Название статьи Анатолия Черняева "Антиэкологическая доктрина РПЦ" (см. "НГР" от 03.04.13) звучит столь интригующе, что от прочтения самого текста ожидаешь эффекта взорвавшейся бомбы – неужели Русская Православная Церковь, десятилетиями проповедующая бережное отношение к окружающей среде, вдруг написала "антиэкологическую доктрину"? Поводом для критики стал документ "Позиция РПЦ по актуальным проблемам экологии", выдвинутый Межсоборным присутствием и принятый Архиерейским Собором РПЦ в феврале с.г.
Как и все документы общецерковного значения, он широко обсуждался и редактировался на всех стадиях своего утверждения и был опубликован в Интернете задолго до самого Собора. Так что, если бы в документе действительно было бы какое-нибудь "антиэкологическое" положение, то оно давно вызвало бы неизбежный резонанс хотя бы среди профессиональных экологов, с самого начала консультировавших его авторов. Однако автор этой статьи не останавливается на критике соборного документа и обвиняет в антиэкологизме... само христианство как таковое: "Именно христианство дало богословское обоснование потребительского отношения к природе". Возникает вопрос: если экологическая позиция РПЦ не соответствует "антиэкологизму" самого христианства, то зачем его называть "антиэкологической доктриной"? Либо РПЦ обвиняется в том, что она недостаточно христианская и замалчивает свое подлинное учение, либо в том, что она слишком христианская и последовательна в своем учении.
С христианской точки зрения, основанной на библейском Откровении, Бог создал весь материальный мир благим и благоустроенным (Быт. 1, 8-25), и человек восхищается всем Божественным творением (Пс. 91, 5), как зритель восхищается картиной художника. В этом восхищении уже заключается не только этический, но и эстетический пафос христианства. Христианин не может быть равнодушен к природе, как сын не может быть равнодушен к дому, который построил для него отец. При этом автор очень точно замечает, что в сравнении с другими религиями христианство наиболее антропоцентрично, но он делает из этого ровно обратные выводы, нежели православные богословы. Сравнительный "антропоцентризм" христианства заключается в том, что Бог создал человека не как животное, а по своему образу и подобию (Быт. 1, 26), и призвал самого человека к "обожению". Сам Творец воплощается именно в человеческой природе и поэтому создает Церковь как богочеловеческий организм.
Действительно, правы те исследователи, которые видят в христианстве исключительно гуманистическую религию, на основе которой только и возможно было возникновение новоевропейского гуманизма с его ценностями прав и достоинства личности.
Противоречие новоевропейского "гуманистического антропоцентризма", как определяется эта позиция в обозначенном документе, состоит в том, что он сохранил христианское представление о ценности человеческой личности, но отказался от его метафизического базиса – самой христианской веры. Таким образом, человек был провозглашен главной ценностью на земле, со своими особыми свободами и правами, но у него уже не было никаких обязанностей, а самое главное, это уникальное "положение человека в космосе" ( Макс Шелер) уже никак нельзя было обосновать, оно просто постулировалось без всяких объяснений. Поэтому все пороки новоевропейского антропоцентризма, включая некоторый экологический нигилизм, известны не своими христианскими корнями, а как раз наоборот – отсечением этих корней и противопоставлением себя христианству.
В христианском вероучении человек должен был не только обладать миром и владычествовать над ним (Быт. 1, 28), но и бережно хранить его (Быт. 2,15) – вот основа основ христианской экологической этики. И только отказавшись от христианства, европейцы Нового времени забыли об этом императиве, данном человеку в самом начале его жизни, еще до грехопадения. Поскольку же грехопадение исказило не только человеческую природу, но и всю мировую природу, постольку, по словам апостола Павла, "вся тварь совокупно стенает и мучится доныне" (Рим. 8, 22). И именно поэтому другой апостол Иоанн говорит: "Не любите мира, ни того, что в мире" (1 Ин. 2,15) не потому, что сам тварный мир является злом. В таком отношении к грехопадшему миру нет никакого мироотрицания, как нет никакого человекоотрицания в утверждении, что природа человека грешна, а его существование на земле бренно. Как бы ни были несовершенны человек и окружающий его мир, потомки Адама так же должны хранить этот мир, как их праотец хранил Эдемский сад.
