Документ "Экономика в условиях глобализации. Православный этический взгляд" подготовил Экспертный центр Всемирного Русского Народного собора. Началось его публичное обсуждение. Политолог Александр Щипков поддержал основные положения в программной статье "Отказаться от глобализма и перестать брать в долг у потомков". Он утверждает, что "члены Церкви не претендуют на знание основ биржевой аналитики или законов функционирования сырьевых рынков. Но общие подходы в макроэкономике, связанные с долгосрочными социально-политическими приоритетами, были и будут для нас предметом серьезного разговора".
Коли так, то в рамках этого обсуждения рискну также высказать несколько соображений. Они касаются возможных особенностей восприятия обществом этого документа.
Само содержание документа не вызывает сомнений. Названные в нем общественные проблемы действительно актуальны. К их формулировкам нет серьезных претензий. Особенно радует отсутствие конкретных рекомендаций, призванных исправить ситуацию. Подобные рекомендации чреваты превращением высказывания на нравственную тему в политическую декларацию или даже в программу действий. Предметом размышлений стало не столько содержание, сколько оценка правомерности его высказывания именно от лица церкви. Некоторыми результатами этих размышлений хотелось бы поделиться.
Первым вопросом, возникающим в голове при чтении текста, является вопрос, а должна ли церковь вообще заниматься вопросами экономики?
Церковь испокон веков существует в любом обществе с любым политическим устройством и любой экономической организацией. Для самой церкви, поскольку она уже приспособилась к существованию в самых различных общественных и государственных условиях, вопросы экономики не носят принципиального характера. Но они могут стать (или не стать) областью проявления особых корпоративных интересов церкви как части общества или социального института. Следует с удовлетворением отметить, что в документе речь идёт не о более или менее благоприятных экономических условиях для деятельности церкви как особой организации. Речь идёт о чем-то более важном, хотя и не менее противоречивом.
Сущность этого противоречия выражается следующим вопросом:
Имеет ли значение характер экономической жизни общества для духовной жизни и спасения людей?
В своём предельном обобщении он звучит почти как парафраз основного вопроса философии. Определяет ли экономическое бытие человека его сознание, мировоззрение, религиозные убеждения и нравственность? Принципиальные идеалисты отвечают на него строго отрицательно. Но христиане стараются избегать крайностей абстрактного фанатизма, поэтому смягчают эту принципиальную позицию некоторыми оговорками. Духовная жизнь нуждается в свободе, свободе экономической, политической, личной и любой другой. Эта оговорка, не отменяющая основного принципа, но смягчающая его жесткость, звучит, например, в словах апостола Павла: "Каждый оставайся в том звании, в котором призван. Рабом ли ты призван, не смущайся; но если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся". (1-е Коринфянам 7:20-21) Внешняя жизнь действительно предоставляет для внутренней духовной жизни большие или меньшие возможности.
Но тогда оказывается, что церковь на самом деле заинтересована в усовершенствовании экономической, политической и прочей "земной" жизни общества именно с точки зрения задач самой церкви. В значительной мере этот интерес носит пастырский характер. Люди обращаются к церкви с вопросами об устроении правильной христианской жизни. Не всегда эта жизнь носит исключительно личный и частный характер. Значительная часть жизни каждого человека совершается на более широкой общественной арене. Церковь на страницах "Основ социальной концепции" не скрывает своей заинтересованности в одних элементах и нормах общественной жизни и заявляет о неприятии других ее сторон. Вместе с тем "Основы социальной концепции РПЦ" говорят не об участии церкви в политике или бизнесе в качестве особого политического или экономического субъекта, а о том, что церковь благословляет мирян на самостоятельное участие в этих сферах жизни.
Этот удивительный, не прямо, а каким-то косвенным образом выраженный интерес церкви к проблемам внешней нецерковный жизни неоднократно проявлялся и находил своё разрешение в различных опытах, оставивших след в ее истории. Сочетание позиций "от вышних" и "от нижних", сочетания священного и профанного в отношении церкви к миру имеет множество оттенков. Крайние варианты этого сочетания проявились, например, в начале XVI века в споре нестяжателей с иосифлянами. Обе противоположные позиции по-своему опасны и соблазнительны. Как писал Георгий Федотов, "если, созерцательная жизнь, когда она полностью оторвана от действия, подвергается опасности стать все более и более индивидуалистической, а вследствие этого безплодной и лишенной всякого влияния на мир, то активная жизнь, когда она не оплодотворяется изнутри, также вырождается, превращаясь в социальный гуманитаризм или в формализм, причем в обоих случаях от христианства не остается ничего, кроме одного имени".
Таким образом, призыв церкви исправить положение дел в мире имеет не столько социально-политическое, сколько духовно-нравственное и сотериологическое значение.
Кажется, ответ на вопрос, поставленный в начале размышлений, сложился. Высказываясь на темы экономики эпохи глобализации, церковь не играет в политические игры, а занимается своими собственными делами, соответствующими её природе и назначению. В этом высказывании она не фальшивит. Стремление быть актуальной, соответствовать "злобе дня", отвечать на информационные поводы и вызовы времени не заставило церковь изменить собственной природе и "спеть не своим голосом". Обращение к "земле" не привело в данном случае к забвению о "небе".
В заключение хочется высказаться об одной возможной опасности, связанной, если можно так выразиться, с избыточно духовным пониманием обсуждаемого текста.
Слово "глобализация", вынесенное в заголовок документа, приобрело в христианском сознании ярко выраженный апокалиптический оттенок. Объединенный мир, в котором господствует общий порядок, в котором все страны играют по одним и тем же экономическим и политическим правилам, ассоциируется, а порой и прямо отождествляется с картинами последних времен, описанными в "Откровении" Иоанна Богослова. В связи с этим движения антиглобалистов содержат в себе явную религиозную мотивацию и могут быть поняты как духовные религиозные движения. Не хотелось бы, чтобы православная церковь оказалась вовлеченной в связанные с этим словом политические процессы. Любая политика – дело времени, а не вечности. Любой политический проект или действие – это голос "от нижних", а не "от вышних".
Для верующих активистов здесь есть ещё один соблазн. Поскольку предельным состоянием развития процессов глобализации многим явно видится апокалипсис, то активное противодействие этим процессам может рассматриваться в качестве священной войны, дела спасительного, богоугодного и оказывающего чудесное влияние на судьбы всего мира. Тут уже недалеко до составления политических программ по переустройству небесных планов бытия мира. При всей увлекательности задачи лозунг "превращения апокалипсиса в апокатастасис" – дело совершенно безнадежное и никакими политическими человеческими средствами не выполнимое. Но людей, увлекающихся подобными идеями, отделяет от богоборчества совсем малое расстояние, порой всего один шаг.
Вообще некритичное смешение небесного и земного в практической и особенно политической жизни ведёт, скорее, к духовным падениям, чем к взлетам. Остается только молиться о духовной трезвости активных деятелей и надеяться на то, что, возгреваемое религиозными мотивами деятельное стремление к добру, не приведёт в итоге к умножению зла и в этой противоречивой области человеческого творчества.
