Пару месяцев назад Российский православный университет выпустил новую книгу Александра Щипкова "Религиозное измерение журналистики". Автор пригласил меня на первую презентацию своей книги, которая проходила в РПУ. Перед презентацией я прочел книгу. Прочел я ее на одном дыхании, несмотря на то, что мне пришлось ее читать с экрана в довольно неудобном, на мой взгляд, формате pdf. И у меня возникло желание написать на нее рецензию. Ну а после крайне интересного обсуждения в РПУ это желание только окрепло.
Книга представляет собой сборник статей Александра Щипкова за последние несколько лет. Однако это не просто сборник, а вполне целостная книга. Сама книга возникла по инициативе заведующей кафедрой православной журналистики РПУ Елены Жосул. Насколько я понимаю, возглавив одну из нескольких существующих в нашей стране кафедр православной журналистики, Лена столкнулась с проблемой практически полного отсутствия методического обеспечения, необходимого для обучения студентов профессии православного журналиста.
И, подобно тому, как при обучении иностранному языку неоценимую роль играют так называемые "топики", то есть правильно подобранные небольшие тексты на этом языке, Лена решила использовать для обучения студентов набор текстов, которые являются несомненными образцами православной журналистики.
И выбор для этой цели журналистского творчества Александра Щипкова является абсолютно правильным. Щипков, можно сказать, является одним из отцов-основателей традиции православной журналистики в современной России. При этом, в отличие скажем от Сергея Бычкова или Александра Солдатова, которые уже много лет демонстрируют весьма критический настрой, чтобы не сказать глубокую враждебность, к священноначалию Русской православной Церкви Московского Патриархата, Щипков в течение десятилетий остается абсолютно лояльным Русской Православной церкви.
К тому же, Щипков – чуть ли не первый из современных российских социологов, который занимается исследованием религиозной жизни, будучи верующим православным христианином.
Я уж не говорю о том, что Александр Щипков является православным активистом с сорокалетним стажем, свою деятельность он начал в те времена, когда за нее, как минимум, грозили, как тогда выражались, "серьезные неприятности", а как максимум – и "реальные сроки".
Книга состоит из трех частей "Воспоминания", "Полемика" и "Религиозная журналистика". Первая часть – это восемь автобиографических эссе, в которых автор повествует о разнообразных событиях своей жизни в связи со своими религиозными и религиозно-общественными взглядами.
Во второй части содержится одиннадцать полемических текстов. Большей частью они посвящены разоблачению так называемого "либерального православия" и, в особенности, "либеральной православной журналистики". В значительной части этих статей автор ведет борьбу с заказной кампанией против Русской православной Церкви и ее священноначалия, начатой несколько лет назад либеральной общественностью.
Третья часть книги посвящена методологическим основам православной журналистики и ее религиозно-этическому обоснованию. После каждого раздела и после многих статей в книге даны комментарии Елены Жосул. Так что можно считать, что Лена является не только вдохновителем, но и, в определенной степени, соавтором этой книги. Комментарии Жосул, в первую очередь, предназначены для студентов, обучающихся по специальности "православная журналистика". По сути, это методологические комментарии, призванные помочь студентам выделить ключевые моменты в текстах.
Больше всего меня "задела за живое" первая часть книги. Дело в том, что мы с Сашей знакомы уже около 40 лет, но общались довольно мало. Познакомились мы, если мне не изменяет память, в Гребнево у о.Димитрия Дудко, вскорости после нашего воцерковления. Но я все эти годы живу в Москве, а Саша жил сначала в Смоленске, потом переехал в Питер. Да и сейчас, несмотря на то, что работает в Москве, большую часть времени живет в Тарусе. К тому же, честно скажу, я в 70-е в начале 80-х немного боялся активно общаться с Сашей. Дело в том, что он принадлежал к кругу так называемых "православных диссидентов". А я опасался слишком часто показываться в диссидентских кругах.
