Александр Войтинский – продюсер группы "Звери", в прошлом – сопродюсер группы "Тату". Популярность этих проектов не нуждается в комментариях. Композитор и специалист по рекламе, Войтинский уверен: чтобы достичь успеха, поп-артист должен донести до публики вечные ценности с помощью простейших языковых форм. Правда, ценность – довольно растяжимое понятие для продюсера, склонного к эпатажу. О новом фильме, в котором Рома Зверь сыграет Дмитрия Донского, о замене Библии телевизором, ненависти к "Битлз" и целомудренности лесбиянок с Александром Войтинским беседовала корреспондент Страны.Ru Ксения Иванова.
- Саша, правда ли, что вы решили снять исторический фильм с участием Ромы Зверя?
- Да, фильм называется "Дмитрий Донской". С "поколением MTV" надо говорить на его языке, иначе диалога просто не произойдет. А Рома – символ этого поколения, супергерой MTV.
- Еще кто-то из "супергероев" и "символов" будет задействован в картине?
- Сейчас все в стадии разработки, сценарий мы еще будем дописывать, и, может быть, еще кто-то появится. А вот супергерой на MTV пока только один.
- Фильм будет сделан в традициях отечественного исторического кино?
- Нет. Задача как раз в том, чтобы отойти от стереотипов отечественного кино, в котором русская история, особенно средневековая, почему-то ассоциировалась с какими-то скоморохами и недоумками. За некие условные ориентиры можно принять голливудский фильм "Храброе сердце".
- А почему вы выбрали именно Дмитрия Донского?
- К этой теме вообще никто почему-то не обращался в кино. Ситуация того времени очень похожа на современное общество – разрозненные княжества, которые воюют между собой и не могут поэтому противостоять агрессии. Актуальность у сюжета абсолютная. По жанру это будет "экшн": не созерцание, а действие, не исторические персонажи, а живые люди.
- Вы считаете, что искусство не имеет смысла вне социальной идеи, без практической пользы?
- Никакого! Если музыкант летит в спутнике или на необитаемом острове играет на гитаре, его нет. И этой музыки нет. И смысла у нее нет. Это очень просто. Когда герой "Храброго сердца" погибает с последним предсмертным криком о свободе, народ в кинозале не может сдержать слез. Если из зала убрать зрителей, то останется только белая простынка, на которую какой-то свет падает, и все. Какое может быть искусство без общества?! Вообще оно родилось оттого, что люди объединились. И потому, что человек объединился не просто в стадо, а в гиперстадо, ему понадобился язык, понадобились вот эти связи, понадобилось общаться, и этим занимается как раз искусство. Смысл искусства в объединении людей.
- А для вас вообще существует такое понятие, как шедевр?
- Шедевр – это высшее достижение искусства. Библия, например, это шедевр, потому что ей удалось объединить огромное количество людей. Сейчас ее, правда, во многом заменило телевидение. Значит, телевидение как изобретение человека – это тоже шедевр. Поэтому люди, которые в телевизоре появляются – святые. Серьезно! В чем была сила Библии? В том, что она лежала в каждом доме, и любой человек знал: такая же есть и в других домах, мы объединены этой книгой, и любой ее персонаж находится одновременно в каждом доме. Сейчас в каждом доме – телевизор. И встречая диктора на улице, люди потом рассказывают друг другу: "Знаешь, кого я видел?" Это событие. Почему? Диктор может быть неумным, неинтересным, вообще ничего из себя не представлять. Сила в том, что его видели все! Святые – это люди, которые всем видны.
- Если телевизор – это Библия нашего времени, не кажется ли вам, что произошла некоторая деградация?
- Наоборот. Чем больше мы объединены, тем лучше.
- Чем именно объединены – все равно?
- Людей объединяет только мораль, только обращение к человеческому в них. Обращение к животному их разъединяет, потому что животное воюет с другим животным. Если говорить о Библии, то она, конечно, объединяла людей, но она слабее телевизора, она не приводила к такой сверхобъединенности, поэтому уступила телевидению. И я думаю, что современная Церковь, чтобы сохранять влияние на общество, просто обязана идти на телеканалы, другого пути нет – народ не в церкви, а там, у экранов. Образованные люди со мной не согласятся, потому что они вообще всего побаиваются. Например, испытывают перед книгой суеверный ужас, который отложился в генах с древних времен. А что такое книга? Какой-то человек придумал историю и ее рассказал. Книги – это просто разные люди со своими историями. Если бы автор вошел в мою квартиру и принялся рассказывать эту свою историю, меня бы хватило минут на десять. Но если он это написал и издал в виде книги – это уже святое! Но на самом-то деле в книге ничего особенного нет.
- А в картине?
- Фотография заменила изобразительное искусство и просто поставила на нем крест. О нем можно забыть навсегда, его нет больше. Поздравляю! Любая "мыльница" сейчас делает фотографию великолепного качества, ее можно публиковать.