Откуда же взялось странное обвинение христианства в "антиэкологизме"? Задолго до американского антрополога-эволюциониста Лесли Уайта, на которого ссылается автор, подобное обвинение предъявляли христианству язычники, о которых сам автор столь комплиментарно пишет в своей статье. Если экологические концепции коренятся в религиозной картине мира, то по логике Уайта единственное спасение мира от экологической катастрофы состоит в возвращении к язычеству, где природа "полна богов" ( Фалес), а природные ресурсы одушевлены и их использование может вызывать гнев этих богов, как считали индейцы хопи, на чьи мифы автор ссылается в противовес Библии.
Отсюда неизбежно возникает второй вопрос: если уж последовательно заниматься "генеалогией морали", то в ветхозаветном "антропоцентризме", якобы отчуждающем Бога от человека, а человека от природы, нужно обвинять не столько христианство, сколько саму ветхозаветную религиозность, не принявшую Новый Завет – то есть иудаизм, а шире – сам принцип "авраамической" религиозности. Ведь экологическая позиция христианства сделала шаг вперед по сравнению с древним иудаизмом, поскольку, например, христианство отказалось от кровных жертвоприношений и никаких ритуальных убийств животных в христианстве нет. Если же строго следовать всем православным постам, то воздерживаться от животного мяса в общей сложности иногда приходится до полугода, не считая подготовки к причастию, которое в жизни христианина должно происходить как можно чаще. Более того, в контексте православного мировоззрения вообще невозможно говорить о каком-либо "отчуждении" Бога и мира, поскольку Бог-Творец реально присутствует в тварном мире своей нетварной природой (нетварными энергиями) – прежде всего в евхаристии, о чем прямо сказано в соборном документе: "Церковь призывает благодать Святого Духа не только на человека, но и на весь окружающий его мир. Божественная евхаристия освящает тварный космос".
Таким образом, христианская онтология никак не способствует каким-либо антиэкологическим установкам. Тем более удивительно замечание автора относительно таких тривиальных слов в этом документе: "Церковь ежедневно молится о "благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных", совершаются и особые молитвы о людях, трудящихся на земле, об избавлении от стихийных бедствий, вредоносных животных". С точки зрения автора, этот тезис противоречит экологическому мышлению: "Весьма опрометчиво со стороны авторов экологической декларации РПЦ и напоминание о том, что Церковь молится "об избавлении от стихийных бедствий, вредоносных животных" и т.п. Ведь выражаемая такими молитвами установка – не что иное, как активное стремление к нарушению естественного природного баланса", – пишет Черняев.
На это неожиданное замечание неизбежно возникают три возражения. Во-первых, с каких пор для христиан так называемый естественный природный баланс может оказаться хоть сколько-нибудь сопоставимой ценностью со всемогущей и всеблагой волей Бога? Во-вторых, если РПЦ своими молитвами может реально нарушить "естественный природный баланс", то тогда нет смысла упрекать ее в ложной онтологии и остается только принять эту онтологию как единственно истинную. Наконец, в-третьих, из этого замечания следует, что человечество вообще не должно стремиться к спасению от стихийных бедствий и вредоносных животных, раз предотвращая первые и уничтожая вторых, оно нарушает "естественный природный баланс". И тогда остается выяснить, что может быть реальной положительной альтернативой христианской экологической этики – языческая сакрализация жизни природы во всех ее проявлениях или отказ от самой жизни человека ради жизни других организмов?
По словам апостола Павла, "вся тварь совокупно стенает и мучится доныне"
Аркадий Маркович Малер – глава интеллектуального клуба "Кате хон", член Синодальной библейскобогословской комиссии и Межсоборного присутствия РПЦ.
Источник: Независимая газета