Поэтому большинство щипковских автобиографических историй для меня стали откровением. Больше всего меня, конечно, потрясла история Сашиной мамы Татьяны Николаевны Щипковой. Они с Сашей воцерковились практически одновременно. И по религиозным соображениям не считали нужным скрывать свои религиозные убеждения. В результате Татьяна Николаевна лишилась своей работы в Смоленском университете. Однако семья Щипковых не была этим деморализована, и беседы на религиозные темы у них в квартире продолжались.
Потом Татьяну Николаевну посадили на четыре года, которые она провела в сибирском лагере. Посадили по более чем смехотворному обвинению. Она была в гостях в Москве, и туда неожиданно ворвались с обыском. В ходе обыска была сделана попытка досмотреть личные вещи. Участвующий в обыске в непонятной роли дружинник попытался вырвать из рук Татьяны Николаевны ее записную книжку. В ответ она дала ему пощечину. Вот эта самая пощечина была интерпретирована как "злостное хулиганство" и привела Татьяну Щипкову в лагеря. Это при том, что Татьяна Николаевна была худенькой женщиной маленького роста, а дружинник, которому она дала пощечину, был огромным громилой.
Александр совершенно справедливо интерпретирует преследования советской властью его матери не просто как политическое преследование, а как гонения за религиозные убеждения. Он считает свою маму православной исповедницей. И, насколько я могу понять, с этой точкой зрения согласен и Святейший Патриарх Кирилл, знакомый с семьей Щипковых еще со смоленских времен.
Несколько лет назад Саша совершил настоящее маленькое чудо в память мамы. Он добился установления на стене здания Смоленского государственного университета мемориальной доски, посвященной памяти Татьяны Николаевны. Святейший его на это благословил. И лично отслужил в день установки этой доски молебен и литию памяти Татьяны Николаевны.
В книге подробно описана эпопея с установкой памятника: как Саше удалось уговорить губернатора Смоленской области, Смоленскую городскую думу, ректора и ученый совет университета на то, чтобы они дали согласие на установку памятной доски.
И это не единственное маленькое чудо в Сашиной биографии. У себя на Родине, в Тарусе, Щипков установил два памятника. Генералу Михаилу Ефремову и основателю пушкинского музея Ивану Цветаеву.
Михаил Ефремов привлек внимание Александра Щипкова тем, что он является антиподом генерала Власова. Будучи, как и Власов, окружен с остатками своей армии, он не только не перешел на сторону противника, но и не сдался, предпочтя смерть плену. Саша даже добился от архиерея разрешения на отпевание генерала Ефремова, что было не так просто, поскольку Михаил Ефремов, не желая сдаваться, застрелился из табельного оружия.
А Ивану Цветаеву Саша поставил памятник, исходя из так им понятого долга соседства. Поскольку летний дом Цветаевых, ставший знаменитым как дом, где провела свое детство Марина Цветаева, находится по соседству с тарусским домом семьи Щипковых.
И, наконец, Саша больше десяти лет боролся и, в конце концов, добился возведения православного храма на месте знаменитого ленинградского "блокадного крематория". Того места, где были сожжены тела десятков, а то и сотен тысяч умерших от голода блокадников. Помнится, во время обсуждения книги, Саша говорил о непередаваемом ощущении места, где покоятся столько невинно погибших людей. Кажется, он говорил о том, что это место воспринимается как один неимоверно огромный антиминс с мощами мучеников.
Мне это чувство очень знакомо. Вот уже десять лет я участвую в борьбе за восстановление на историческом месте храма Преображения Господня на улице Новаторов в Москве. Столько же лет я участвую в защите Братского кладбища на Соколе, где захоронены десятки тысяч героев Первой мировой войны. Там же в братской могиле похоронены и жертвы красного террора 1918 года и юнкера, защищавшие от большевиков Кремль, те самые, о которых пел Вертинский, и священномученик протоиерей Иоанн Восторгов, настоятель собора Василия Блаженного, один из основателей Союза русского народа.