- Ну, допустим, это в какой-то степени можно сказать о реалистической живописи. А как быть с другими направлениями?
- Нет этих направлений. Это все как раз пресловутое самовыражение в самой его нелепой форме, непригодное ни для чего. Оно может объединить только двух художников с тремя журналистами. Как только мы поймем, что самого понятия художественной ценности нет, как только нам хватит смелости это понять, то можно забыть про художников навсегда. Если они не будут актуальными, нужными для многих, их не будет.
- Тексты некоторых популярных групп, тех же "Зверей", иногда тоже трудно понять.
- Возможно, это недостаток, хотя я не могу быть экспертом – мне уже 43 года. Лично мне кажется, что песни, особенно те, что ассоциируются с роком, обязаны нести какие-то свои черты, чтобы растущее поколение опознавало – это мое! Тут есть элемент жречества, шаманства, что-то где-то должно быть недопонятым. Если же использовать литературный язык, то слушатель почувствует, что это язык старшего поколения, а молодые по определению приходят, чтобы зачеркнуть все старое, стереть с лица земли. Таковы законы природы.
- А то, что мы называем культурой, не отличает ли нас от животных?
- Конечно, отличает. Во-первых, мы накапливаем познания в области технологии выживания, а во-вторых, объединяемся. Мы очень нуждаемся в общении, в контакте между собой. Мы же с вами не думаем о том, как растить хлеб, как вырабатывать электричество, как строить самолеты. Мы же этим не заняты абсолютно, но при этом одеваемся, едим, пользуемся электричеством, летаем в другие города. Это невероятная степень нашей зависимости друг от друга. Мы живем, обнявшись! "Прижавшись спинами друг к другу, дома готовы встретить вьюгу". Поэтому вы, Ксения, мне дороги. Не потому что Бог меня заставил любить вас, а потому что мы одной крови, одной стаи, мы нужны друг другу, чтобы выжить.
- Это не мешает происходить ссорам, войнам, терактам...
- Не мешает. Потому что животное в человеке никуда не исчезло. И наша задача как раз обращаться к человеческому, чтобы его развивать, чтобы границу внутри человека сдвигать в пользу человеческого. Я как-то говорил, что чеченская девушка может полюбить того же Рому, и это нас объединит лучше всего. Удивительно, что через некоторое время после того интервью пришло приглашение Администрации президента поехать на открытие детского центра в Чечне. "Звери" полетели и выступили. Рома рассказывал, как раздавал автографы и фоткался на память. А чеченские девушки улыбались – вот великая победа! Одна улыбка чеченской девушки стоит всех долгих лет нашей работы. Надо не воевать научиться, а любить. И это может сделать искусство только понятное. Вот в этом идеология.
- Вы занимаетесь, помимо прочего, написанием музыки к рекламным роликам. Реклама это тоже некое "понятное искусство"?
- Понятна реклама всегда, это ее коренное свойство, за это авторам платят большие деньги. А вот искусство. Когда реклама рассказывает какую-нибудь человеческую историю, то да, она несет в себе мораль.
- Почему же тогда зрители так плюются, видя рекламу?
- Сам способ подсовывания рекламы, когда ты смотришь фильм, он какой-то подлый, это правда. Тут, действительно, есть свои проблемы. Но вот когда реклама только появилась в России, и рекламодатель еще не совсем понимал, зачем ему это вообще нужно, у нас была полная свобода для диалога со зрителем. А потом пришли сетевые агентства-монстры, все подчинили необходимости продавать, и с точки зрения искусства началась некоторая деградация рекламы. Например, ролик про стиральный порошок или прокладки, где дается сравнительный анализ, искусством никак не назовешь.
- Вы по образованию экономист. А есть ли у вас музыкальное образование?
- Да, я хоть и поздно, но понял, что мне надо музыкой заниматься, и уже работая на заводе, окончил вечернюю школу, потом еще заочные курсы композиции.
- И каковы ваши музыкальные пристрастия?
- У меня произошла очень тяжелая перестройка, когда я начал общаться с молодежью. Они мне ставили какую-то музыку, а я говорю – это же отстой. Я просто не понимал этот язык. И как нормальный человек я бы должен был стоять на страже своих идеалов, сказать, что это все лажа, вот Джон Леннон – это да. Но если я не пойму этот новый язык, значит, я останусь за бортом, значит, я не смогу быть полезен как композитор. И я стал изучать новую музыку, вслушиваться в нее, заставлял себя влюбиться в нее, перестраивал свои внутренние камертоны. То есть надо было просто поломать себя.
- Не страшно ли было так поступать с собой?
- Это очень страшно! Ведь надо предать свое детство: если играет Джон Леннон и в твоем сердце вспыхивает прошлое, ты должен делать вид, что ничего не слышишь, что это тебя не касается. Но предавать свое детство необходимо не для кого-то, а для себя. Ведь того языка больше нет, он устарел. Я перестраивался, потому что не было выхода. Как перестраивается одна скрипка, когда весь оркестр сменил строй. Потому что я понял, что смысл в том, что я с нынешним поколением, а не в том, что я слушаю какую-то полюбившуюся последовательность звуков.
