"Будь верен до смерти!"

В 1656 г. по приказу Патриарха Никона был тайно умерщвлён святитель Павел Коломенский, единственный русский архиерей, открыто выступивший на стороне староверов против церковной реформы (см. "ИиЖ" № 7-8/04. – Ред.). Старообрядчество почти на 200 лет лишилось видимого епископата. Всё это время благочестивые христиане искали архипастыря, достойного возглавить их Церковь.

Скорая и беспощадная расправа Патриарха Никона над епископом Павлом испугала русских архиереев. Видя такую жестокость, епископы, в большинстве своём недовольные нововведениями, не решились выступить против Никона и церковной реформы. Ни один иерарх не отважился перейти на сторону староверов, хотя многие им сочувствовали, сами служили по-старому и не запрещали этого в своих епархиях.

Греческий путешественник Павел Алеппский, посетивший Россию в середине XVII в., свидетельствует, что русские иерархи "безмолвствовали, думая про себя: мы не станем переменять наши книги и обряды, которые приняли исстари. Но у них не было мужества сказать это громко, так как боялись противостать гневу Патриарха, будучи свидетелями того, как он низверг Павла Коломенского".

Пожалуй, наиболее близок к старообрядчеству был епископ Александр Вятский и Великопермский (1603– 1678), большой книголюб и книгочей. Многие годы он был игуменом Николо-Коряжемского монастыря в Сольвычегодском уезде (ныне Архангельская область), потом стал епископом Коломенским и Каширским вместо сосланного святителя Павла. А в 1657 г. его перевели во вновь образованную Вятскую епархию.

Александр был последовательным противником патриаршей реформы. Его перу принадлежит несколько сочинений против Никона и в защиту древнего церковного предания. На Большом Московском Соборе 1666 г., проклявшем старые обряды и старообрядцев, епископа обвинили в том, что он письменно осуждал "новопечатных книг праведное напечатание и иных чинов церковных благоустроение". Александр был допрошен и прощён, хотя "не отрёкся писания своего".

Старообрядческий писатель диакон Феодор († 1682) рассказывает, что Александр, вернувшись с Собора на Вятку, "разуме все коварство и неправду сборища их погибельного. И, приехав в свою область, не служаше по-новому и сельским попам в сем запрещаше". Об этом священники донесли царю. Архиерей не стал дожидаться, пока государев гнев обрушится на его голову. В 1674 г. он "отрекся новозакония", оставил епископскую кафедру и удалился в Николо-Коряжемскую обитель. Александр был уже стар, болен и не имел сил для борьбы с реформаторами. В монастыре он принял схиму и через четыре года тихо скончался, "каяся до смерти о прежнем своем поползновении, еже сообщился с ними <новообрядцами>".

Со смертью епископа Александра на Руси не осталось ни одного архиерея, сочувствующего староверам. Старообрядческая Церковь временно осталась без епископов. Но благочестивые христиане, веруя в вечность священства и не мысля без него полноценной духовной жизни, стали принимать попов от официальной Церкви, за что получили прозвание "поповцев". Они не теряли надежды, что когда-нибудь найдут и примут к себе епископа, достойного стать пастырем словесных овец Христовых.

Старообрядцы утешались словами Апокалипсиса, обращёнными к ангелу Смирнской Церкви: "Знаю твои дела, и скорбь, и нищету (впрочем, ты богат), и злословие от тех, которые говорят о себе, что они иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское. Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть… Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни" (Откр 2. 9–10).

Только своё общество поповцы считали истинною Святою Апостольскою Церковью. "Никониан" и старообрядцев других согласий они признавали еретиками. Древние правила разделяют еретиков на три чина (подцерковники, раскольники и собственно еретики) и устанавливают для каждого чина особые правила приёма в Церковь. Священники и миряне-"никониане" были приравнены к "раскольникам" и принимались в старообрядчество через проклятие ересей и помазание святым миром, конечно, если были правильно крещены.

Древнерусская Церковь, как и Греческая, признавала только один способ крещения — через трёхкратное полное погружение. Крещение через обливание (по обычаю Католической и Лютеранской Церквей) совершенно не признавалось. Поэтому русские перекрещивали иноземцев-"обливанцев", желающих поступить на службу к царю, "в православную веру нашу греческого закона, в державу нашу Московского государства и всея Великия Руси".