И на Новаторов, и на Братском мне тоже неоднократно приходилось переживать это чувство присутствия убитых или похороненных здесь героев и мучеников. Я лично был бы счастлив, если бы Александр Владимирович помог нам в деле восстановления храма на улице Новаторов или хотя бы установления там памятного креста, и в деле защиты Братского кладбища, которое сегодня опять оказалось под угрозой в связи с передачей здания бывшего кинотеатра "Ленинград" в руки очередных строителей торгово-развлекательного центра на крови и костях.
В общем, подводя итог первой части книги Щипкова, хочется сказать, что даже перед своими давними знакомыми он даже предстает в достаточно неожиданном свете. Никогда не думал, что Саша Щипков такой романтик, благородный идеалист и Дон Кихот в хорошем смысле этого слова. При этом Дон Кихот, борющийся не с ветряными мельницами, а со вполне реальным злом, и способный при этом добиваться реального результата. В наше время очень мало людей, способных браться за те или иные проекты исключительно из идеалистических соображений. Но еще меньше людей, способных не только браться за эти проекты, но и реализовывать их.
Вторую и третью часть книги я уже не имею возможности по соображениям места рецензировать столь же подробно, сколь и первую. Могу только сказать, что абсолютно согласен практически с каждым словом Щипкова и в полемической, и в методологической части (кроме одной статьи в третьей части). И то, что в полемике с теми, кого он считает сознательными или бессознательными врагами православия, Саша чрезвычайно резок, ничуть не опровергает моего, возникшего в результате чтения первой части, впечатления о том, что Саша – очень добрый человек.
А вот с чем я категорически не могу согласиться, так это с основным тезисом статьи "Можно ли критиковать Церковь?": "можно критиковать церковных иерархов за гражданские мирские поступки, но нельзя критиковать Церковь за внутрицерковную жизнь". Правда, возможно, я неправильно понимаю, что именно Александр имеет в виду под "внутрицерковной жизнью".
Тем более, что он пишет: "Если есть основания обвинять кого-то в чем-то например, священника речь должна идти о нарушении закона, и подтвердить это может только суд". Еще он пишет: "Можно критиковать церковных иерархов за гражданские мирские поступки". И еще: "А вот в том, что касается вопросов общественных, то есть нравов, морали, социальной справедливости и проч. здесь вольны высказываться как православные верующие, так и люди с секулярным сознанием". Со всеми этими тремя тезисами я, разумеется, согласен. А вот находящийся между второй и третьей цитатой приведенный выше тезис о "внутрицерковной жизни" вызывает у меня вопросы.
Разумеется, православный журналист и вообще любой человек, считающий себя православным, не должен "критиковать" догматы и каноны. Да и к обрядам должен относится уважительно. Хотя и здесь есть свои тонкости, допускающие, на мой взгляд, серьезную дискуссию, я имею в виду вопросы о практике применения канонических правил в конкретных случаях и вопросы о той или иной правке обрядовых текстов. Но мы сейчас не об этом. Если под внутрицерковной жизнью имеются в виду догматы, обряды и каноны, то я, разумеется, с Щипковым полностью согласен.
А вот если речь о том, что "не дело мирян судить иерархов", то я с этим, конечно же, категорически не согласен. У мирян как членов Церкви есть такое же право на высказывание суждений по вопросам нравственности и справедливости в внутрицерковной жизни, как и у клириков.
За 40 лет моего православия я и сам наблюдал, и от других слышал огромное количество примеров безобразного поведения епископов в отношении священников, игуменов в отношении монахов и священников в отношении мирян. Некоторые из этих случаев просто чудовищны. И замалчивать такие ситуации я считаю категорически неправильным.
Впрочем, как я уже говорил, это единственное место в книге Щипкова, с которым я не согласен. Да и то, возможно, это недоразумение, основанное на недопонимании. Гораздо более серьезным недостатком книги я считаю то, что в нее не вошли две совершенно блистательные статьи 2013 года "Левый консерватизм" и "Смерть интеллигенции". Впрочем, как об этих статьях Щипкова, так и о теме "критики внутрицерковной жизни" я надеюсь побеседовать с читателями Политконсерватизма.ру в другие разы.
Источник: Русская idea