Шорина Лариса О "бабушках в платочках" и толерантности Источник: Фома В последнее время в средствах массовой информации разной направленности очень часто звучат рассуждения о необходимости создания в церковной ограде атмосферы любви, терпимости, всепонимания. Хорошие, в общем, призывы, не теряющие своего воодушевляющего значения даже в эфире ультралиберальных СМИ. Все хорошо понимают, что речь идет не просто об этике поведения в храме, но об основополагающем принципе Домостроительства. И можно было бы, потупив глаза, смиренно согласиться, что да, не все у нас по части любви благополучно, и с всепониманием есть проблемы. Потому что христианская любовь дело очень трудное...
Можно было бы согласиться, если бы не одна яркая деталь, присутствующая практически во всех радиоинтервью и публикациях в других СМИ, где обсуждаются проблемы церковной жизни. (А где они сегодня только ни обсуждаются. Как говаривали наши далекие предки: "Всякая суета всуе суетит").
Так вот, во всех рассуждениях последнего времени присутствует образ "старух в платочках", в более мягких вариантах "тетушек", могут и вежливо сказать "постоянных прихожанок". Но всех этих особ объединяет одна черта – они в платочках. И еще они проделывают нечто, воспринимаемое повествующими как насилие над личностью: предлагают убрать губную помаду, прежде чем приложиться к иконе, выключить мобильный или хотя бы поскорее ответить на оглушительный звонок, не разговаривать громко во время службы, прикрыть вызывающую "красоту"... Изощренные издевательства "старух в платочках" над ненароком заглянувшими в храм личностями можно перечислять долго. И что удивительно, обсуждающие эту проблему, словно сговорившись, аттестуют "старух в платочках" как бывших партийных работников с неистребимой совковой ментальностью. Понятно, что образ демонизируется в такой исторической ретроспективе, а затем легко перебрасывается на миросозерцательный уровень, и простое требование соблюдения элементарных норм объявляется хамством. Более того, прорастает метафизическим грехом "отсутствия христианской любви".
Итак, "платочки". Обычная русская традиционная практика – женщина в храме покрывает голову. Конечно, это не догматическое требование, и православные в других странах не придерживаются этого обычая. Но у нас так принято: это как зримое выражение того, что ты вступаешь в иное, не бытовое пространство, что ты чтишь и смиренно принимаешь правила существования в этом пространстве – мужчина обнажает, женщина покрывает голову.
Значит, этим простым знаком мы очерчиваем границы той особой территории, которую почитаем сакральной, подчеркиваем свое уважение к ней. Мелочь, о которой не стоило бы и говорить... Да вспоминается предостережение, которое еще в начале христианской церковной жизни сделал Константинопольский патриарх Фотий в одном из своих Окружных посланий: "ведь и малое из допущенных отступлений способно довести до полного пренебрежения догматом". Конечно, он не о "платочках". Он – о границах церковности, которые надо защищать и бдительно и сурово. Не идя, кстати, на компромисс с миром, не поддаваясь на изощренно сложные мотивировки разума, зовущего к "осмыслению", к "объяснению", к "приятию неизбежного в решении ситуации" и, разумеется, к безбрежной любви к заблудшим, к трогательной заботе о состоянии именно их душ, которая выражается в практических призывах к созданию им комфортного пребывания в храмовом пространстве.
Ни-ни объяснить молодым людям, что с банками пива не следует подходить к иконам, или молодым девицам, что юбка вообще-то должна прикрывать, а не открывать белье, а джинсы животик... Это их вспугнет, отвратит, обожжет нелюбовью и навсегда отвратит от Церкви Христовой. А "партийные" "старухи в платочках" лезут не в свои дела, пристают с поучениями, гоняют молодежь.
А если посмотреть на этих "старух в платочках" с другой стороны и признать, согласиться, что замечания, сделанные вольнолюбивой публике, есть напоминание о том, что храм – особое, сакральное пространство, где важны не записочки и свечки, а готовность к внутренней сосредоточенности. Хорошо если молитвенной, но и просто уважительной тоже хорошо.
Чаще всего "старухам в платочках" выдвигается серьезное обвинение: они де не получили богословского образования, не читали Отцов, а берутся поучать.
