Религия

Однотомный "Оксфордский словарь мировых религия" (1997; новое издание 2001) открывается статьей его редактора профессора Джона Боукера "Религия".

В своей статье д-р Джон Боукер в первую очередь задается вопросом, что такое религия? "Вопрос этот кажется простым, – говорит он, – но лишь до тех пор, пока мы не попытаемся на него ответить".

Далее он приводит несколько определений:

Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа (Карл Маркс).

Религия – дочь надежды и страха, она объясняет Неведению природу Непознаваемого (Амброз Бирс).

Религия – связная система верований и обрядов, относящихся к священным, то есть отделенным, запретным вещам; верований и обрядов, объединяющих в одну духовную общину, называемую церковью, всех, кто является их сторонниками (Эмиль Дюркгейм).

Минимальное определение религии – вера в наличие духовных сущностей (Эдуард Тайлор).

Психоаналитическое исследование бессознательного выявляет тот факт, что религиозные верования тесным образом переплетены с детскими фантазиями, в большинстве своем бессознательными, о сексуальной жизни родителей и конфликтами, возникающими на этой почве (Зигмунд Фрейд).

Религия – это то, как человек справляется со своим одиночеством (А.Н. Уайтхед).

Религия есть совокупность символических обрядов и действий, которые связывают человека с предельным состоянием его существования (Р.Н. Бэлла).

Систематизатор может отделить религию от других культурных образований лишь по признаку её отношения к сверхчеловеческому. Любые образования состоят из системы верований, то есть из прочного набора знаний относительно одного или нескольких аспектов Вселенной; из системы действий (набора поведенческих образцов) направленных на удовлетворение потребностей; а также из системы ценностей, прочного набора принципов, согласно которым поведение может быть оценено по шкале ценностей. Религия отличается от других культурных образований тем, что три компонента, описанные выше, в данном случае соотносятся со сверхчеловеческим бытием (Мелферд Спиро).

Религия это: (1) система символов (знаков), действующая для того, чтобы (2) установить мощные, всеохватывающие, длительные настроения и мотивации в человеке с помощью (3) формулирования концептов общего порядка существования и (4) придания этим концептам такой фактичности, что (5) настроения, мотивации начинают казаться безоговорочно реалистичными (Клиффорд Гирц).

Религия – это человеческое отношение к священному мироустройству, которое включает в себя все человеческие существа; другими словами это верование в миропорядок, смысл которого равным образом включает и превосходит человека (Питер Бергер).

Чистое и непорочное благочестие (религия) пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира (Послание Иакова, 1:27).

"Можно привести десятки других определений, которые скажут нам много о религии, – продолжает автор, – но они не дадут ответа на вопрос, что же такое религия".

Происхождение латинского слова religio неясно. Цицерон выводит его из relegere – собирать вместе или перечитывать, перепахивать, пересматривать, повторять. Однако чаще это слово выводят из religare – связывать. Отсюда следует, что одна из важнейших задач религии состоит в том, чтобы объединять людей в совместных обрядах и верованиях, собирать в единую систему.

Условия естественного отбора, по мысли д-ра Боукера, не позволяют ставить эксперименты над жизнью. Тот, кто хорошо приспособлен к условиям окружающей среды, имеет больше возможностей передать свои гены будущим поколениям. Тот, кто приспособлен плохо, – не выживет. С этой точки зрения, тело – это первая защитная граница процесса генного воспроизводства. Человек построил еще одну защитную систему вокруг себя – систему культурных ценностей. Таким образом, культура – это второе тело, в котором происходит процесс генетического воспроизводства.

"Религия, – продолжает автор, – древнейшая культурная система, с помощью которой человечество оправдывает необходимость воспроизводиться и выращивать детей. <...> Поэтому в религиозных системах важное место всегда занимали вопросы пищи и пола: религия создает пищевые законы, регулирует сексуальные и брачные отношения, контролирует положение женщины в обществе. В некоторых случаях поддерживается или даже провоцируется связь между сексуальными и религиозными переживаниями. В этом соотношении семья оказывается базовой ячейкой религиозных объединений, даже в тех религиях, где целибат рассматривается как наивысшее призвание. На этом основании социобиология <...> делает заключение, что религия имеет ценность для человечества не потому, что содержащиеся в ней верования соответствуют истине (об этом социобиологи думают по-разному), а потому, что она служит целям выживания в процессе естественного отбора".

