поиск:
RELIGARE - РЕЛИГИЯ и СМИ
  разделы
Главное
Материалы
Новости
Мониторинг СМИ
Документы
Сюжеты
Фотогалереи
Персоналии
Авторы
Книги
  рассылка
Мониторинг СМИ
13 июля 2018  распечатать

Андрей Рогозянский

Можно ли нас назвать верными Церкви?

Источник: Приходы

"Если мы христиане, то это означает, что мы кандидаты в святые. Различие между нами и святыми состоит не в природе, а в воле и решительности". Эта короткая цитата преподобного Иустина (Поповича), сербского святого и богослова, обратила на себя внимание, послужила продолжению давних размышлений о человеке современности в Церкви. Это не просто красивый образ. Автор говорит о православном верующем как о кандидате в святые, определяя таким способом его экклезиологический статус. Кандидатом называют того, кто готовится и намечен к избранию, назначению или приему куда-либо. В нашем случае "кандидат" не отрешился от земного, житейского, но, тем не менее, приближен к святости. Кто мы и каково наше звание в Церкви – ответить на данный вопрос не так просто, как на первый взгляд кажется.

Часто говорят о церковных общинах и православных верующих, которых в обществе насчитывают, по разным оценкам, то 5, то 11-12, а то целых 75 процентов. Подробно изучаются социологический портрет верующего и критерии его религиозности-воцерковленности.

"Кандидат в святые" преподобного Иустина – определение вертикального свойства. Этим подчеркивается качество. Всякий помнит цитату из 7-й главы Евангелия от Матфея: "Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного". При полном формальном соответствии и освоении церковных навыков эти слова Спасителя звучат предостережением для нас с вами.

Пускай "церковный стаж" многих – счет годам по обращении – перевалил за 20 или за 30, а общение в среде православных давно стало привычным. И все-таки соотношение с Церковью верных, о чем размышляет в одноименной работе "Церковь верных" другой известный духовный писатель ХХ в., Иосиф Фудель, остается для нас открытым вопросом и болезненной точкой. Речь не о противопоставлении начальствующих и низов, строгого обряда и менее обязательных норм, сторонников реформы и консерваторов с выделением правых и виноватых. Перед нами иная перспектива внутреннего свойства. "Есть вера, и есть видимость веры. – пишет Фудель, – Вот почему апостол сказал такие, казалось бы, удивительные для находящихся в Церкви слова: "Испытывайте самих себя, в вере ли вы? самих себя исследывайте" (2Кор. 13. 5). В вере ли мы? В Церкви ли мы?"


Свои соображения я изложил на странице в Facebook. Состоялась дискуссия, живая и содержательная. Участие приняли как миряне, так и священнослужители. Привожу текст заметки, несколько неакадемической и, как часто бывает в социальных сетях, вольной по стилю:

"Экклезиологически, нет понятия "православный верующий". Существуют верные = святые = лаос-народ Божий, а также оглашенные, готовящиеся к крещению + отлученные от собрания за различные прегрешения и проходящие различные степени очищения: плач, слушание, припадание, купностояние (83-е правило Кормчей).

Ситуация, когда все, кому не лень, присутствуют за Евхаристией и, если только они крещены, приобщаются Святых Таин, в каноническом учении о Церкви никак не прояснена и является своего рода прецедентным правом. Т. е. поскольку исследовать нравственную жизнь приходящих не представляется возможным, некому некого удалять с литургии, то вместо всего вводится однородное понятие "православных верующих". Преподобный Иустин поясняет отчасти, что это такое, и куда это пристроить в рамках понятий, известных из канонического права.

Необходимо добавить, что вопрос этот сложный, один из сложнейших и самых животрепещущих. Мы живем в рамках "неклассической" церковности, никак не определенной и не закрепленной на каноническом и вероучительном уровне. В результате получаем редукции, когда одной частью Церковь объявляется отступившей и начинается игра в реконструкцию "доконстантинова апостольского древлехристианства", а то несвятые у нас оказываются святыми = Таины уже не вполне Таины, а "верные" и "община" – это та сборная солянка, которую знаем хорошо по приходам".

Во времена, когда святитель Василий Великий составлял правила, жизнь христианина протекала в резко иных условиях по сравнению с нынешними. Каждый член церковной общины жил на виду у своих единоверцев. Одни поручались за других и способны были свидетельствовать в пользу их верности. Сегодня отлучения и епитимьи применяются редко. Канонические нормы, когда, например, за занятия оккультизмом, "волхвованием", оставляли без Причастия на 6 лет, а совершившего прелюбодеяние, в зависимости от обстоятельств, – на 11 лет и более, расцениваются как немыслимые. Большинство прихожан мало знакомы между собой. Поэтому полагают, что пресвитер после принятия исповеди свидетельствует, что человек сохранил добрую христианскую совесть и может принять Святые Таины.

