коленах, а спина и ноги перекидываются наперед до того, что кажется, будто коленный состав выпирает сквозь коленную ямку. Весь облик больного теряет тогда всякое человеческое подобие... Пораженный им становится неузнаваем даже для лучших друзей. И присутствующий врач ничего не в силах сделать ни для сохранения жизни, ни для уменьшения болей, ни для улучшения безобразного искривления. Врачу остается только скорбеть вместе с больным, только быть вместе с ним до тех пор, пока смерть принесет ему облегчение. И в этом великое несчастье врача".
А как же плагиат? Доказано, что это Архиген списывал с Аретея. Кроме того, интересные свидетельства, касающиеся знаменитого врача античности Галена, приводит современный историк античной медицины V. Nutton.
Как известно, Гален был своеобразной личностью. Он не любил цитировать своих врачей-современников и врачей, живших незадолго до него. Тем не менее, у Галена существуют два отрывка, которые дают нам пищу для размышлений. У Аретея приводится история больного элефантиазом (слоновостью), покинутого всеми друзьями, который чудесным образом исцелился, выпив воду из кувшина, в котором до этого утонула змея. В одной из своих ранних работ Гален приводит эту же историю, не указывая, у кого ее позаимствовал. Спустя 30 лет Гален снова рассказывает историю об исцелении для него характерно забывать, что он писал в своих ранних книгах. Поскольку Гален был личным врачом императора, у него были все условия написать несметное количество книг. И пергамент, и рабы-секретари делали его труд значительно более легким, чем у Аретея. Так вот в следующий раз рассказывая ту же историю, он уже заявляет, что сам был свидетелем исцеления больного, и произошло это исцеление в пору его юности в Малой Азии. Скорее всего, как считает знаток Галена V. Nutton, с течением времени событие, о котором Гален лишь слышал или читал, стало преподноситься им как личное свидетельство.
Аретей, в отличие от своего коллеги Галена, жил далеко от двора императора в Каппадокии. То есть в далёкой провинции, которая, правда, со временем даст миру великих защитников самой сути христианства (именования Христа, Сына Божия, Страдальца и Спасителя Истинным Богом). В своей глуши Аретей лечил больных, писал книги. Чудом они дошли до нас. Ведь императорских писцов, которые копировали бы его слова на дорогом пергамене, у него не было. Был только данный Богом талант. Его книги копировали не писцы, а врачи, желавшие иметь свой личный экземпляр, к которому можно обратиться при размышлениях над сложным диагнозом в поисках лечения. Ведь Аретей не только описывал смертельные болезни. Он предлагал и способы лечения многих хронических заболеваний, в том числе водянки (теперь мы называем такое состояние сердечной недостаточностью).
"Этот врач, который был не только врачом, сохранил в своей душе место для человечности, и даже, описывая патологию, охваченный описываемым им страданием, ("pathos"), писал с состраданием. Он мог описать тот стыд, который испытывает больной от своей болезни, то желание смерти, которое охватывает несчастного, скорбь и печаль родных страдальца. Его описание имеет черты античной трагедии", пишет исследователь Аретея, K. Deichgraber.
Кто знает, не было ли столь нехарактерное для века Нерона мировоззрение вызвано тем, что врач Аретей из в гористой Каппадокии был христианином? Судя по его текстам, ему близки взгляды стоиков – и всё-таки его глаза влажнеют, видя слёзы в чужих глазах. Влажнеют и глаза его читателей... Какое-то иное влияние, кроме стоического, коснулось его души. Между прочим, он называл себя "пневматиком". И одному Богу известно, только ли одну из медицинских школ он имел в виду, или подразумевал одно из тайных наименований христиан
|