"И все-таки, – говорит далее д-р Боукер, – зачем нужны религиозные системы? В конце концов, звери, птицы, рыбы имеют разные социальные организации, но насколько мы знаем, не молятся (хотя некоторые религии иначе понимают это). Можно ответить просто: в человеческом разуме заключено развитие не только сознания и языка, но и религиозности. Свойство религиозности явилось следствием образования некоторых структур и соединений, которые генно-протеиновый комплекс построил в мозге и построил не случайным образом, а сделал стабильной и цельной структурой, передающейся по наследству. <...> Биогенетический структурализм утверждает, что генно-протеиновый комплекс предопределяет различные модусы поведения человека, такие, как развитие речи, сексуальное поведение, потребности в сне и еде". Однако, по мысли автора, он не детерминирует характер отображения этого в культуре. Биогенетический структурализм говорит о том, что люди генетически предрасположены к религиозному поведению. Это объясняет общность религиозного поведения при большом разнообразии религий и существенной разнице между ними. "Несмотря на разнообразие чередования молекул ДНК, религиозность остается постоянным свойством человека".

Согласно определению социобиологии, – продолжает д-р Боукер, – религия – одна из древнейших и эффективных защитных систем, непосредственно связанных с возможностями человеческого разума и тела, а также с проблемой выживания. Надежность этой системы позволила человеку помимо проблемы выживания заняться и другими предметами, в том числе исследованием собственной природы и окружающего мира. Одним из основных объектов осмысления стало человеческое тело, его бытие, становление и возможности (по определению автора —"соматические исследования"). "Некоторые религии, такие, как джайнизм и буддизм, придают наибольшее значение познанию внутреннего: они заняты поисками истины внутри тела и оперируют понятиями просветления, покоя, пустоты. Их принято называть интровертными. Другие религии – экстравертные – сосредоточивают внимание на том, что находится вне тела, и наивысшей ценностью полагают общение между людьми и единение с Богом. К ним относятся иудаизм, христианство, ислам. Важно подчеркнуть, что экстравертным системам присущи черты интровертных и наоборот, а также то, что обе системы признают реальность зла и греха".

Далее автор говорит о том, что религиозная система формирует контекст, находясь в котором человек перестает чувствовать тревогу и страх, а, усвоив границы системы, он может продолжить собственные исследования. То, что ждет человека на этом пути, описано несовершенными языками. "Ни один язык, вербальный или невербальный, не может вместить Бога или Будду", он лишь открывает путь познания. А языки уточняются и обогащаются теми, кто ищет и находит истину или реальность, превосходящую языки или независимую от них. "Найти Бога означает быть найденным Им".

"Особенности религиозных практик выявляются в богослужении, медитации, молитве, упражнениях йоги и т.д. Все они являются наследием прошлого опыта, осознанного и используемого в настоящем. Для многих религиозный опыт столь реален и недвусмыслен, что вся остальная действительность меркнет по сравнению с ним. <...> Бог может быть предметом философских дискуссий, но как источник и цель жизни Бог открывается только тому, кто принял Его как дар, как вызов. Рудольф Отто говорит об опыте Священного, о mysterium tremendum et fascinans (Бог – "абсолютно Другой", одновременно ужасающий и влекущий, по словам Мартина Бубера, "являющийся и повергающий ниц; но Он же и есть тайна самоочевидного, которая ближе ко мне, чем мое Я") как о кантианской априорной категории человеческого суждения:

Итак, не только рациональные, но и иррациональные элементы целостной категории "святости" являются априорными элементами в равной степени. Религия не находится в подчинении морали или телеологии, "этоса" (ethos) или "телоса" (telos), и не основывается на постулатах; ее иррациональное содержание, так же как и рациональное, имеет собственные корни в глубинах самого духа".

Однако, – размышляет далее автор, – на этом пути человеку необходим помощник – проводник, гуру или благодать, который поведет его дальше, чем он даже может предположить.

"Религия, – говорит д-р Боукер, – открывает человеку как эту жизнь, так и жизнь после смерти. Хотя представления о полноте загробной жизни в истории религии возникают довольно поздно. Первоначально великие религиозные традиции Востока и Запада не считали, что цель жизни человека – обрести награду или избежать наказания после смерти. Отсюда следует, что устойчивые мировые религии не были основаны, как многие предполагают, на обещании райских кущ после смерти. Они были основаны на опыте и изучении этой жизни (подробнее см.: J. W. Bowker, The Meaning of Death, Cambridge University Press, 1991)".