Но иногда полезно вспоминать, что догматическое церковное пространство защищали как раз не философы и даже не богословы. Более того, именно иересиархи были очень учеными людьми, сложными и глубокими личностями, прекрасными ликом, а уж интеллектуально – выше всяких похвал. Все они заслуживали сострадания, так как часто были гонимыми. Утверждали то, в чем были убеждены, и облекали свои убеждения в блистательную форму. А им противостояли простецы, не очень ученые люди. Сколько их в бедных рубищах, с неуклюжими манерами, неумением держаться с достоинством в царских палатах приходило защищать церковную ограду.
И сколько раз в житиях Отцов Церкви и святых мы читали слова о простоте облика, неказистости одежд, простоте общения.
Разные времена выдвигают разные требования к защитникам Церкви: перед кем-то стояли задачи защиты догматической определенности, перед кем-то защиты веры православной от нашествия иноплеменников, перед кем-то – исповедания до смерти от руки кощунников и гонителей. Сегодня "старухи в платочках" считают, что надо защищать Церковь от мягкого размывания ее границ миром. Иногда льстивым, иногда фривольным, иногда мудрствующим, но всегда самодостаточным, уверенным в своем праве на свободу выражения очередной истины. И почему самоуверенные люди, изредка заглядывающие в храм только для того, чтобы убедиться в непреодоленной "замшелости" "этих православных", думают, что их здесь полагается с трепетом ждать? Почему считают, что здесь все только и заботятся о том, как бы не потревожить их нежного самолюбия?
Конечно, хорошо известно, что нужно разделять грешника и грех. А если человек упорствует во грехе? А если он просто не находит нужным думать о своей душе, но намерен исчерпать чашу бытия до дна с веселым посвистом и песнями? Имеет он на это право? Полнейшее. Однако же имеет ли церковная позиция, оценка право на то, чтобы быть озвученной на этом "фестивале пороков"? Робко скажем, хотелось бы.
Не так давно телеведущая Ксения Собчак написала в твиттере примерно следующее: "Я бес. Я хочу защищать кощунниц". Предположим, слова эти, страшные для православного сознания, были написаны в полемическом запале. Но они были написаны. Можно содрогнуться, можно ее пожалеть. Но не сказать жестких слов неприятия такого нельзя. Если ты бес, то ты вне рамок добра, нравственности, традиционных ценностей и символов русской культуры. Почему человек, способный произнести такие слова, остается, пользуясь либеральной терминологией, рукопожатным для тех, кто причисляет себя к православным?
Равно как и странно слышать призывы к смягчению наказания "пуссям". Разве ситуация не однозначна? Замечательная журналистка Мария Свешникова определила эту ситуацию исчерпывающе в одной из дискуссий на фейсбуке: "то, что сделали девушки, это оскорбление моего Отца. Моего. Личного... говорить о том, что ничего не произошло, что милые девочки просто очаровательно баловались, будет враньем против моего Отца".
Или все-таки надо грозить им пальчиком, с умильной улыбкой "кормить блинами". Только бы не услышать обвинений в отсутствии "христианской любви".
Но разве не понятно, что, не ужаснувшись твиттер-признанию в сопричастности врагу рода человеческого, мы-то как раз и поступаем вопреки закону любви, предавая охальников их безрассудству. Где, от кого они еще услышат отрезвляющие слова? Не в Совете Европы же. Так не надо приставать к ним с липкими поцелуями, но надо выразить свою любовь определенностью осуждающей позиции. И именно это – любовь.
Есть такая лукавая присказка: "Не мешай врагу ошибаться". Так вот, эти пресловутые "тетки в платочках" относятся к "на минутку" забежавшим в храм с подлинной любовью потому что стараются да, как умеют! научить, образумить, направить. Ведь сказать правду так же трудно, как и ее услышать. А что некрасивые, порой не слишком любезные, это действительно печально. Хочется, чтобы было по-другому. Но мы ведь говорим не об этикете, а о любви.
И, может быть, сегодняшняя любовь к людям должна состоять в том, чтобы отстаивать церковное пространство как иное по отношению к миру. А в этом пространстве нет места греху и уродству. Конечно, в нем не должно быть тех постыдных происшествий, связанных с дерзостью и невоздержанностью некоторых священнослужителей. Это наши общие боль и стыд. Но у каждого свой фронт обороны. У кого-то маленькая зона ответственности – отвечать за опрятный вид подсвечников и за чистоту поверхности икон, за благообразность внешнего вида храма.
А людям, выражающим снобистское недовольство отсутствием политесного обхождения в храме, может быть, стоит подумать о глубинной разнице между учтивостью и любовью.
|