Ещё в студенческие годы, читая самиздат и узнавая правду о России, "которую мы потеряли", я загорелся желанием познакомиться с каким-нибудь старым русским эмигрантом. Через двадцать лет, в начале 90-х, попав на Запад в качестве клирика Русской Зарубежной Церкви, я естественным образом оказался в эмигрантской среде и познакомился с представителями всех волн русской эмиграции. Кроме первой, дореволюционной. Того поколения уже не было на свете, и в Германии, Америке, Израиле я лишь слушал рассказы об этих легендарных людях от их детей и внуков. Поэтому, когда в 2001 году Иерусалимская Патриархия направила меня в Грецию, в Афины, я не мог предположить, что там меня ждёт подарок судьбы – встреча с героем мечты моей молодости. Зовут его Игорь Францевич Фишер. Недавно он отметил столетний юбилей.
Россия, 1905–1919
21 октября 1905 года в Москве в семье Валентины и Франца Фишеров родился шестой ребёнок. Врачи-фармацевты Фишеры владели аптекарскими магазинами в нескольких городах. В Москве их аптека находилась на Тверской, в районе Белорусского вокзала, где её можно найти и сейчас.
Мальчика назвали Игорем в честь русского князя скандинавского происхождения. Имя запечатлело благородство, унаследованное от предков. По материнской, греческой, линии это были Палеологи, в древнем роду которых значатся византийские императоры. По отцовской — призванные в Россию при Петре Великом представители немецкой фамилии, к которой принадлежал и знаменитый испанский генерал, возглавлявший в XVII веке европейскую коалицию против мусульман и получивший в награду имение в Польше.
В те дни над Россией пронеслась, окропив её кровью, революция 1905 года. Смерть к тому моменту уже коснулась этой семьи. Двое из четырёх старших братьев умерли от туберкулёза, будучи заражены чужими детьми, которым доверчивые родители разрешили поиграть со своими мальчиками. Горе только укрепило дружбу и любовь между остальными.
Отец был талантливым фармацевтом, составлял лекарства, спасавшие от тяжёлых недугов. Мать, родившая восьмерых детей, вела дом. Безбедно, но в трудах и заботах дожили до рокового 1917 года.
Советская власть сразу же отобрала у Фишера аптеки. Жизнь надо было начинать заново. Горничную, ставшую своим человеком в доме, пришлось отпустить. По совету Фишеров она нашла работу у комиссара, который занял целый особняк, предварительно выгнав из него две большие семьи. Отец Игоря в поисках заработка завёл кинематограф, частное предприятие, разрешённое до времени. Дело потихоньку налаживалось, как вдруг нагрянула новая беда. Ночью к ним забрались воры и утащили всю киноаппаратуру. Фишеры снова оказались разорены.
Собрав все семейные драгоценности в сумку и спрятав её на теле под шубой, отец отправился к знакомому перекупщику. Найти извозчика не удалось, пришлось сесть в битком набитый трамвай. Выйдя из трамвая, он почувствовал неладное. Воры, пользуясь давкой, незаметно прорезали шубу и утащили сумку. Последнего удара отец не вынес, заболел и вскоре скончался. Мать осталась с Игорем и тремя дочерьми без средств к существованию.
В то время один из старших братьев уже пропал без вести на Гражданской войне, другой, Борис, оказался со своей семьёй в Керчи. Надвигался голод, и мать с риском для жизни отправила тринадцатилетнего Игоря к нему, во врангелевский Крым. Борису удалось устроить мальчика в военно-морское училище.
Но недолгой была учёба в этой славной русскими морскими традициями школе. Следующей зимой, в страшный мороз, когда птицы замерзали на лету, красные перешли Сивашский пролив. Тысячи людей перед лицом смерти вынуждены были спешно эвакуироваться…
…Мы сидим на балконе дома на берегу Коринфского залива, где Игорь Францевич вместе со своей приёмной дочерью и верной помощницей Евангелией Лагопулу спасаются летом от афинской жары. Веет свежий ветерок, приносящий морские запахи вперемешку с ароматом сосен.
– А вы видели Врангеля? — спрашиваю я у бывшего юнги.