Со временем, – продолжает автор, – утвердились верования в связь земной и потусторонней жизни. Различные "соматические исследования", приведшие к возникновению самых разных религий, послужили толчком к возникновению различных представлений о человеческой природе, то есть религиозных антропологий.

Результаты "соматических исследований" не только практические, возникла также "соматическая экзегеза", т.е. интерпретация открытий привела к выработке системы верований и представлений о мире, а также к созданию текстов. "Соматическая экзегеза" говорит о мире, населенном богами и духами, и далее приводит к важнейшим умозаключениям в области истории религии, философии и теологии.

Итак, по мысли д-ра Боукера, "религия защищает то, что жизненно необходимо человеку и что не может быть оставленным на волю случая – от половой жизни до спасения души. Информация об этом должна быть сохранена и передана, и религия и есть система сбора, кодирования, защиты и передачи такой информации от человека к человеку, от поколения к поколению".

Способы хранения и передачи информации в разных религиях различны. "Религии могут быть массовыми и иметь четкую структуру и иерархию, как, например, в Римско-Католической Церкви <...>. Другие, несмотря на массовость, могут быть свободными и не иметь единой иерархии. Так, например, в индуизме, хотя внутри него существуют достаточно жёсткие подсистемы <...>. Иногда религии носят локальный характер и не выходят за пределы одной деревни". Между этими крайностями располагается бесчисленное множество других типов устройства, различающихся способами передачи информации, степенью доступности и открытости, в том числе мистической или миссионерской направленностью. "Во всякой религиозной организации существует также ряд лиц, посвятивших себя ей "профессионально" – это священники, ведьмы, шаманы, имамы, раввины, монахи и т.д.".

"Хотя религиозные организации легко становятся самоцелью, – говорит автор, —религия есть путь к превосходящей ее цели – путь к Концу, конечному предназначению всего существующего. В этом ее созидательная сила. Человеческая жизнь подобна проекту, поскольку будущее нам неизвестно. Отсюда вытекает и то, что наши оценки результатов деятельности весьма относительны. И все же мы склонны оценивать все наши поступки как мудрые или глупые, поспешные или благоразумные, вредные или полезные, хорошие или плохие. Это и лежит в основании этики, оценки поведения людей как нравственного или безнравственного. Религия внесла большой вклад в создание устойчивых нравственных критериев, присущих определенным системам и культурам.

Принятие и отрицание, одобрение и осуждение занимают центральное место в религиозной жизни, ибо это лежит в основании человеческой жизни и общества. <...> Религия же очерчивает рамки одобрения и осуждения, принятия и отрицания. Это, конечно, создает трудности социального и психологического характера для тех, кто не вписывается в эти рамки или не принимает эти условия. Но, с другой стороны, это делает жизнь чуть более предсказуемой.

Чтобы будущее стало понятнее, религия пошла дальше: она описала природу времени, благодаря чему временной процесс стал значимой историей. Движение от прошлого через настоящее к будущему перестает быть проклятием, но становится судьбой. Описания этого процесса в разных системах чрезвычайно разнятся, так как чрезвычайно различны концепции времени. В одних религиях время рассматривается как циклическое, хотя жизни проживаются линейно, проходя до 84 миллионов перерождений и новых появлений. В других религиях время движется линейно от сотворения к концу, но жизни циклически организованы вокруг ежегодно повторяющихся событий-воспоминаний. Во многих религиях возможно посещение и прошлого и будущего: прошлого – с целью его продления в настоящем, чтобы неправедные деяния могли быть исправлены и прощены (широко распространены ретроспективные ритуалы, воссоздающие события прошлого), а будущего – с целью частично его узнать. Религии разработали множество способов истолкования будущего, описали, чему будут подобны последние времена и как их достичь".

