Слово – духовной дочери о. Александра, поэту, члену редакционного совета и постоянному автору нашего журнала Тамаре Александровне Жирмунской.
"Разве у него были враги?" – кто задаёт такой вопрос, скорее всего, никогда не заглядывал в Евангелие, а если и заглядывал, то всё забыл. В Евангелии от Иоанна сказано: "...свет пришёл в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы..." (Ин 3. 19 – 20).
И теперь нередко можно услышать о том, что Мень – еретик. Во многих церквах не разрешают продавать его книги. Есть такие "ортодоксальные ортодоксы", что отказываются причащать духовных детей о. Александра.
На вопрос журналистки "МК" об его "еретизме" (беседа 24 мая 1989 г.) о. Александр дал исчерпывающий ответ: "Всё это пустые домыслы. Я никогда не защищал учений, которые были бы осуждены Церковью. В православии присутствует дух свободы и допускаются различия в так называемых "теологуменах", богословских мнениях. Но порой люди, которые забывают об этом, выдают неугодные им мысли за ересь. Только и всего".
Наш духовный отец напоминал нам слова апостола Павла: "Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" (1 Кор 11. 19).
Но дух свободы в христианстве всегда расцветает рядом с духом единства. Недаром в православных храмах на Божественной Литургии из уст священников звучит молитва о соединении веры. Любимыми словами о. Александра были слова Христа: "Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино" (Ин 17. 21). "Они" в данном случае – ученики Христа, а если понимать это шире, все, несущие в мир христианскую веру.
Христос был для него средоточием жизни, мерилом всех вещей, залогом бессмертия. Постоянно напоминая, что в основе всех мировых религий лежит единый образ Бога, Мень никогда не ставил на одну доску Христа и Будду, Христа и Магомета, как в наши дни, охочие до смешения понятий, делается очень часто. Если мудрость человеческую, собранную тысячелетиями, уподобить пирамиде, Христос был для него вершиной этой пирамиды.
"Как белый цвет поглощает спектр, так Евангелие объемлет веру пророков, буддийскую жажду спасения, динамизм Заратустры и человечность Конфуция. Оно освящает всё лучшее, что было в этике античных философов и в мистике индийских мудрецов", – сказано в эпилоге VI тома серии "В поисках Пути, Истины и Жизни". А уж Мень-то знал историю религий не понаслышке, он изучил её так досконально и пересказал её так современно, горячо, доступно для многих, как никто до него.
Христос был для о. Александра живым Человеком. Конечно, прежде всего Учителем, но и другом, братом, родным по духу и даже по крови. Он постоянно повторял в своих проповедях и беседах с каждым из нас, что Христос оставил нам учение, а главное – Свою небывалую личность. В чём эта небывалость? Христос не был мечтателем, каким Его нередко представляют. Он трезво смотрит на мир и на человека, Он сурово правдив. Но ни до, ни после Него не было никого, кто так неоспоримо напомнил бы людям об утраченном ими богоподобии, как Он, ибо Сам был Богом. Его не мучают сомнения, колебания, как других народных вожаков (Будду, Моисея, Иоанна Крестителя). Он изначально знает, куда идти, и уверенно ведёт за Собой народ. Для Него не существует безответных вопросов. Он искренен, потому что не нуждается в уловках. Его любовь к людям не сентиментальна. Но кто человечнее Христа? Ведь это Он сказал две тысячи лет назад: "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас..." (Мф 5. 44). С тех пор человечество волшебными средствами связи превратило шар земной в портативный шарик, с помощью люминисцентных ламп и суперсветильников сделало ночь похожей на день, научилось реанимировать мёртвых и клонировать живых. Но слова Христа об отношении к врагам остаются новостью, которая "всегда нова".
"Парадокс явления Иисуса в том, – пишет Мень, – что Он – невероятен и в то же время Он – историческая реальность. Тщетно бьётся над Его загадкой плоский "эвклидов" рассудок". Десятая глава книги о Христе так и называется: "Тайна Сына Человеческого".
