Что происходит внутри котла, понять сложно. Света в котле нет, интернета нет. Судя по редким сообщениям украинских волонтеров оставшихся в котле, ситуация ужасная. Дословно: "В Дебальцево по улицам бродят оглохшие собаки и едят трупы". Ополченцы, стоящие в микрорайоне "Восточный" на окраине Углегорска подтверждают: боеприпасы у осажденных на исходе.
– Что думаете на счет перемирия?
– Этих перемирий было уже много, и с их стороны оно никогда не поддерживалось. Хотя у нас приказ с 12 ночи прекратить огонь. Если с их стороны будут диверсии, будем им отвечать.
Уже не на камеру резвый рассказывает, что был когда-то в "Партии регионов", был и депутатом муниципальным и бизнесменом. Это хорошо чувствуется, по манере речи. Спрашиваем, конечно: "Почему воюешь?" Резвый молча показывает автоматный магазин на котором тщательно выцарапано печатными буквами: "За сына".
– Сына у меня убили летом. Взяли вместе с отцом, деда и внука. Я же активист был, народ на референдум поднимал. Отцу пробили легкое арматурой, но его спасли. А сына мучили, привязали к бэтэру, и он умер от разрыва сердца. Я на похороны не поехал, меня там ждали. Рассказывали, что на каждом въезде в Старобешево стояли СБУшники – с ориентировками, ждали меня. Я тогда под Песками воевал, взял отпуск на трое суток, и пошел в Покровский храм Донецка, к отцу Дмитрию. Он говорил со мной, долго говорил, утешил меня. У нас здесь без веры – никуда. У нас и батюшка есть. Да вон же он.
В бородатом мужчине, облаченном в разгрузку с автоматными магазинами, сложно угадать священника. Тем более, что в руках у него автомат "Калашникова".
– Давно вы на войне? – спрашиваем мужчину.
– Четвертый месяц. Я плен уже прошел. После плена не мог оставаться при церкви, попросил благословение и пошел на войну. Я был сторонником референдума, люблю Россию, сам я – грек, но мама – русская. "Добрые люди" на меня "навели", и меня арестовали прямо дома. Сказали, что я – сторонник Московского Патриархата; Украинская армия его не признает. Пришли ко мне в дом, выдернули чеку, дескать не сопротивляйся. А у меня родители дома, куда сопротивляться?
– Мучили в плену?
– Я не хочу пока об этом. Хотя я говорил: "Господи, если ты хочешь, чтобы я остался жив, я расскажу людям, что здесь происходит". Может быть после войны я об этом расскажу, но я на самом деле видел ад, видел, как убивают простых мирных людей.
– За что вы здесь воюете?
– За Веру и Отечество, это не пустые слова. Мы в каждый бой выходим с Господом Богом. Чтобы в сердце злобы не было.
– Вы священник, а на плече у вас автомат...
– Сан я еще не принял, я учусь. Меня благословили отцы делать здесь все то, что делают в церкви. Я могу отпевать, благословлять, но не могу причащать. Господь нам послал эту войну. Знаете почему? Мы становимся ближе, добрее, любить начинаем друг друга больше. Я благословляю ребят на защиту земли, не на убийство.
Ночь, 22.00. Мы на самом передке – до позиций ВСУ всего два километра. Разведчики только вернулись с обхода позиций, проверяли с тепловизором подозрительные места. Все ждут прорыва из котла, а где он может произойти, не знает никто. Везде.
Листы железа, которыми забиты окна нашей хатенки, качнула череда взрывов. Никто не обращает внимания. На столе шипит рация, настроенная на волну тех, кто стоит напротив – в Савельевке. После очередной серии взрывов в рации кто-то тревожно говорит: "Рядком ложут, рядком, я меняю позицию". Ополченец "Феникс" беззлобно смеется: "Боится жаба!". И добавляет:
– Вообще они по рации только по-русски говорят. Там кто-то пытается на мове что-то вякнуть, его одергивают сразу: "Нормально говори!"
– А иностранцев слыхали? – Нам много говорили о наемниках, а доказательств мы не видели...
Нам тут же притаскивают всякие забавные трофейные штуки. Литой бронзовый знак, очень качественно сделанный – американский орел, с гербом, надпись "USA". Какая-то награда, не бижутерия. Потом партийный значок НСДАП – современная копия. Штык-нож от М16, наконец "Феникс" разбирает свой бронежилет и показывает пластины с той же маркировкой: US.
В Иловайском котле взяли, сами судите, есть там наемники или нет. Даст Бог, в Дебальцево живьем кого отловим.
Вдали и рядом с нами продолжают грохотать пакеты "Градов", такое ощущение, что осажденные решили перед перемирием отстрелять все, что у них есть.
"Час икс" мы встречаем в звонкой тишине на краю поля, затянутого туманом. Слышна только далекая перестрелка – автоматы и пулеметы. Артиллерия молчит. Неужели мир?
Утром, измученная Горловка удивляет толпами народа. "Толпами" – по меркам военного времени. У расстрелянного артиллерией главного городского собора припарковались десятки такси – невиданное зрелище. Люди приехали на службу, сегодня Сретение.
Мы едем дальше, за Углегорск, в поселок Логвиново – главную затычку "дебальцевского котла". И всю долгую дорогу через поля нас обкладывают и из минометов, и "Градами". Кассеты от РС торчат из жирного чернозема, и по углу наклона хорошо видно, откуда они прилетели. Пережидаем обстрел, потом рвем вперед. Слухи о кончающихся в котле боеприпасах оказались слегка натянутыми. В останках деревеньки Логвиново – картины из ада. В кювете – расстрелянная легковушка с двумя мужчинами по гражданке. Шла почему-то в колонне ВСУ, которая пыталась вырваться из котла, но вся, без исключений, осталась здесь. И трупы, трупы... Нас зовет пожилой ополченец. В кювете, судя по телосложению – лежит ничком мальчишка. Ополченец долго копается у него за воротом и вытаскивает цепочку с жетоном. Кладет жетон стороной с номером прямо на стриженый затылок:
– Сними, мамка-то его ищет, наверное, убивается. Пусть и другие посмотрят, зачем мальчишек сюда на убой прислали?
Ополченец ждет от нас ответа. Но мы и сами не знаем – зачем?
Со стороны Дебальцево беспрерывно доносятся артиллерийские залпы. ВСУ пытаются пробить себе новую дорогу жизни, чтобы обеспечить снабжение окруженной группировки. Перемирие здесь настолько ожесточенное, что бойцы ДНР периодически прячутся от него в погребах и подвалах. Это перемирие чем-то напоминает предыдущее, когда города действительно, как и сейчас, не бомбились украинской артиллерией. Но противостояние в принципиальной точке не прекращалось ни на минуту. Так было в донецком аэропорту, так происходит сейчас под Дебальцево.
Источник: Комсомольская Правда