Перекрещивали не только немцев, скандинавов и поляков, но и "белорусцев" — выходцев с Западной Руси (украинцев и белорусов). В 1621 г. московский Патриарх Филарет Романов определил заново крестить тех "белорусцев", которые не смогут доказать, что крещены в три погружения. Но при царе Алексее Михайловиче эти строгие правила были отменены. В Москву приехало множество западнорусских монахов, принявших деятельное участие в церковной реформе.

В конце XVII — начале XVIII в. большинство русских епископских кафедр было занято учёными "белорусцами". Местоблюстителем патриаршего престола и рязанским митрополитом стал украинец Стефан Яворский, ростовским митрополитом — украинец Димитрий Туптало, сибирским — украинец Филофей Лещинский, новгородским архиепископом — украинец Феофан Прокопович, тверским — украинец Феофилакт Лопатинский, санкт-петербургским — белорус Феодосий Яновский.

Естественно, староверы, считавшие себя наследниками прежней Русской Церкви, не признавали крещение иерархов-"обливанцев" и не принимали попов, поставленных ими.

Старообрядцы очень осторожно и внимательно относились к священнику, желавшему перейти к ним. Тщательно исследовали не только его жизнь, но и вызнавали, как он крещён и как крещён епископ, рукоположивший его. Если поп оказывался достоин, то его отправляли в один из старообрядческих центров для "исправы" (принятия от ереси) и обучения богослужению по древним книгам.

В конце XVII в. крупный старообрядческий центр (скиты и поселения) возник в лесах на реке Керженец (Новгородская область). По имени этой реки староверы получили прозвище "кержаков", доселе употребляемое в просторечье.

В это же время переселенцы, покинувшие Россию, основали монастыри и слободы в Польше, в местечке Ветке (ныне Гомельская область Белоруссии). Заграничная Ветка, свободная от притеснений русской гражданской и духовной власти, надолго сделалась важнейшим центом поповского старообрядчества. Знаменито было и соседнее с Веткою Стародубье (ныне Брянская область России), также заселённое поповцами.

При императрице Екатерине II основываются многочисленные монастыри на реке Иргиз (ныне Саратовская область) и знаменитое Рогожское кладбище в Москве (подробнее см. в "ИиЖ" № 6/05). Именно первопрестольная становится главным духовным и административным центром Православной Старообрядческой Церкви. Здесь принимали и "исправляли" попов, отсюда их рассылали по всему свету.

Здесь же священники находили последнее пристанище — на кладбище было особое место для их погребения, отмеченное памятным крестом. Надпись на нём гласила: "Сей Крест Господень поставлен в память почивающим здесь своими телесами священнослужителям… Они всегда страхом внешнего гонения поражались и внутренним лишением благочестивого епископства утомлялись. Вечность христопреданного священства от разных напастей на законность оного непрестанно защищали и в таковом лютом треволнении яко великодушные пловцы и без кормчего спасали от потопления корабль церковный".

С Рогожского кладбища по всей России расходились загадочные письма приблизительно такого содержания: "Мы нашли соль, да сырую, просушили на рогожке и ссыпали в сусек". Это означало: староверы нашли достойного священника (соль земли) из официальной Церкви ("сырую"), совершили над ним "исправу" на Рогожском кладбище ("просушили на рогожке") и поместили при часовне ("в сусек").

Но конспирация мало помогала. Попов часто ловили и жестоко наказывали. В первой половине XVIII в. старообрядческого священника могли подвергнуть пыткам на дыбе, отправить на пожизненную каторгу или навечно заточить в темницу. Лишь при Екатерине II и Александре I преследования временно ослабли, чтобы с новой силой вспыхнуть при Николае I.

Нужда в священстве была у староверов постоянной и повсеместной. В Российской империи жило несколько миллионов поповцев (по некоторым данным — четверть от всего великорусского населения), попов же было даже не сотни, а десятки. Поэтому к храмам, где служили старообрядческие священники, для исповеди и причастия за сотни вёрст приходили тысячи человек. Некоторые, за неимением попов, вынуждены были сами крестить детей и вступать в невенчанные браки "по благословению родителей". Немногие могли лишь потом, уже имея детей, а часто и внуков — в старости, чуть ли не перед смертью, "улучить священника" для церковного венчания.

Постоянная нехватка попов и неизбывный страх лишиться их вынуждали староверов искать надёжный и постоянный источник священства — благочестивого старообрядческого архиерея.

Поиски епископов начались ещё в XVIII в. В них приняли участие не только поповцы (прежде всего с Ветки), но и беспоповцы. Андрей Денисов, настоятель знаменитой беспоповской Выговской пустыни в Поморье, отправил на поиски архиерея сначала некоего Леонтия Федосеева, а затем учёного старца Михаила Вышатина. Но эти искания почему-то не увенчались успехом.