Религия сохраняет и передает способы достижения наиболее важных целей. "Одни, – продолжает автор, – находятся в непосредственной близости, их можно достичь в течение этой жизни (более мудрая, более плодотворная, более милосердная, более успешная жизнь) или при перерождении. Другие цели – конечные – касаются окончательной судьбы человека или космоса. Смерть для большинства религий – это преддверие или место Страшного Суда. Однако, для таких религий, как буддизм, джайнизм и индуизм, наказание после смерти, подобное адскому, не есть окончательный суд. Даже в христианстве и исламе, где Страшный Суд считается окончательным, вопрос о том, будет ли наказание вечным, всегда дискутируется. При всех модификациях религиозные системы сохраняют и передают методы, при помощи которых достигаются ближайшие и конечные цели, обозначенные внутри самих систем. Кроме того, они описывают состояние умерших так, что живые могут либо оставаться в каком-либо общении или единении с ними, либо быть уверенными относительно их дальнейшей судьбы и продолжать заботиться о них".

"В сохранении и передаче религиозной информации огромную роль играет семья, но не менее важна и роль общественного собрания, общины, экклесии. Греческое слово ekklesia, означающие собрание индивидов, в Древней Греции применялось к общественным собраниям, а затем стало обозначением христианской Церкви. <...> Однако потребность в собрании (экклесии) существует во всех религиях, проявляясь в самых разных формах, будь то деревенский храм, синагога или мечеть. В различных формах религиозных собраний происходит передача основной религиозной информации. Часть передаётся устно, а многое невербально – в произведениях изобразительного искусства, жестах, символах, в молчании; даже потребность человека в дыхании используется как часть религиозной информации.

Первостепенное значение в передаче информации приобретает письмо: "В начале было Слово..." – или Звук, Логос, или Шабда (sabda). Слово сохраняет свою силу и тогда, когда оно записано, а к Звуку можно прибегать чаще, если он трансформирован в текст. Текст и его устная передача всегда сопутствуют друг другу. Тот факт, что Новый Завет, Танах, Коран, Шрути, Анга и книга Мормона говорят не одно и то же и даже противоречат друг другу, усиливает коренное различие между религиями; это означает также то, что откровение всегда обусловлено обстоятельствами, и даже если провозглашается небесное или божественное происхождение какого-либо текста или собрания текстов, они всегда связаны с той исторической ситуацией, в которой они появились".

Религиозный текст важен не только как откровение, – размышляет далее д-р Боукер. Он ставит постоянную задачу его экзегетического или герменевтического истолкования, а также вызывает к жизни целый ряд различных литературных жанров. Поэзия, проза, драма – все они появились внутри религиозного контекста.

Родоначальник современного религиоведения Макс Вебер считал, что основное назначение религии – рождение смысла, создание теодицеи, которую он понимал как оправдание неравенства и несправедливости. Религия придает смысл неравенству и организует общество так, что оно становится выражением определенной теодицеи.

При этом Вебер весьма расширил термин "теодицея", обычно означающий необходимость для религиозного сознания оправдать благость и всемогущество Бога перед лицом зла и страданий. "Однако, – продолжает автор, – даже такое расширение явно недостаточно. Смыслы и ценности, которые религия создает и поддерживает, выходят за рамки такого понимания теодицеи. Биография каждого человека вписана в контекст более широкого повествования, составные части которого постоянно проникают в эту биографию, всецело преобразуя ее природу и развитие. Значительная часть этого процесса происходит непроизвольно, но многое – чтение священных текстов, проповедь, богослужение, паломничество – представляет собой способы сознательного созидания повествования (см.: J. Wiggins. Religion as story. University Press of America, 1985). Понимание религии как повествования может буквально воплощаться в процессе рассказывания (поэтому во всех религиях так ценятся искусные рассказчики. См. K. Narayan, Storytellers, Saints and Scounrdrels. Delhi: Motilal Banarsidass, 1992), но также может порождать глобальные представления о времени и пространстве, формирующие свойственный данной религии понятийный контекст жизни.

Так, религия создает космологические и космогонические картины мира. Часто они рассматриваются как квазинаучные и сопоставляются с современными космогоническими теориями. В действительности, в одной религии может существовать несколько космогоний, часто противоречащих друг другу, у каждой из которых есть своя задача. В иудейском Писании, например, встречается по крайней мере пять историй сотворения мира, а у индуистов их значительно больше. Дело в том, что религии разрабатывали космогонии и космологии не для того, чтобы предвосхитить краткий эпизод в развитии науки ХХ века, но чтобы представить Вселенную так, чтобы в ней возможно было жить по вере".