— Да не только видел — Пётр Николаевич мне лично руку жал у нас на корабле, — с гордостью отвечает он. — Черноморская эскадра готовилась к отплытию. Было много кораблей с гражданскими лицами. Красные подсылали своих агентов, и главнокомандующий поставил перед курсантами задачу — не допустить их проникновения на корабли. Однажды мы досмотрели и пропустили двоих с большим чемоданом. Они уже поднимались по трапу, и тут я заметил у одного из них маленький чемоданчик, спрятанный под пальто. Подал знак товарищам-курсантам, и злоумышленников задержали. Оказалось, они пытались пронести на корабль бомбу.
Тут Игорь Францевич задаёт неожиданный вопрос:
— А не совершил ли я греха, выдав этих людей, ведь из-за меня их расстреляли?
Я пытаюсь успокоить его совесть, уверяю, что он совершил подвиг, выполнил гражданский долг — остановил убийц, а расстреляли их по законам военного времени; вспоминаю Ильина с его "сопротивлением злу силой" и — удивляюсь чистоте души этого человека.
Марокко – Франция, 1919–1934
Из Крыма курсанты вместе с флотилией попали в Константинополь. Здесь ими заинтересовались французы, которые направили их в Безерту — морской порт в Марокко, в то время французскую колонию. Оттуда училище перевели в пустыню, далеко от города. Будущих гардемаринов разместили в горных пещерах, оборудованных под военную базу, где они и жили три года, изучая французский язык, общеобразовательные и военные дисциплины, занимаясь спортом. Трудно поверить — всё это внутри пещер. В конце обучения им выдали аттестаты, дававшие право поступления в университет.
Игорь Францевич отправился в Париж и устроился на завод "Рено". У него проявились изобретательские способности, и, желая получить настоящие инженерные знания, он поступил в знаменитый Технический университет в Нанси.
В двадцатые годы во Франции кипела эмигрантская жизнь. Остатки врангелевской армии, политики, деятели искусства, богословы, священники и, конечно, молодёжь — все создавали свои объединения. То же и русские студенты в Нанси. Молодой высокий студент с военной выправкой хорошо учился, при этом был скромным и отзывчивым и вскоре приобрёл всеобщее уважение.
По окончании университета Игорь Францевич вернулся на "Рено", где, в частности, усовершенствовал сборочный конвейер. Но, узнав через некоторое время, что его брат, мать и сёстры уже несколько лет живут в Греции, он бросил всё и отправился туда.
Греция, 1934–1945
Как там оказалась вдова Фишера с тремя дочерьми, оставшаяся в Москве в голодную зиму 1919-го? Ворвавшиеся однажды в их квартиру вооружённые люди выгнали их из дома на мороз. Куда было деться? Вспомнили о своей бывшей горничной, работавшей теперь в комиссарском особняке. Та представила их своими деревенскими родственниками, спасающимися от голода, и комиссар разрешил им остаться в "его" доме, который ещё сохранял память о бывших хозяевах.
Как-то раз в амбулаторию, куда матери удалось устроиться работать медсестрой, доставили ребёнка с гангреной ноги. Его отец-комиссар то умолял, то, угрожая, требовал спасти сына. Врачи не знали, что предпринять… "Мой муж был фармацевт, он составил лекарство, которое может помочь", — сказала мать. Лекарство действительно помогло, ногу удалось сохранить, мальчик быстро выздоровел. В благодарность комиссар предлагал любую помощь. "Вы любите своего ребёнка, и теперь он с вами, — сказала ему мать, — я тоже люблю своих детей, но они от меня далеко, за границей. Помогите мне соединиться с ними". И тот помог им выбраться из советской России.
Так мать с дочерьми оказалась на родине своих предков. Здесь их уже ждал старший сын Борис. Будучи работником пароходной компании, он ещё раньше смог уехать из Крыма, а потом попал в Грецию.
Господь приходит на помощь тем, кто помогает другим. В самые трудные минуты жизни каждый из членов этой семьи ощущал явную Божию помощь.
В 20-е годы беженцы из России расселились по всей Европе. Много их оказалось и в Греции, хотя возможностей найти работу здесь было значительно меньше, чем в других странах. Им пыталась помочь греческая королева Ольга, русская по происхождению. Она добилась предоставления своим соотечественникам концессии на строительство дорог. Труд был тяжёлый, почти каторжный, но за неимением куска хлеба многие за него ухватились. Подрядился дорожным рабочим и Борис.