Отправляясь на поиски епископа, староверы ставили перед собой две задачи. Первая (так сказать, программа-минимум) заключалась в том, чтобы найти на Востоке благочестивого епископа (желательно грека) и уговорить его присоединиться к Православной Старообрядческой Церкви.

И такой архиерей был найден в 1731 г., правда, не на Востоке, а в самой Москве, в синодальной тюрьме. Им оказался владыка Епифаний (ок. 1685–1735), уроженец Киева, поставленный в епископы митрополитом Георгием из Ясс (Румыния). Поскольку тогдашние законы запрещали россиянам принимать духовные звания за границей, Епифаний, как только оказался на родине, был схвачен и посажен в тюрьму. Здесь с ним и познакомились богатые старообрядцы, раздававшие милостыню узникам. Они уговорили Епифания присоединиться к своей Церкви и помогли ему в 1733 г. бежать на Ветку. Но появление долгожданного епископа было весьма сдержанно встречено многими староверами. Ведь Епифаний был украинцем, а следовательно, мог оказаться "обливанцем".

Известие о том, что на Ветке появился "раскольничий" архиерей, вызвало сильнейший гнев российского правительства. В 1735 г. царские войска перешли русско-польскую границу, вторглись на Ветку, разорили тамошние монастыри и арестовали Епифания. Архиерей был увезён в Киев и вновь заточён в темницу, где и скончался.

Другим старообрядческим епископом середины XVIII в. был владыка Феодосий. Он, как и Епифаний, не оставил следа в церковной истории. Казак, старовер, Феодосий был посвящён в епископы для гребенских казаков-старообрядцев, живших на Кубани, в ту пору принадлежавшей Османской империи. Его рукоположил по просьбе казаков и по настоянию турецких властей греческий архиепископ Гедеон Крымский. Преемника у Феодосия не было.

Вторая задача поисков епископа (программа-максимум) заключалась в том, чтобы найти на Востоке православную страну, где в неприкосновенности сохранились "древлее благочестие" и Святая Церковь. В XVIII в. слухи о таких благословенных землях достигали староверов. Одни говорили, что истинная Церковь процветает в "Опоньском царстве" (в Японии), стоящем на море-океане. Другие утверждали, что служба по старому обряду совершается в храмах Камбайско-Беловодского царства (где-то в Центральной Азии).

Эти благочестивые сказания сродни средневековым западноевропейским преданиям о государстве пресвитера Иоанна — христианской стране, расположенной где-то далеко на Востоке. В основе европейских и старообрядческих легенд лежат неточные сведения о древних общинах христиан-сирийцев на юге Индии (т.н. "христиане апостола Фомы").

Иногда на Руси появлялись люди, якобы побывавшие в "Опоньском царстве" или Беловодье. Иногда оттуда приходили письма, живописующие торжество истинной веры, благолепие храмов и истовость служения православных патриархов и епископов. А в конце "просвещённого" XIX в. по России разъезжал некий Антон Пикульский (род. в 1834 г.), сын коллежского асессора из Великого Новгорода, выдававший себя за "архиепископа Аркадия". Пикульский уверял староверов, что был рукоположен в городе Левске, столице Камбайско-Беловодского царства, Патриархом Мелетием при царе-короле Григории Владимировиче. Но "архиепископ Аркадий" не сумел приобрести приверженцев и остался анекдотической фигурой в истории старообрядчества.

Пикульский был не единственным епископом-самозванцем, смущавшим христиан. В 1749 г. в Стародубье объявился иеродиакон Амвросий из подмосковного Новоиерусалимского монастыря, выдававший себя то за священноинока (иеромонаха) Афиногена, то за епископа Луку, якобы находившегося при особе низложенного малолетнего императора Иоанна Антоновича.

Самозванец был разоблачён, в 1753 г. бежал в Польшу, перешёл в католичество, поступил на военную службу и даже женился. Скоро о нём все забыли, кроме другого авантюриста — иеромонаха Анфима, получившего от Амвросия "епископскую хиротонию". Анфиму повезло меньше, чем его самозваному предшественнику, — в 1757 г. казаки утопили его в Днестре.

Некоторые староверы, разочарованные и утомлённые безрезультатными поисками епископов, стали поговаривать о том, что надобно идти на компромисс со светскими и духовными властями и просить себе епископа и священников от официальной Синодальной Церкви.