Однако же во многих случаях сама исповедь бывает формальной, образ жизни и интересы человека, пришедшего к аналою, – светскими. Батюшка же, в свою очередь, не обладает способностью прозорливости. Резюме его поэтому носит довольно поверхностное свойство. Таковым заверяется не столько "кандидатская степень в святые" – постоянное твердое качество христианской жизни, сколько отсутствие самых тяжких препятствий для допуска к литургической Трапезе. Дух икономии, снисхождения к духовному уровню и к обстоятельствам жизни, побуждает подавать Причащение кругу людей, которых правильней было бы назвать не "верными", но "постоянными прихожанами" либо "практикующими христианами".

Разумеется, со стороны, по субъективному впечатлению проблематично судить: насколько другие готовы или не готовы, достойны или недостойны приступить к Чаше. Все это полагается лучшим вручить милосердию и всеведению Божиим. С другой стороны, "прощаю, разрешаю", произнесенное священником в конце исповеди, не меняет произвольно реальности и не устраняет остальных вопросов по поводу того, что это была за исповедь, как человек живет и насколько верен в повседневности. Отрицать это также излишне.

Привожу из комментариев описание половинчатого, прохладного участия в литургии: "Как определить то, почему я пошел на литургию? Я практикую? Определенно, да. Спасаюсь? Тоже да. Как там и что, неизвестно, но умереть без покаяния страшновато. Впрочем, настоящей памяти смертной, конечно же, нет, и кажется, что все более-менее безопасно и контролируемо. Я захотел быть со Христом в Церкви? Что-то такое, пожалуй, есть. Хотя, исповедь, участие в службе проходят довольно рассеянно. Подготовка к причастию накануне – тем более. Я включен, близко переживаю происходящее на литургии? Так-сяк. Подступающая зевота говорит, по всей видимости, о не очень большом благоговении. Я рад приобщению к Святым Таинам? Напрягши все волю и разум, на самом моменте как-то концентрируешься. Благодарственные молитвы и вообще что-нибудь благодарственное? Через "не хочу", со скрипом".

Прости, Господи!

Описанное – не единичное явление, и многие при желании расскажут о себе то же. "Признаемся, нас очень устраивало, что наше причисление к Церкви так дешево нам духовно обходится", – с горькой иронией замечает И. Фудель. Исподволь поднимается возмущение профанацией. "Что же, я верный? Стоит ли подобных людей именовать верными Церкви?"

* * *

В числе участников разговора были те, кто счел необходимым разобраться с пониманием святости и приближения к ней. Ошибочно считать церковное сообщество полностью чуждым или отделенным от святости. Суммирую самое существенное из замечаний:

· Писание не всегда подразумевает под святостью совершенство, "святые", упоминаемые в нем, – это зачастую "освященные", т.е. прошедшие или проходящие освящение;

· Святость, по учению отцов Церкви, не иссякнет до скончания века; и сейчас остаются подвижники и молитвенники, явленные и неявленные;

· освящение – это, своего рода, вектор движения: жить во Христе не означает не грешить, к святости мы приобщаемся, преодолевая падения, искушения, страсти, проявляя лучшие свои качества, несмотря ни на что;

· то, что в одних условиях является вещью обыденной, в других способно представлять подвиг; наглядным примером здесь будет библейский Лот, которого в условиях Содома "утомляло обращение между людьми неистово развратными", и через это он оказался верен и спасен Богом;

· иногда верность и святость проявляются при перемене исторических обстоятельств. Так случилось, в частности, с новомучениками и исповедниками Церкви Русской; до 1917 г. это были обычные люди, которые впоследствии засвидетельствовали веру в гонениях.

Подсказки эти пришлись вовремя и оказались полезны, поскольку с ними мы получили более полное представление о предмете полемики. И, тем не менее, отступление и охлаждение в вере также имеют место. Таковые предрешены и усиливаются по мере движения лентой истории к временам окончания мира. "Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?", – вопрошает Господь (Лк. 18. 8). И Сам отвечает: "По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь" (Мф. 24. 12). В агиографических источниках та же мысль подтверждается прямо и ясно: "Святые отцы скита пророчествовали о последнем поколении, говоря: "Что сделали мы?" И один из них, великий по жизни по имени Исхирион, сказал: "Мы сотворили заповеди Божии". Еще спросили: "Следующие за нами сделают ли что-нибудь?" – "Они достигнут половины нашего дела". – "А после них что?" – "Не будут иметь дел совсем люди рода этого, придет же на них искушение, и оказавшиеся достойными в этом искушении будут выше нас и отцов наших"" (Древний патерик).