Над книгой о Христе Мень работал всю свою жизнь. Существует несколько изданий "Сына Человеческого", причём каждый последующий вариант совершеннее предыдущего. Поражает не только колоссальный справочный аппарат – он занимает чуть ли не треть объёма книги, – но и точная датировка всех евангельских событий. Под главой четвёртой "Галилея. Первые ученики" стоит: Весна 27 г. Под главой двенадцатой "Час близится" – декабрь 29 г. – 2 апреля 30 г. "Суд Мессии", согласно "Сыну Человеческому", состоялся 5 апреля. "Победа над смертью" датирована 9 – 14 апреля... Необыкновенная тщательность в работе была присуща автору в высшей степени.
Я цитирую по изданию третьему, вышедшему в Брюсселе в начале 80-х. Это самая дорогая для меня книга. Она подарена мне лично отцом Александром на заре нашей дружбы. В 1991 г., когда его уже не было в живых, я побывала в Иерусалиме и приложила его книгу к Гробу Господню, что, как мне кажется, соответствовало бы желанию моего духовного отца.
Как Христос не был для Александра Меня только исторической фигурой, так и христианство не было для него отвлечённым учением. Что такое христианство? Это бесконечное доверие Создателя к Своему созданию, соединение Духа Божественного с Его малым сколком – человеческим духом, это обетование, данное и в Евангелиях, и в Апокалипсисе (Откровении Иоанна), победы света над тьмой, жизни – над смертью. Лаконичнее всего выразился о христианстве сам о. Александр: "Христианство – это не новая этика, а новая жизнь, которая приводит человека в непосредственное соприкосновение с Богом".
Все его богословские труды – это разговор с людьми конца второго тысячелетия от Рождества Христова о духовных путях человечества, о диалоге Бога с человеком, завершившемся явлением Мессии, "Сына Божия Единородного", как говорится в Символе веры, и неисчерпаемости этого явления.
Как-то я спросила Александра Владимировича – так я поначалу называла его, – развивается ли христианство. Спросила с глазу на глаз, потому что тогда, в начале 80-х, когда началось наше общение, в больших аудиториях он не выступал, я же в Новой Деревне была новичком и ни к одной "малой группе" не принадлежала. Это – во-первых. Во-вторых, будучи "новоначальной", я боялась задать при других глупый вопрос, показаться невеждой.
Мень не удивился моему вопросу (его спрашивали и не о таком!). Христианство, сказал он мне, не нуждается в развитии; развивается, усложняется наше понимание христианства. Он всегда стремился подтвердить свои слова каким-нибудь конкретным образом и тут же нашёл его. Представьте себе, сказал он, мощную радиостанцию и людей на острове, она вещает, а у них нет приёмника, они не могут поймать эти волны. Потом какой-то приёмник появляется, но улавливает далеко не всё. Только высококачественный приёмник позволит без искажений понять передачу...
Он, так много знающий, снисходил к моему незнанию, занимался тем, что многих раздражает: популяризацией. Но зато сказанное им врезалось в память навсегда.
Часто приходится слышать: "Я верую в Бога, верую в Христа, но не хожу в церковь, потому что..." Далее следуют обычно обвинения в адрес Церкви, нередко справедливые. О. Александр знал, как мало кто, изнутри, несовершенства и болезни нашей замордованной в недавние времена Церкви. В одном из интервью он называет основные её пороки, в том числе обрядоверие и конформизм. Однако он не уставал повторять, что, несмотря на все недостатки, на недостоинство иных пастырей, Церковь – это Небо на земле (так называлась одна из его книг), церковный народ – это Тело Христово. Какими будем мы, такой будет и наша Церковь. Регулярное посещение храма, участие в церковных таинствах – исповеди, причащении – считал нормой жизни христианина. Лично мне говорил: "Духовные батарейки садятся каждые шесть недель" – это опять-таки для наглядности, как "узелок на память", чтобы хоть раз в полтора месяца не забыла посетить церковь.
