В мае этого года брат Роже Шютц, известный в христианском мире основатель экуменической общины Тэзе, в кругу братии и молодых паломников встречал своё 90-летие, принимал многочисленные поздравления, в том числе и от Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. А в середине августа пришла ошеломляющая весть: этот светлый, кроткий человек, хотевший быть братом каждому, убит во Франции…
Cвященник ранним утром торопится на Литургию, дети в театре смотрят смешную пьесу, ребёнок что-то строит из песка на берегу моря, как будто неподалёку от родителей… Нам хорошо в этом мире, его опоры кажутся прочными, всему своё время здесь: родиться, любить, умереть от старости. И вдруг чья-то злая рука высунется откуда-то и опрокидывает разом "доброту" нашего бытия, словно некрепко поставленную декорацию: священник зарублен кем-то, кого никогда не найдут, детей берут в заложники, а потом травят их же "освободители", ребёнок становится жертвой насильника, который душит его… Пытаюсь представить вечерню в храме Примирения в Тэзе: мягкий августовский вечер в Бургундии, горят тысячи свечей, стройное пение, в центре — хрупкая маленькая фигура старца, четыре месяца назад отметившего 90-летие. Вдруг женщина выделяется из толпы молящихся; вот она вблизи хрупкой фигуры в белом, три глухих удара ножа, смятение, чей-то вскрик, один, другой, белое облачение залито кровью. Брат Роже умирает без звука, даже не обернувшись.
Потом она скажет, что не хотела убивать. В течение жизни она будет придумывать десятки, сотни объяснений, чтобы понять движущие силы своего поступка, пока не заставит себя поверить в какое-то одно, хотя и оно не принесёт ей покоя. Психологи и психиатры будут ломать головы над подобным казусом. Но зло в чистом виде необъяснимо. Кто-то воспользовался — может быть, на какой-то час или меньше — внушаемой, колеблемой всеми ветрами душой, которая так, наверное, и не поймёт, что же с нею тогда случилось.
Когда Роже Шютц обрёл своё призвание, зло, как потоп, затопило большую часть Европы: войны, торжествующие антихристианские режимы, гонения на Востоке, геноцид на Западе. 1940 год, Франция только что оккупирована. 25-летний протестант, решивший стать монахом, отправляется на велосипеде из свободной Женевы в маленькую деревушку Тэзе в Бургундии, на родину своей матери, чтобы основать новую общину, в которой все могли бы почувствовать себя братьями. В годы войны с немалым для себя риском он будет прятать там евреев.
"Смолоду, — писал потом брат Роже, — я поражался тому, что христиане, взывая к Богу любви, тратили столько энергии на то, чтобы оправдать свои разделения. И я сказал себе: для того, чтобы быть со Христом, есть ли что-то более простое, более прозрачное, чем жизнь, отданная тому, чтобы постоянно, день за днём служить конкретному примирению? Тогда я решил, что нужно создать общину людей, готовых отдать поиску его всю жизнь".
Как в древних монашеских общинах, на зов, пусть и неслышный, но невидимую власть имеющий, потянулись призванные им из разных стран и христианских исповеданий — сначала протестанты, вслед за ними и католики. В 60-е годы Тэзе, которое становится известным всей планете, превращается в своего рода постоянно действующий слёт молодых христиан, на сегодняшний день также и православных. Они прибывали "с ритмичностью волн" и находили то, что искали: кров, сердечность, постоянную молитву, уважение к вере каждого, может быть, никогда не испытанное ими ощущение братства, несокрытую тайну любви. С конца 70-х годов земля Тэзе уже стала слишком тесной для встреч десятков и сотен тысяч, и тогда община стала организовывать их в различных городах Европы.
Трудно представить, чтобы "движение Тэзе" (собственно, название это условно, оно не носит никакого имени) родилось из призвания одного человека. Но коль скоро оно возникло, приняло форму, столь близко напоминающую первохристианские общины, значит, откликнулось какому-то увещеванию или велению Духа. И не только откликнулось, но продолжает вновь и вновь отзываться в других. Сейчас община братьев Тэзе насчитывает около ста человек из 25 стран, принявших вечные обеты безбрачия, нестяжания, послушания друг другу и простоты жизни. Члены общины живут собственным трудом, не принимая никаких пожертвований. Если у кого-то из них есть средства, то перед вступлением в общину они должны раздать их нуждающимся. Некоторые из братьев живут малыми группами среди бедняков в других странах.