В 1799 г. несколько купцов, прихожан Рогожского кладбища, подали прошение московскому митрополиту Платону (Левшину) о дозволении получать попов от Синодальной Церкви. При этом старообрядцы ставили Платону особые условия. Прежде всего они просили, чтобы Синод снял проклятия, наложенные на старые обряды. Они также хотели, чтобы их храмы освящались по старопечатным книгам, чтобы непременно по этим книгам рукополагались их священники. Они просили, чтобы их духовенство не требовали на общее моление с "никонианами".

Митрополит Платон согласился удовлетворить просьбу купцов, но с добавлением своих условий. Он потребовал, чтобы никто из новообрядцев не мог присоединяться к новой Церкви и не смел принимать в ней причастие (только "в крайней нужде и в смертном случае").

Платон был уверен, что в старых книгах находятся "погрешности от нерадения и невежества", поэтому пренебрежительно относился к новообразованной Церкви как к сборищу полуграмотных мужиков. Он не считал её полноценной Церковью, а её таинства — действительными.

Впрочем, митрополит уже не мог презрительно именовать членов этой Церкви "раскольниками". Поэтому он назвал их "единоверцами", не считая вполне православными. Так возникло единоверие (Единоверческая, или Новоблагословенная Церковь). В Гатчине 27 октября 1800 г. император Павел I подписал правила учреждения единоверия (подробнее см.: С. Михайлов. Русское единоверие. "ИиЖ" № 2/97. — Ред.).

А в 1801 г. в Москве, на берегу Яузы, близ Салтыкова моста, был построен первый единоверческий храм — деревянная церковь Введения Пресвятой Богородицы (в 1829-м её перестроили в камне). Рядом в 1819 г. был воздвигнут величественный храм Живоначальной Троицы. Здесь же находились единоверческая типография, приходское училище и богадельня.

Синодский епископат презрительно называл единоверие "переходною ступенью от раскола к православию" и "церковною болезнью". А благочестивые христиане сторонились его, как ловушки. Староверы считали, что единоверие — это "широкие врата и пространный путь, ведущие в погибель", а их гонимая Церковь — "тесные врата и узкий путь, ведущие в жизнь". Они предпочитали "входить тесными вратами" (Мф 7. 13–14).

В начале XIX в. к единоверию присоединилась незначительная часть староверов. Число единоверцев заметно увеличилось только при Николае I, когда старообрядцев стали насильно присоединять к Синодальной Церкви. При этом императоре поповцы оказались в безвыходном положении: из-за правительственных репрессий их священство, и без того немногочисленное, стало исчезать буквально на глазах. Само существование Православной Старообрядческой Церкви оказалось под вопросом.

На Рогожском кладбище заговорили о переходе в единоверие, начались ссоры и споры. Конец им положил священник Иоанн Ястребов, старейший и почтеннейший служитель кладбищенских часовен. В 1837 г. он предложил староверам-москвичам совершить торжественное богослужение в Рождественском храме и после него на общем Соборе принять окончательное решение относительно единоверия.

С вечера храм заполнил молящийся люд — началось всенощное бдение. Сгущались сумерки, внутренность величественной часовни тонула в темноте, только рубиново и зелено мерцали лампады, только жарко и жёлто горели нестройные ряды и пучки свеч. Отец Иоанн горячо молился, прося Всемогущего Бога явить ему будущее старообрядчества. И будущее было чудесно открыто священнику: он узнал, что вскоре Церковь вновь и навсегда обретёт епископство.

После утреннего богослужения вокруг Рождественской часовни торжественно прошёл крестный ход. На амвоне, у Царских врат, был поставлен аналой с крестом и Евангелием. Взволнованный Иоанн Ястребов взошёл на амвон. На священника устремились взоры тысяч христиан, сошедшихся на Собор. Отец Иоанн, не допуская начала словопрений, поднял руку с двуперстным крестным знамением и громко объявил: "Стойте в истинной вере и за правый крест до последней капли крови! Кто последует истинной Христовой вере, подходи и целуй крест и Евангелие! А кто не желает оставаться в прежнем положении — выходи вон!"

Он сам первым целовал крест и Евангелие, чему последовали и все собравшиеся. Так Рогожское кладбище устояло перед соблазном единоверия, оставшись верным "древлему благочестию".

Вскоре эта верность была вознаграждена — к Православной Старообрядческой Церкви присоединился благочестивый епископ, греческий митрополит Амвросий.