По мнению святителя Тихона Задонского, обещание Христа сохранить Церковь до конца, не допустив победы над ней сил ада, не значит, что благодать при любых условиях будет пребывать с нами. Нет, для отдельных сообществ и поколений есть реальная угроза выветривания христианского духа, даже до полного исчезновения: "Должно опасаться, чтобы христианство, будучи жизнь, таинство и дух, не удалилось неприметным образом из того человеческого общества, которое не умеет хранить этот бесценный дар Божий".

Этот уклон в охолащивание духовных способностей, затухание огня веры видны сегодня. У нецерковных авторов приходится встречать утверждения даже о "полном отсутствии трансценденции внутри Церкви". И хотя "полное отсутствие" – преувеличение, а многие положительные перемены в нашей жизни были бы немыслимы и невозможны без благодатного влияния Таинств и наставления Церкви, и Бог весть, что могло произойти с любым из нас, не ухватись он за соломинку православной веры, скептический взгляд на православных верующих не лишен оснований. Слишком эмпирично существование "воцерковленных" – мое и других. "Имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся", – говорит про таких апостол Павел во Втором послании к Тимофею (3. 5).

Неверующее окружение, родственники и знакомые не видят в нашей церковности чего-либо сверхъестественного, никакого сходства с горением духа и проявлениями силы Божией, а только стечение разнообразных психологических и житейских причин.

* * *

"Нас очень устраивало, что наше причисление к Церкви так дешево нам духовно обходится", – с иронией говорит И. Фудель. "Веками между темной церковной действительностью и Христовой Церковью существовал разрыв. ...у церковных людей существует тенденция не только молчать о нем, но и, по существу, отрицать его даже перед собой". Формулу "к Церкви принадлежат все православно верующие, не одни только праведные, но и грешники" И. Фудель называет "бесформенной формулой церковного благополучия". Автор полагает необходимым отказаться от того, что он называет "теорией покрытия церковного зла православным исповеданием". Что это значит? Это значит, как минимум, перестать сглаживать различие между мнимой "нормальностью", предоставляющей душе тускло коптить, укрываться от труда и подвига за второстепенными подробностями церковного общения и быта, и той действительной нормой, которая есть постоянная преданность и постоянное взыскание Бога и правды Его.

Приходится согласиться с правотой обличений И. Фуделя. Принадлежность к Церкви и в самом деле недорого обходится нам. Принятие Церкви такой, какая она есть, с положительными и отрицательными сторонами, обычно считают признаком смирения. Предоставить совести каждого его поступки – а как, собственно, по-другому? Иного подхода будто бы и нет. Общее для церковного тела ускользает из поля зрения, и мы остаемся при партикулярном и частном. Конечно, мы хорошо знаем эти доводы: кто я, чтобы судить о других, как они веруют, и тому подобное. Решил идти к причащению – иди. Достойных и недостойных Бог Сам разберет.

Но что же имеем в итоге?! В крайнем проявлении – какие-нибудь новомодные западно-богословские концепции "открытого Причастия", где человек не нуждается в общецерковном санкционировании, одобрении и порицании, а самолично постановляет, является грехом или нет, допустим, секс вне брака или однополая связь. Но даже вне всего этого в знакомых нам реалиях церковной России к икономии привыкают и мало-помалу из исключения икономия становится правилом.

Среда Церкви неуловимо и неуклонно меняется. "Дело совести одного" вырастает в проблему для многих. Церковный круг оказывается захвачен единым течением, воздействующим как на менее, так и на более благополучных. Социология догоняет смиренников. Когда в окружении все одинаково успокоены, мы друг для друга образуем отнюдь не "разгонную ступень", а тормозящий и расхолаживающий фактор.

В последнее время большое внимание уделяется критике обрядоверия – принижения идеала христианской жизни до совокупности ритуальных действий. Это замечательно! Но и без этого в кругу самых что ни есть современных и свободно мыслящих присутствуют поводы к подмене. "Темный двойник Церкви" – не одно "фарисейство", разобранное по косточкам. Это также "тусовочность", ярко проявленная в мегаполисах и среде социальных сетей. Легкое, мало к чему обязывающее общение в кругу людей, называющих себя православными, занимает все больше места и времени. Таким образом возникает иллюзия якобы пребывания внутри церковной ограды, в духовных занятиях и интересах. Беда ли, что таковое в точности, до мелочей воспроизводит-калькирует "фишки", пришедшие из секулярно-мирской среды, а любые новые веяния сводятся к одному: к послаблениям.