"Одна из чистых радостей Евангелия, — говорит брат Роже, — стяжание простоты сердца, которая включает в себя и простоту жизни".
Помню его небольшую приёмную, где он беседовал с нами в начале 90-х годов. Дверь в его личную комнату была отворена, там были стол, лежанка на полу, рядом — маленький иконостас из двух икон, кем-то, вероятно, подаренных, кажется, несколько книг. Это была та смиренная, благоуханная простота, которая стучала вам в сердце, словно просила принять.
"В глубине человеческого существа, — говорил брат Роже, — лежит жажда присутствия, молчаливое стремление к сопричастности. Никогда не будем забывать: смиренная жажда Бога уже есть начало веры".
Собственно, это и было основой его богословия, если можно его так называть: жажда веры, присущая всем, всех объединяющая, тайна присутствия, никого собою не обделившая. Мир с Богом и с ближним, всяким ближним, мир, в котором нуждается каждый из нас. "Христос пришёл не для того, чтобы создать ещё одну религию, но чтобы принести общение любви каждому человеческому существу" [1], — вспоминает Оливье Клеман слова, которые ему довелось услышать в Тэзе и над которыми размышлял он сам. Однако религии уже созданы, за плечами каждого из нас — богатейшее наследие. Должны ли мы бросить всё и пустыми бежать назад? Брат Роже предложил выход — не богословский, не умственный, ибо одна мысль непременно противопоставляет себя другой, но — посвящением сердца, благословением мира всей своей жизнью. Он решил жить без противопоставлений, вне категорий "мы" и "они". Казалось бы, просто, но по сути такая жизнь требует незаметного подвига, "невидимой брани" с тем, кто умеет лишь разделять. В этом и состоит призвание к примирению, и оно посылается как дар: соучаствовать в вере каждого, если в центре её стоит Христос. Если нет, узнавать Его неузнанным, но неизменно присутствующим.
Конечно, нам, наследникам наших апостольских, богатых Преданием Церквей, такое богословие может показаться бедным, отчасти и неуютным. Его называют "народным экуменизмом": жить и верить так, как если бы разделений не было. Но брат Роже жил и верил так, чтобы их не было, с сознанием, с уверенностью, что чудо единения может однажды расплавить их, что Христос — нестираемая точка света в глубине каждого человека. "Но не бойтесь, ревнители православия, — говорит Клеман. — Тэзе никого себе не присваивает, не притязает быть Церковью. Тэзе — лишь знак или порог Церкви, открывающейся примирению" [2]. Здесь — если попробовать снять на минуту покрывало учёности или сугубой ортодоксальности, лежащей у нас на сердце, — легче всего услышать правду слов апостола: "Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона" (Гал 5. 22—23). Кажется, что каждое из этих определений — именно о нём, брате Роже. Среди всех этих следов, даров, знамений Духа Святого не нахожу ни одного, которым бы он не обладал с преизбытком. "Любовь, радость, мир…" исходили от него, облекали каждого, кто был рядом.
Помню первую нашу встречу в начале 90-х годов. Мы приехали в Тэзе с о. Михаилом Аксёновым-Меерсоном, одним из самых близких моих друзей, который уже бывал там и раньше. Первое ощущение, что мы вернулись в какой-то давний отеческий дом, в котором всегда нас ждали. Брат Роже говорил немного, он предпочитал слушать. Но каждое слово его было согрето какой-то необычной, братской — апостольской или монашеской — теплотой. Когда мы расставались, он попросил о. Михаила благословить его. И стал перед ним на колени. На прощание мы помолились без слов перед иконой Владимирской Божией Матери, бывшей, кажется, единственным украшением его кельи.
В последний раз я видел брата Роже в инвалидном кресле на похоронах Иоанна Павла II. Даже по телевизору было видно: немного жизни оставалось в нём. Можно ли было предположить тогда, что Бог ещё благословит его на мученическую кончину, обратив человеческое безумие в последний знак неоспоримой святости?
| [1] | Olivier Clement, Taize, P. 1997, p. 51. |
| [2] | Там же, с. 12. |
О брате Роже Шютце и общине Тэзе см. также в "ИиЖ" №№ 5/97, 2/2000