- Леннон, конечно, был не паинька, но сегодня многие "звезды" в жизни да и на сцене ведут себя совсем уж неприлично, кто-то даже скажет – аморально...
- Да, когда герой разбивает колонки, орет, ругается, дерется – это аморально. Казалось бы. Но на самом деле это сверхморально, потому что в контексте его истории говорит лишь о силе его любви, хотя кажется, что его поступки – простой эпатаж. А наивный шоу-бизнес как раз так и думает: для того, чтобы стать популярным, надо задницу показать. Это ошибка! Надо различать задницу, которую показывают, чтобы подразнить своих врагов перед смертельной схваткой, как в фильме "Храброе сердце", и ту, которая показана просто для привлечения внимания к себе. В первом случае это моральная задница, а во втором – нет. Востребована может быть только мораль.
- О скандалах любит писать так называемая "желтая пресса". Она, вроде бы, тоже востребована. Значит, и это искусство?
- В газете "Жизнь", например, пишут, что Рома играет в казино, писает на могилу Канта или примеряет женские предметы туалета по ночам – это аморально, поэтому не искусство. "Желтая пресса" не нужна, она ничего не приносит, кроме дохода своим хозяевам. Обратите внимание, понятие "желтая пресса" относится именно к аморальности содержания, а не к недостоверности материалов, потому что любая пресса недостоверна.
- Видимо, поклонники той или иной группы хотят читать про нее именно то, что и пишется.
- Возможно, и хотят. В человеке есть животное, но если мы говорим о том, что люди искусства должны сделать по отношению к публике, как взрослые по отношению к детям, то мы должны нести им свет, человеческое, а не животное. Иначе общество перестанет в нас нуждаться.
- Известно, что и продюсеры, и сами "звезды" не любят, когда им задают глупые вопросы.
- Я очень люблю, ведь я знаю ответы.
- Но раз попса не рассчитана на интеллектуалов, то и слушатели хотят услышать ответы как раз на довольно банальные вопросы?
- Банальные – не значит аморальные. Да и интеллект тут ни при чем. Моральны и аморальны могут быть и умные, и глупые люди. И если их интересуют аморальные вещи, то это значит, что животное в них не дремлет, но мы-то обращаться должны к человеку в нашем слушателе.
- То есть попса, по-вашему, все-таки животное не поощряет?
- Вероятно, попса бывает разная. Та, что остается с людьми, безусловно моральна. И наоборот, есть куча элитарных фильмов для узкого круга ценителей, построенных на откровенной порнографии, которую они, правда, будучи людьми изобретательными, называют эротикой. Порнофильм всегда будет популярным, но никогда не будет искусством, потому что он обращается к животному во мне.
- Самое время для вопроса о группе "ТАТУ". Почему вы перестали заниматься этим проектом? Не приняли их провокационный имидж?
- На самом деле, на старте проекта было очень сильное позитивное начало, которое я не разглядел, теперь я даже жалею, что не остался – я мог бы его удержать. Их успех был огромен, потому что любовь была! Дело было не в том "кто с кем". Вот я недавно смотрел фильм "Александр", там очень неприятные голубые сцены, но уже к концу я начинаю сочувствовать этим двум мужикам, которые все в соплях и слезах там обнимаются. Это любовь, как ни крути, они переживают ее искренне! Опять же, как в случае с бунтующей молодежью. Не в том дело, что она отвергает ценности, а в том, что она хочет другие, а те считает плохими. То есть она еще более моральна на самом деле. И с "Тату" то же самое – внешне аморально, а на самом деле сверхморально: девочки готовы переступить через позор во имя любви. И это всегда срабатывает. Но продюсеры "Тату" этого просто не понимали, им казалось, что срабатывает скандал. Когда дальше пошли "мальчики-геи" и "простые движения" – это уже был конец. Замена любви совокуплением – это уже послание животным.
- То есть вы ушли не потому, что это дуэт лесбиянок-подростков, а потому, что они докатились до механики?
- Нет, тогда я не понимал этого всего, я просто ушел от неприятной темы.
- Значит, сейчас вы пересмотрели свои взгляды?
- Да, пересмотрел. Когда в этом была любовь, это было очень сильно. Но когда животные инстинкты и примитивный скандал – смотрите, они трахаются, девчонки молодые – это лажа. В общем, все довольно быстро деградировало, хотя можно было поддержать этот проект на высоте. Возможно, новые продюсеры вернутся к изначальной идее, которая была целиком перенесена из скандинавского фильма про двух девочек "Покажи мне любовь" и была не то что моральна, а безумно трогательна и целомудренна.
Источник: Страна.Ru
