Сегодня отношение к посту и подвигам аскезы у многих близко взглядам языческих философов – Аристотеля, Сенеки, стоиков. В чем христианин должен идти дальше древних, размышляет Андрей ЗАЙЦЕВ
Бюст Аристотеля, римская копия оригинала Лисиппа.
В жизни бывают странные совпадения. Вот уже несколько дней с друзьями в социальных сетях мы обсуждаем понятие "добродетель". Мы все взрослые люди, отцы семейств, христиане, но как же по-разному мы понимаем одни и те же слова, их цели и смысл.
Спорим мы основательно, с текстами, и, боюсь, эта колонка – только начало разговора, поскольку невозможно не ответить человеку, ставящему в своем письме честный вопрос о посте, а точнее о нашей вере: "Друзья, мне ответ нужен, а не свидетельство соответствия вашей праведности вашим же методичкам. Я искренне рад, что вы поститесь по "типикону". Объясните, почему мне надо это делать именно так, а не как-то иначе".
Попробуем же защитить практику христианского поста и необходимости добродетелей, не прибегая к "методичкам". А потому начнем не с Евангелия, а от одного из отцов всей нашей западной культуры и мировоззрения – Аристотеля: "Добродетель есть сознательно избираемый склад души], состоящий в обладании серединой по отношению к нам, причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек. Серединой обладают между двумя [видами] порочности, один из которых – от избытка, другой – от недостатка".
В "Никомаховой этике" философ подробно разбирает понятие середины, но сейчас нам важно другое. Еще до появления христианства античные философы считали, что человек должен учиться добродетели, причем делать это сознательно, соизмеряясь со своими целями и возможностями. Это очень важный момент, который сводит на нет рассуждения о том, что верующий должен просто подчиняться Типикону. Устав о посте – не догмат, а потому христианин вправе задать вопрос "почему нужно поститься", и получить на него ответ, а не ссылки на авторитет Евангелия.
Некоторые из христиан, не согласны с определением добродетели как "золотой середины", безопасного пути между двумя крайностями (Мужество – это среднее между трусостью и безрассудной отвагой. Щедрость – середина между скупостью и расточительностью). Они полагают, что христианин должен сознательно причинять себе неудобства, подвергаться добровольным лишениям, чтобы стать совершенным. В Евангелии можно найти много доказательств допустимости этой точки зрения – это и притча о жемчужине, ради которой купец продает все свое состояние, чтобы купить ее, и призыв "быть совершенным, как и Отец Ваш Небесный".
В этом случае добродетель превращается в недосягаемую планку, к которой человек должен стремиться, попутно сознавая свои немощи. Типикон рассчитан на монахов, которые хотят не в теории, не в азах, а до глубин и на практике изучать то, что отцы называют "наукой из наук" – брань с диаволом и борьбу со своими страстями. Говоря о ней, старец Паисий Святогорец сравнивал монахов со спецназовцами. Соответственно и система подготовки должна быть "спецназовская". Человек, который добровольно отвечает на вопрос, зачем он пришел в монастырь, "желая жития постнического", заранее знает, что его ждет. Но даже в этих экстремальных условиях Типикон предлагает некий средний путь между полным воздержанием от пищи и слабым постом мирян.
В конце концов, человек, желающий научиться играть на скрипке как Паганини, должен упражняться в своем ремесле, не считаясь со временем и затратами.
Но что делать тем, кто не хочет стать олимпийским чемпионом, или выдающимся скрипачом. Если мы понимаем под "добродетелью" способность "умирать за православие", то тогда мы должны заранее говорить приходящим в Церковь людям: "Мы готовим только чемпионов, на спасение могут рассчитывать лишь те, кто выполнит олимпийские нормы по посту, молитве и другим добродетелям. Все остальные должны смиренно взирать на наших лидеров и не рассчитывать на медали". Боюсь, что при такой откровенности многие люди просто уйдут из Церкви.
С педагогической точки зрения аристотелевское определение безупречно. От ученика первого класса нельзя требовать знаний профессора, возможности молодого и здорового монаха несопоставимы с возможностями многодетной мамы, которая еще и обеспечивает семью, а значит, то, что является добродетелью для одного, станет просто невыносимым бременем для другого.
А потому вполне допустимо индивидуальное понимание добродетели для каждого человека. Одни хотят стать отшельниками, другие хотят прожить добродетельную семейную жизнь, воспитывать детей, не изменять жене. Для каждого из этих христиан должна быть своя мера аскетики.
В Евангелии можно найти и притчу о том, как хозяин награждает работников 11 часа так же, как и тех, кто работал с самого утра. Требовать от всех христиан подвигов, призывать всех раздать свое имущество и следовать за Христом, значит "поправлять" Спасителя, Сказавшего "Если хочешь быть совершенным, то....". Не все готовы к совершенству, и те, кто бежит быстрее остальных, не должны насмехаться над теми, кто бежит медленно. Само желание быть христианином, стремление к посильной добродетели не может быть греховным. Постящиеся не должны насмехаться над непостящимися, но ведь и те, кто не поститься, не должен упрекать тех, кто соблюдает телесный пост.
С моей точки зрения, ключевым для понимания меры поста является понятие "ничего свыше": "Угождайте же телу лишь настолько, насколько нужно для поддержания его крепости, и такой образ жизни считайте единственно здоровым и целебным. Держите тело в строгости, чтобы оно не перестало повиноваться душе: пусть пища лишь утоляет голод, питье – жажду, пусть одежда защищает тело от холода, а жилище – от всего ему грозящего. А возведено ли жилище из дерна или из пестрого заморского камня, разницы нет: знайте, под соломенной кровлей человеку не хуже, чем под золотой. Презирайте все, что ненужный труд создает ради украшения или напоказ". Это прекрасный аскетический совет дал стоик Сенека в одном из писем к Луцилию.
Этот совет нехристианина – лучшая защита практики поста. Каждый человек может найти для себя очень точную меру воздержания. Допустим, я очень люблю пирожки и готов съесть их хоть десять штук, но для насыщения мне хватает и двух. Мой пост заключается в том, чтобы купить себе только два пирожка, а разницу отдать бедным или потратить на хорошую книгу.
Если автору письма для насыщения нужно 5 пирожков – то пусть съедает 5, если же автору безразлично, что он ест, и он может обходиться одним рисом, то для него телесный пост действительно становится не нужным. Если он умеет воздерживаться от пищи, то может больше внимания уделить делам милосердия или бороться с иной страстью, мешающей ему жить. Не в этом проблема. Главное – ответить на вопрос, зачем нужна добродетель.
По Аристотелю добродетель приносит удовольствие ее обладателю и пользу для государства и общества. Научившийся обуздывать гнев, по мысли античного философа, может гордиться этим так же, как и архитектор, научившийся строить совершенное здание, или врач, исцеляющий все более тяжелых больных.
Христианский путь иной. Мы стремимся обуздывать свои пороки и учиться хорошему ради любви ко Христу. Мы приносим своими успехами жертву Богу, раскрываем таланты, заложенные Им в нас, хвалим Его своими деяниями, а еще точнее, благодарим Христа за то, что Он через нас Сделал это доброе дело. Христианин должен делать шаг вперед там, где остановились Аристотель и Сенека, но, чтобы пойти по этому пути дальше, сперва нужно их догнать.
Источник: Нескучный сад
