Ну вот, кажется, мы и дожили до тех времен, когда тему "Церковь в нашей жизни" начинают в России обсуждать нормально. Что значит нормально? Во-первых, что тема из утробно-внутрицерковной (или агрессивно-внецерковной) становится общей, то есть общественной. Во-вторых, что она деидеологизируется. В-третьих, что обсуждают ее люди, разбирающиеся в церковной специфике. В качестве похвального примера такого обсуждения можно обратить внимание на "рождественскую дискуссию" на сайте Globаlrus.Ru (Юрий Аммосов. Православная церковь в буржуазной России. Размышления в канун западного Рождества. 25 декабря 2003 г. http://www.globalrus.ru/opinions/135802/ – Алексей Чадаев. Русская Церковь и дух капитализма. Размышления в канун православного Рождества. 09 января 2004 г. http://www.globalrus.ru/opinions/135872/).
Нет, и раньше, конечно, примеры нормального обсуждения темы были, но все же – в специальных изданиях и с участием специалистов. Журналисты и разного рода политологи, как правило, обязательно "давали маху" то тут, то там. То настаивают на том, что церковники интересуются только табаком и водкой, то не могут оторваться от созерцания идеи, что церковь – это и есть русская национальная идея, то просто перепутают имена, фамилии и явки. В общем, не знают, что же с этой церковью делать, где ей найти место в ихнем дискурсе. А делать что-то надо – ведь "роль религиозного фактора возрастает".
Вышеназванные тексты приятно удивляют иным подходом. Церковь здесь не рассматривается ни в политическом, ни в идеологическом ее измерениях. Церковь – это социальное явление и, соответственно, социальная проблема. То есть церковь со стороны людей, "собирающихся в церковь" (ср. 1Кор 11:18), и со стороны ее социальных форм. Церковь в современном мегаполисе, в "мирском граде" (по выражению Харви Кокса), где жизнь совсем не похожа на древние формы традиционного общества, но где церковь – есть и должна быть. Иными словами церковь снова становится аксиоматичной для общества, переставая быть или фантомом, как это было в советское время, или особым объектом, требующим перенапряжения внимания: "Осторожно – религия!", с одной стороны, и церковь как единственный и последний свет в конце туннеля, с другой.
Такой социально ориентированный взгляд на церковь представляется весьма плодотворным. Он позволяет выдвинуть на первый план те проблемы, которые являются проблемами и для самой церкви, и для общества, и для каждого человека. Так сказать, консолидирующие проблемы. Что же это за проблемы?
Приходская община или клуб? Отвечая на этот вопрос, авторы полемизируют, в чем то соглашаясь друг с другом.
Аммосов считает: "Церковная община должна переместиться с места жительства к месту работы верующих... Общины должны формироваться вокруг храмов, но приходы должны из прописочных стать клубными... Членство в приходе должно подразумевать регулярные взносы – и существенные... Священник должен быть для прихожан взыскательным пастырем – но своим человеком, а не чужим наемником".
Чадаев отвечает: "Церковный приход – это часть именно жилой инфраструктуры, куда человек идёт в тот самый седьмой день... туда ходят семьями и там встречаются с соседями по дому. И туда приходят не брокеры, консультанты, предприниматели, чиновники и продавцы, а христиане, равные перед Богом... Очень возможно, что православная Церковь с её "замшелым" территориально-приходским принципом организации не способна к тому, чтобы стать источником принципов общественных отношений... Однако пусть уж лучше так, чем если она "модернизируется" сама в этакую протестантскую конгрегацию, собирая клубы, а не приходы, и превращая веру в разновидность оплачиваемого корпоративного досуга для создания team-spirit".
Проблема серьезная, и она касается как существа Церкви, так и современных реалий. Точнее, она заключается в том, как согласовать одно с другим. С одной стороны, очевидно, что, не становясь действительной общиной, которую составляют ответственные друг перед другом люди, церковный приход не выполняет своих задач, остается местом предоставления религиозных услуг для "захожан". Но, с другой стороны, именно территориальный принцип церковного устройства соответствует существу Церкви, поскольку позволяет соединить и реализовать универсальное и частное. Церковь собирает и объединяет всех, вне зависимости от набора социальных характеристик человека, потому что любить заповедано не "друзей" и "единомышленников", а "ближних". У нас и так уже немало приходов-клубов, построенных вокруг харизматических батюшек, то есть таких общин, которые объединены особой идеологией, часто "культом личности" настоятеля и в которые со стороны войти трудно – если не "впишешься" в этот "местный дух" или если он тебе не по вкусу.