Оглядываясь по сторонам, мы видим людей одинаково невысокого полета. Подобное положение давно перестало смущать. Крещальные обеты не означают решительных изменений, венчающаяся пара втайне не исключает возможность когда-нибудь "перевенчаться", а родители многое слышат о христианском воспитании и при этом со спокойствием ведут детей общим пространным путем. То, что "нельзя", на деле оказывается "можно". Как пошутил один из участников дискуссии: "Святитель Василий Великий, по Райкину, "на ум пошел"".

Речь идет не о так называемых "захожанах", которые крестятся по обычаю и венчаются для красоты. Люди, давно вышедшие из новоначального периода, состоящие в причте, занимающиеся церковной журналистикой и другими подобными вещами, оказываются носителями самого легкомысленного или, напротив, свинцово-циничного взгляда на содержание и смысл жизни христианина. Что, в общем, неудивительно. Поди-ка сохрани неизмененным образ верности, когда тебе ежедневно приходится здороваться и вести дела с коллегами, знакомыми и приятелями, за плечами у которых – самые странные и причудливые факты биографии, мягко скажем, слабо укладывающиеся в представления о благочестии.

Кто-то разводится, и при этом не в первый раз, кто-то – расстриженный монах, у кого-то дети в еврейской школе, кто-то не считает нужным держать посты, а кто-то с увлечением разводит пираний в аквариуме у себя в настоятельской келье. Кто-то в клобуке и монашеской рясе любит послушать в джипе heavy metal на полную мощность. Кто-то принимает ухаживания и подарки от клирика, кто-то снимается в телесериалах. Кто-то спекулирует на бирже, за кого-то пишут диссертацию. Проявления этого не укладываются ни в консерватизм, ни в модернизм, ни в оппозиционность, ни в лояльность священноначалию. И такового внутри Церкви сегодня превеликое множество! Однажды, помнится, в командировке на Юг России местным батюшкой я был помещен в "гостиницу", принадлежащую меценату и другу его. Каково же было удивление, когда пристанище мое оказалось настоящим публичным домом с сауной и соответствующими устройством и оформлением. И тоже ничего, живут себе как-то...

Конечно же, на данном месте предвижу напоминания о Церкви-врачебнице для больных, предложение старой известной максимы: "Знай себя, и довольно с тебя". Многие случаи индивидуальны – не спорю, это действительно так. Разведенный отец мог пережить как глубочайшую трагедию расторжение брака и разлучение с детьми, гипертрофированно же грубое и громогласное поведение подчас скрывает под собой качества тонкой, чуткой души. И все-таки вал многоразличных исключений из правил создает странную, сюрреалистическую атмосферу – двоящиеся стандарты, мораль, образ Церкви. "Сугубо индивидуальные случаи" выстраиваются в тенденцию, убийственным образом действуя на воображение окружающих и провоцируя в них цепную реакцию роста.

Не говорим уже о самых вопиющих пороках, таких как содомский грех, симония и пр. В иных кругах таковые чувствуют себя вольготно. И потому именно, что логика покрытия церковного зла православным исповеданием, о которой пишет И. Фудель, в полной мере и без возражений принята нами. Во множестве мелких примеров те или иные ценности у нас с легкостью размениваются на псевдоикономию, по сути же "идут на ум" и "делятся на семь". И в это же самое время с амвонов произносятся речи о святости Церкви и христианской жизни "верных чад ея". Вот из-за чего в конечном итоге "нормальными" при соответствующих кулуарных апологетике и обставлении оказываются ужасные вещи, возмущающие долготерпение Божие и вопиющие об отмщении к Небу.

Окунуться в это, не повредившись, почти невозможно. Современные православные сжились с льстивой теорией покрытия церковного зла православным исповеданием. Она удобна для нас. Мы соглашаемся, в частности, на незаслуженное наименование себя христианами, народом Божиим и верными. А чего стыдиться, раз других, лучших нет?..

"Почему у святых не было этого удивительного спокойствия о Церкви?" – недоумевает И. Фудель, исповедник веры, переживший тюрьмы, лагеря, угрозы, лишения, видевший на своем веку многих выдающихся подвижников. "Тем более удивительно, – продолжает он, – что таковое идет параллельно со все большим оскудением веры и в Церкви, и в мире".