Человек, который "сделал сам себя", – всё-таки не наше, не российское выражение. Осмелюсь утверждать, что о. Мень созидал свою личность терпеливо и неустанно. Сохранились воспоминания, что в детстве он был озорником, прыгал с крыши трамвая. В юности, напротив, склонялся к меланхолии, писал стихи с элементами мировой скорби. "Моё знание пессимистично, моя вера – оптимистична", – любил повторять наш духовный пастырь. Я знала его в прекрасную пору человеческой зрелости необыкновенно собранным, не теряющим зря ни минуты (постоянно читал и даже писал в электричке), не рискующим по пустякам, но мужественным, внешне спокойным, заряжающим меня и других бодростью.
Память смертная, т.е. сознание, что ты не вечен, что любой миг бодрствования или сна может стать твоим последним мигом на этом свете, была с о. Александром всегда. И нас он учил не отворачиваться от мысли о смерти, а принимать её как требовательную гостью: привести в порядок дела, закончить труды, повидаться с близкими... Смерть, сказал он одной своей духовной дочери, страшна только тем, кто здесь не осуществился. О, если бы все мы осуществились хотя бы на четверть меневского осуществления!.. В год гибели он прочёл цикл лекций на тему о жизни и смерти. На одной лекции я была. Я вышла из зала, обновлённая... его верой в жизнь вечную.
Так что коварный убийца просчитался: испугать Меня он не смог. О глубинах же покаяния, доступного такой душе, говорить излишне. Пусть будет "дальше – тишина"...
Известно, что на вопрос одной сердобольной женщины, встретившей смертельно раненного священника : "Кто ж вас так?" – отец Александр ответил: "Никто. Я – сам". Руководителя следственной группы удивили эти слова. Он писал, что потерпевший "отказался от помощи и не выдал тех, кто его убил. Его поведение свидетельствует об осознанном выборе. Можно предположить, что он не нуждался в спасении".
Всё-таки я хочу дополнить следователя, а кое в чём и возразить ему. Десятилетнее общение с отцом Александром, мои бесконечные размышления о нём, вылившиеся в повесть "Нам дана короткая пробежка", дают мне, надеюсь, право на это.
Биолог по образованию, неужели он не понимал, что ранен смертельно? "Рана, не совместимая с жизнью", – скажут впоследствии медики. Потому и отказался от помощи.
Что он не выдал убийц – это тождественно его личности: никому никогда сознательно не причинил горя, нёс только радость, свет; Благая Весть, Евангелие, включает их в себя. Не исключено, что он знал убийц в лицо: тысячи людей ходили последние два с половиной года на его лекции, сотни приходили в храм. А если и не знал? Для него все люди были детьми Божиими, даже преступники, даже убийцы.
Далее: о "спасении". Как известно, это слово в христианском смысле означает совсем не то, что в житейском. Весь свой недолгий век о. Александр спасал другие души. "Спасётся тот, кто спасает", – сказал его любимый философ Владимир Соловьёв. Так что в "спасении" он действительно не нуждался, но совсем в другом смысле, чем думает следователь.
Фразу "Никто. Я – сам" надо понимать именно как венец его жизни.
– Кто ж вас так?
– Никто. Я – сам...
За несколько минут до расставанья
с любимым домом,
полным чудных книг,
и дорогих людей,
и милых тварей
четвероногих,
да, одной ногой
уже в могиле,
но другой – ещё
на нашей неустойчивой земле,
он вспомнил,
как взвалил на плечи гору –
завещанный апостолами груз –
и потащил.
Один. Своею волей.
Битюг. Бурлак. Бова.
Быть или не...
"Быть, быть! – он говорил земле
и нам, землянам, –
Быть с Богом. В этом – всё!"
Так стоит ли, он думал, удивляться,
что груз однажды раздавил его?
Откуда кровь, бегущая на грудь?
Кровоточит истерзанная выя,
кровоточат израненные плечи.
Вот почему он женщине ответил:
– Никто. Я – сам.
