На "нет"

Недавно один мой коллега пригласил к своим студентам-второкурсникам американского философа Уильяма Крейга, члена влиятельной протестантской общины. Профессор прочитал страстную лекцию на тему "Бог и современная наука". Для доказательства бытия Бога Крейг использовал астрофизическую теорию Большого взрыва, эволюционную генетику и другие новые и не очень новые естественнонаучные концепции.

Когда лекция закончилась, затесавшийся на нее первокурсник спросил: "А как Бог относится к сожжению инквизицией Джордано Бруно, к Крестовым походам и джихаду?" Ответ, который должен был прозвучать, я слышала десятки раз. Он и прозвучал. Всеблагой и всемилостивый Бог не отвечает за Крестовые походы и джихад. Он наделяет человека свободой воли, и эта свобода может быть ужасающей – человек сам выбирает зло и творит его. Не искушенный в тонкостях теодицеи мальчик сказал растерянно: "Если Бог не отвечает за злодеяния, а главное – не хочет их предотвратить, то зачем нам нужен такой Бог?"

Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что то, что я скажу дальше, кому-то покажется наивным, а кому-то кощунственным. А что эти мысли несвоевременные и уж совершенно точно – немодные, это я знаю и сама. Но концентрация чувства, одолевшего меня с самого начала захвата заложников террористами в Москве, такова, что мне безопаснее означить и озвучить его, чем оставаться с ним наедине.

Всматриваясь в глаза террористов, которых показывали на экранах телевизоров, я все думала: а что было бы, если бы эти юные женщины со взрывчаткой на поясе знали, что никакого Бога нет и никто их не встретит в раю с объятиями и не обеспечит им блаженного и вечного существования? Так ли бы они вели себя, как вели, и так ли бы развивались события и были ли они вообще возможны?

За все их семнадцать – двадцать лет никто не сказал им, что Бога нет. Он не умер, как провозгласил Ницше. Его вообще не было. Небеса пусты. А раз так, то прожить единичную жизнь, и без насильственной смерти такую удручающе короткую и которая вся пишется набело, надо, полагаясь только на себя и на других людей.

Я не предполагаю, что им этого не сказали. Я это знаю совершенно точно. Потому что говорить такое за последние десять лет стало немодным. Бывшие атеисты, члены комсомола и партии, подались в бизнес или политику. С такими занятиями респектабельнее быть верующими – таково негласное общественное мнение. Есть среди бывших вождей комсомола и террористы – мы это знаем. Ныне они тоже правоверные мусульмане. Атеисты-профессионалы переквалифицировались в религиоведов, а те, кто остался атеистом, выпали в андеграунд со своими убеждениями. Потому что неловко, а то и небезопасно вещать о своем религиозном вольномыслии, когда первые люди государства истово осеняют себя крестным знамением или исправно совершают пятикратный намаз.

Споры, если они и ведутся, связаны с положением той или иной секты в стране или статусом конфессий в законодательстве. Когда заходит речь о вере, все становятся поразительно целомудренными. Мол, это такой деликатный предмет, которого нельзя касаться. Общим местом стала фраза: "Это слишком интимная тема, не будем об этом говорить". Но почему же не будем?

Наши современники хотят быть целомудреннее и святее Фомы Аквинского или Уильяма Оккама. Самую главную тему в религии – веру – они табуировали. Но кто не хочет говорить о вере, пусть помалкивает и о насилии. Не говорите мне о заповеди "Не убий" и о Коране, запрещающем воевать с женщинами и детьми. Как будто мы не знаем, как поразительно пластичны все священные книги. Спорящие на тему о насилии побивают друг друга цитатами из одного и того же Корана и одной и той же Библии.

Я вовсе не хочу сказать, что вера обязательно провоцирует и обосновывает насилие, а атеисты – голуби. Двадцатый век явил нам и атеистов со звериными ликами, ценящих человеческую жизнь в пфенниг или в копейку.

Из термодинамики известно: закрытая система не способна эволюционировать. Наглухо запаянное, герметичное религиозное сознание – именно такая система.

Дети и внуки нынешних правоверных мусульман и дети и внуки нынешних правоверных христиан будут колошматить друг друга до тех пор, пока в мире не останется ни одного мусульманина и ни одного христианина. И ни Аллах, ни Христос не вмешаются в эту бойню не потому, что хотят искусить веру людей и провести их через такое испытание. Они не вмешаются, потому что их – нет. "Бытие есть, небытия нет", – припечатал древнегреческий философ Парменид. А к небытию – какие же могут быть претензии? На "нет" и суда нет.

...В Доме культуры на Дубровке схватились не только террористы и спецназовцы. Там сошлись Аллах и Христос. И оба потерпели сокрушительное поражение. Их величественное безмолвие – лучшее доказательство их небытия.