Авторы обращают внимание и на другой аспект проблемы (впрочем, об этом уже давно говорят): избыток старых храмов в полупустом центре города и катастрофическая их нехватка в спальных районах, где в воскресенье просто некуда пойти, а если есть куда, то там теснота и толпа. И люди едут (если едут) туда, где им нравится и где просто больше места. И действительно, почему бы и не поехать в выходной из Косино на Ордынку, ведь ездят же в театр или в гости? Истовые православные и за город ездят – за окормлением к избранным ими духовникам. Но это уже как раз индивидуальный, а не социальный аспект церковной жизни.
Церковь должна быть общиной, приходом в территориальном смысле, но в каком-то смысле может выполнять и функции клуба. В хорошо организованном и достаточно многочисленном приходе всегда можно найти людей, близких тебе по душевному складу, по культурному уровню, интересам и пр. Но Церковь – кафолична, она собирает разных, устанавливает особые духовные связи поперек обычных социальных разграничений. В этом ее миссия. Она собирает вокруг "престола благодати", а не вокруг идей, лидеров или каких-то земных проектов.
И здесь можно согласиться с Чадаевым, который пишет: "Как оживить приход? Очень просто: для начала взять и прийти туда самому. И не один раз в году на Пасху, а каждый выходной приходить на литургию". Правильно сказано, жаль только интонация несколько отдает морализаторством, выдавая церковный возраст автора. Но стиль – дело наживное и не о нем речь.
Размышления Аммосова свидетельствуют о доброжелательном и заинтересованном отношении к Церкви, но они рациональны и прагматичны. В общем, он прав, когда говорит: "Модернизация вовсе не препятствует церковности. Она просто меняет социальные формы, к которым эта церковность была привязана ранее. И для того, чтобы вернуть в нашу жизнь веру, Церкви не нужно менять содержание своей проповеди. Надо поменять формы своей организации".
Но вот, что интересно: возращения Чадаева не менее рациональны и прагматичны: "Да, мир меняется – это глупо отрицать. Но Церковь на то и есть самый консервативный по природе общественный институт, чтобы меняться всегда в самую последнюю очередь, и отмерять не семь, а седмижды семь раз. Именно эта неизменность и обеспечивает к ней то доверие, над природой которого привыкли ломать голову социологи. Даже тем людям, которые ориентированы на прогресс, по большому счёту совершенно не нужна "церковь быстрого реагирования" – наоборот, востребованной оказывается именно сдерживающая, ограничивающая роль Церкви".
Эта по видимости банальная мысль содержит в себе важную социологическую истину. Конечно, дело здесь совсем не в сдерживающей и ограничивающей роли Церкви, потому что любое охранительство само по себе свидетельствует прежде всего об упадке того, что хотят сохранить во что бы то ни стало. Дело в другом: в суперсовременном мире – то есть в мире медийной и мультимедийной культуры, господства рынка товаров и услуг, социальной и технической динамики, этического и эстетического плюрализма и т.п. – как шагреневая кожа, сжимаются и постепенно исчезают такие пространства, которые соответствовали бы собственной размерности человека – его души и тела. Происходит прогрессирующая фрагментация и деперсонализация человеческого существования. Оно становится "полифункциональным", и по-новому и с новой силой человек отчуждается от самого себя в своей собственной жизнедеятельности, в том числе и в быту, и в межчеловеческих отношениях. Не выдерживает даже семья.
И вот в этих чудовищных условиях Церковь именно в традиционных формах своей жизни оказывается чуть ли не единственным "местом", где человек, приходящий к Богу, возвращается к самому себе. Вот именно, как пишет Чадаев, не Христос в кино, на телешоу или в рекламе мыла, а Христос – в храме, в его несовременной атмосфере, с его непрактичным священным ритуалом, с его соразмерностью человеку, с молитвой перед иконой. Повторим: дело не в консерватизме церковного института, а в потенциях традиционной церковности выполнять весьма значимые социально-психологические функции в нынешней культурной ситуации.
В этой своей роли Церковь, как представляется, будет востребована, и чем дальше, тем больше. Но чтобы Церковь смогла ответить на запрос, необходимо, конечно, развитие церковной инфраструктуры и подготовка таких пастырей, которые смогли бы выполнять "медийную" (посредническую) роль в "мультимедийном" мире. То есть, с одной стороны, ясно понимать современные социальные реалии (не проклиная их как таковые, что, к сожалению, нередко имеет место), а, с другой, действительно научая человека т.н. постиндустриального, информационного общества предстоять перед Богом и перед другими людьми лицом к лицу. То есть возвращаться к своему человеческому размеру, к себе как личности, чтобы встретить другого тоже как личность, а не как социальную функцию. А это возможно только перед лицом невидимого Бога, Который обращается к человеку в его человечности и целостности – в Церкви Богочеловека Христа.