"Во всех религиях, – утверждает далее автор, – люди несут ответственность за свою жизнь: всех ждет расплата, говорится ли о ней, как о Суде или о Карме, описывается ли она в терминах греха и спасения или неведения и просветления; во всех религиях имеется представление об аде. Религии могут также подчеркивать, что человеческие поступки без внешней помощи (благодати и искупления или избавления и исправления) несовершенны. В редких случаях эти представления выражаются в своей крайней форме: человек не должен предпринимать ничего, полностью полагаясь на волю Бога, гуру, или благодати".

"Итак, религия, – по мысли автора, – не только придает жизни смысл, но взывает к действию; поэтому она всегда должна изменяться и всегда оставаться консервативной. Но здесь, как и в биологии, ограничения являются условием свободы; после усвоения религиозных ограничений люди свободны действовать и думать творчески (о смысле и значении ограничений в биологии и религии см.: J. W. Bowker. A Year to Live. Introduction (London: SPCK, 1991); Is God a Virus…?).

Высшими интеллектуальными инструментами религиозного творчества становятся миф, ритуал и символ.

Миф – одно из величайших человеческих достижений. Мифы – это нарративы, обычно рассказы, указывающие на истины, которые невозможно выразить иным способом, например, при помощи естественных наук. В XIX в. миф привлек тех, кто признавал ценность научного знания, но понимал его ограниченность: наука не может сказать ничего об опыте любви и страдания. Миф помещает частную жизнь и локальные события в более широкий контекст, придавая им смысл и значимость. Миф может объяснять ритуал, но ритуалы также могут быть не прямо связаны с мифом.

Ритуалы, обряды – это известные действия, повторяемые регулярно, они вносят порядок во временной процесс, который иначе был бы произвольным. Ритуалы могут быть полностью секулярными (например, празднование Нового года или открытие Олимпийских игр), но при этом они берут свое начало в религии. Некоторые ритуалы являются обрядами перехода (отмечающими прохождение индивидом или группой значимых событий жизни и смерти), другие обеспечивают защиту от опасностей мира; одни вводят в религиозную группу или комплекс, другие знаменуют его окончание; одни направлены на осуществление изменений, другие – на выражение смысла. Ритуал – это язык, посредством которого формулируются надежды и страхи, а жизнь постоянно обновляется. Выражаемое ритуалом столь велико, что невозможно обобщить его смысл и значение.

То же касается и символов: язык важен для выражения религиозных представлений и идей, но символы имеют не меньшее значение. Символы сжато выражают религиозные представления и идеи в видимой форме. Они редко изображают то, на что они указывают, так как они являются концентрацией утверждений, переживаний и представлений, достигнутых и установленных религией. Символы не воспроизводят что-либо, они скорее служат вратами в религиозный мир, как Зеркало, позволившее Алисе прикоснуться к чуду и источнику наслаждения, но также и к ужасу. Символы обладают властью и могут вместить всю Вселенную в маленькую комнату или Бога в облатку размером с монету".

Религиозная система, – продолжает далее д-р Боукер, – требует границ – реальных, установленных в соответствии с географическим положением, или условных; а там где есть границы, происходят столкновения. Религиозные войны происходят как внутри одной религии, между ее конфессиями или группами, так и между разными религиями или между религиозным и секулярным миром. Фундаментализм стремится установить и поддерживать основные, не подлежащие обсуждению критерии истинной религиозной идентичности. Отстаивание идентичности и защита границ от вторжения или эрозии ведет к религиозным войнам. Даже те религии, которые основаны на принципе ненасилия, в некоторых обстоятельствах отстаивают правомерность войны.

"Практически все затяжные конфликты в мире – в Северной Ирландии, Боснии, на Кипре, Ближнем Востоке, в Кашмире, Шри-Ланке, Индии и Пакистане, Восточном Тиморе, на Филиппинах – имеют религиозные корни. Чтобы предсказать будущие конфликты, достаточно начертить на карте мира линии пересечения религий или конфессий. Правда и то, что разные религии могут сосуществовать, например, иудейские общины долгое время существовали на мусульманских территориях. Но это происходит только до тех пор, пока ничто не угрожает целостности каждой из религий".