* * *

Мысль о том, что от прихожан эпохи комфорта нельзя ожидать и требовать многого, неоднократно звучала в продолжение дискуссии. Осознающий себя грешным, имеющий покаянное настроение, ежедневно хоть немного думающий о Божием домостроительстве и совершающий молитву, причащающийся не реже раза в месяц – таков минимальный перечень условий, "необходимо-достаточных" для церковной жизни. На большее современные верующие, живущие в благополучии, в большинстве неспособны. Но даже смягченный вариант – на грани возможного. "Если добавить обязательное посещение вечерних богослужений, отказ от телевизора и компьютера хотя бы перед Причастием, то еще половина отпадет", – подытоживает опытный приходской священник.

Невесело, честно сказать... Если такова оценка возможностей православной общины, тогда впору говорить о какой-то тотальной инвалидизации или состоянии, как сейчас выражаются, "человека с ограниченными возможностями". Особенно диссонируют попытки продвигать оптимистическое богословие, пересыпать речь без меры красивостями наподобие "встречи с Богом", "жизни во Христе", "личного опыта", "Евангельской свободы". Потуги на харизматичность заставляют вспомнить фразу из старого фильма: "Какое еще "житие твое", пес смердячий, ты на себя посмотри!"

Не от этого ли увеличивается число пресловутых "выгораний" и отходов от Церкви? Нравственное чувство долготерпит и, наконец, срывается, бастует, не вынося повторения пафосных трескучих сентенций, имени Божия всуе.

В таком случае что же, возможно, и впрямь пришло время признать особое положение в Церкви, "ограниченное в возможностях"? Сохранив в целости идеал Церкви верных и по обстоятельствам времени заменив категории высокой экклезиологии более реалистически-сдержанными. Для большинства же современных верующих подыскать определение "практикующих православных" либо "постоянных прихожан", как будет угодно.

Во избежание двусмыслицы, дабы верными у нас не назывались оказывающие преимущественную верность "тусовке", компьютеру с телевизором, но все-таки, при всех наших немощах, верность Христу.

СМ.ТАКЖЕ

авторы:

Андрей Рогозянский

ЩИПКОВ
ЛЕКТОРИЙ «КРАПИВЕНСКИЙ, 4»
TELEGRAM
НОВОСТИ

10.03.2024

Щипков. "Путин. Россия как семья"
Передача "Щипков" на телеканале "СПАС", выпуск № 299

03.03.2024

Щипков. "Незавершённый нацизм. Часть 1 / Генезис"
Передача "Щипков" на телеканале "СПАС", выпуск № 298

01.03.2024

Непонятый Булгаков, или Информационная война против русской классики
Авторская программа Василия и Николая Щипковых "Брат-2"

25.02.2024

Щипков. "Путин и Русский мир"
Передача "Щипков" на телеканале "СПАС", выпуск № 297

18.02.2024

Щипков. "Православная мысль в советской России. Часть 2"
Передача "Щипков" на телеканале "СПАС", выпуск № 296

15.02.2024

Путин Западу: "Душу никому не удастся разделить". В чём духовное единство народов исторической Руси?
Авторская программа Василия и Николая Щипковых "Брат-2"

11.02.2024

Щипков. "Православная мысль в советской России. Часть 1"
Передача "Щипков" на телеканале "СПАС", выпуск № 295

06.02.2024

Вышел четвертый номер православного научного журнала "Ортодоксия" за 2023 год

/ все новости /
РУССКАЯ ЭКСПЕРТНАЯ ШКОЛА
КНИГА
МОНИТОРИНГ СМИ

30.04.2023

Зачатьевский монастырь:
Александр Щипков
15 мая. Патриарх Сергий. 79 лет со дня кончины

04.08.2022

Официальный сайт Московского Патриархата:
Алексей Заров
Врачей не хватает: кто-то уехал, кто-то погиб, кто-то прятался по подвалам

25.12.2021

Красная звезда:
Андрей Гавриленко
Объединив потенциал лучших экспертов
В Минобороны вышли на новый уровень в военно-политической работе

04.12.2021

Православие.ru:
Ирина Медведева
"А вы дустом не пробовали?"

24.11.2021

ForPost Новости Севастополя:
Эдуард Биров
Народный социализм и православие: жизнь сложнее противостояния

/ весь мониторинг /
УНИВЕРСИТЕТ
Российский Православный Университет
РЕКЛАМА
Цитирование и перепечатка приветствуются
при гиперссылке на интернет-журнал "РЕЛИГИЯ и СМИ" (www.religare.ru).
Отправить нам сообщение можно через форму обратной связи

Яндекс цитирования
контакты