"Причина острой непримиримости религий состоит в высокой ценности охраняемой и передаваемой ими информации, – утверждает автор. – Люди скорее погибнут, чем откажутся от унаследованного сокровища, особенно если они испытали на собственном опыте его ценность. В этом состоит парадокс религиозного сознания: религии наносят вред потому, что несут в себе благо. <...> Но они продолжают оставаться, как и раньше, главным фактором преображения жизни и искусства. Поэтому у религии всегда будет много защитников".

"Война и фундаментализм, однако, не единственный ответ новому. Религии открыты переменам и претерпевали значительные изменения на протяжении веков. Однако всегда есть те, кто этому противостоит. Иногда противостояние оказывается столь сильным, что от основного течения отделяются и начинают самостоятельно существовать новые культы, секты и даже религии. Процедуры изменений в разных религиях различны, но сам факт изменений составляет часть религиозной истории. Религии – хранители коллективной памяти. Буддиста можно узнать в любой стране и в любое время, хотя один буддист не похож на другого. Но коллективная память может требовать изменений, чтобы ценности и цели системы могли существовать в новых обстоятельствах. Значение коллективной памяти состоит в том, что она позволяет религиям сохранять идентичность, оставаясь, в то же время, открытыми для изменений".

В заключение статьи д-р Боукер задается вопросом: что можно сказать о будущем религии? "Человеческая религиозность, – говорит он, – не уменьшится со временем, разве что атрофируется (если к ней не прибегать), так как предрасположенность к ней глубоко укоренена в мозге. Даже если нейрофизиология мозговых процессов станет более понятна, религиозный опыт для человека не станет менее важным. А вот формы выражения непременно изменятся. Отчасти это вопрос языка, а отчасти – организации. То, что мы говорим, всегда будет приблизительно и неполно, но все равно мы будем стремиться к достоверности. Именно изменяемая и приблизительная природа всех языков открывает необходимость веры, которая стремится к истине. <...> По словам Генри Вогана (Henry Vaughan), "вечность во времени" перестает быть парадоксом, превращаясь в убеждение. Медитация приобретает смысл за пределами здравого смысла, она есть пребывание в том высоком состоянии, когда позади остаются красота, возбуждение, наслаждение. Молитва – это предстояние перед Тем, Кто рождает в сердце хвалу, благодарность, радость, покаяние и сокрушение. Как величайший из человеческих языков любви, молитва связывает с Богом.

Эти истины настолько хорошо известны и испытаны, что даже великие перемены в человеческой истории не угрожают им. Что же касается организации, мы находимся на пороге невообразимых изменений, связанных с методами и скоростью коммуникации. Экклесия в интернете не требует физического присутствия. Но человеческая природа требует. И именно потребность в экклесии, благодаря которой религии возникли, может еще послужить человечеству".

"Итак, приблизились ли мы к тому, чтобы дать определение религии?" – спрашивает автор. И отвечает: "Нет". Говоря об игре, – размышляет он, – Витгенштейн сказал, что игру легче узнать, чем определить, или, по крайней мере, определить слово "игра" так, чтобы все характерные черты всех игр были охвачены этим определением. "Мы можем узнать религию, когда мы с ней сталкиваемся, так как нам известны многие характеристики религий; но мы не встретим религию, в которой бы присутствовали все характеристики без исключения. Процесс выявления этих характеристик – это первый уровень феноменологии, и поэтому Ниниан Смарт предположил, что мы можем достичь более сбалансированного и всеобъемлющего взгляда на "буйную растительность мировых религий", рассмотрев семь аспектов: практический и ритуальный; опытный и эмоциональный; нарративный и мифологический; доктринальный и философский; этический и правовой; общественный и институциональный; и материальный (искусство, архитектура, священные места) (N. Smart. The World’s Religions... Cambridge University Press, 1989). Не надо забывать, что нам предстоит еще второй уровень феноменологии – проверка и испытание того, что изначально породило чудесное явление религии и поддерживало ее до настоящего времени.

Религия – это риск нетерпимости, жестокости, ханжества, социального неравенства, самоуверенной озлобленности. Среди этой "буйной растительности" встречаются безжалостные хищники, ведомые жаждой власти и собственными амбициями. Но религия также остается, как это признается в первом определении религии Марксом, сердцем и душой мира, который иначе был бы (а в ХХ веке слишком часто был) бессердечным".