Однажды вечером он купался в море после утомительной дневной работы, чего не имели обыкновения делать греки. Недалеко появился ещё один пловец. "Должно быть, иностранец", — подумал Борис. Познакомились, разговорились — это действительно оказался швейцарец. Он был удивлён тем, что образованный человек, свободно владевший пятью языками, трудится простым дорожным рабочим. И вскоре случайный знакомый помог ему устроиться в международную фирму. Борису удалось связаться с матерью и сёстрами, они стали переписываться, а потом и воссоединились. Старшая из сестёр, научившись шляпному делу и открыв в Греции собственную мастерскую, вскоре выстроила трёхэтажный дом, в котором поселилась вся семья.
В 1934-м к ним присоединился и Игорь Францевич. В свои 29 лет он уже имел богатый жизненный опыт. Вторая эмиграция — дело нелёгкое. Язык, отличающийся от всех знакомых европейских, иной менталитет, новая среда, в которую приходилось вживаться. Но зато рядом были родные, всегда готовые поддержать. Сестра, которая через клиентуру обзавелась обширными связями, помогла ему устроиться в государственную электрическую компанию, в которой он проработал до самой войны.
28 октября 1940 года Муссолини предъявил ультиматум греческому правительству, требуя пропустить на Балканы итальянскую армию. Греки ответили отказом: "Охи" — нет. (Так — "Охи" — в Греции теперь называют день, ставший национальным праздником.) Тогда итальянцы начали военные действия. В стране прошла мобилизация, Игорь Францевич был призван в армию. Греки воевали мужественно, ценой больших жертв отбили наступление итальянцев и выиграли осенне-зимнюю кампанию 1940 года.
Игорь Францевич был ранен, пролежал двое суток на снегу, пока его не подобрали. Гитлеровская оккупация застала его в госпитале. Выписавшись, оказался на положении инвалида (у него обнаружили туберкулёз). Выжил благодаря помощи соседки, державшей козу и поившей его молоком.
После ухода немцев коммунисты начали гражданскую войну с целью захвата власти. По меньшей мере дважды Игорь Францевич оказывался на волосок от смерти. Однажды на улице пулей убило человека, который шёл перед ним. В другой раз он стоял на балконе, когда самолёт сделал вираж над домом и раздались пулемётные очереди; пули изрешетили всю стену рядом, но его не задело. Кто-то Невидимый уберёг.
Когда наконец наступил мир, Игорь Францевич получил предложение от богатого русского судовладельца — осуществить застройку большого участка земли, купленного им в Аргентине. В то время многие уезжали на заработки за океан. И Игорь Францевич не раздумывая (видно, сказалась кровь предка — испанского генерала) отправился в Южную Америку.
Аргентина, 1945–1959
Участок в живописной местности недалеко от столицы владелец предполагал застроить виллами. Для осуществления масштабного проекта требовалось огромное количество кирпича. Покупать было бы дорого, решили делать сами. Игорь Францевич раздобыл книги и так же быстро, как овладел испанским языком, вник в суть дела и придумал механическую линию по изготовлению кирпичей. Продукция оказалась качественной и дешёвой. Дело пошло на лад, но тут в стране случилась революция, заказчик разорился, и всё заглохло. Впрочем, Игорь Францевич не пал духом. Получив революционную прививку в юности, он уже не боялся общественных катаклизмов.
Оставшись в Аргентине, он дождался конца волнений и был вознаграждён. Правительство решило построить в центре страны больницу. Дело поручили трём русским инженерам, одним из которых оказался Игорь Францевич.
Проект был разработан и воплощён в жизнь блестяще. Всё продумали до мелочей — от подъезда для санитарных машин до душевых для медперсонала. Операционный зал венчал стеклянный потолок, чтобы за работой хирургов могли наблюдать студенты-медики. Эта работа вошла в учебники по архитектуре.
После такого успеха можно было бы хорошо устроиться в Аргентине. Но Игоря Францевича потянуло к своим, и он вернулся в Грецию.
Греция, 1959–2005
Облик Афин быстро менялся. Тихие улочки с двухэтажными особняками и уютными двориками постепенно исчезали. На их месте лепились один к другому многоэтажные дома. Многоярусные балконы, обтянутые тентами, делали их похожими на многопалубные морские корабли.
— В этих домах возникли проблемы с отоплением, — рассказывает Игорь Францевич. — В особняке хватало камина или собственной маленькой котельной, здесь же нужно было что-то другое. В Греции специалистов по этому делу тогда не было. Друзья из Франции и Германии прислали мне книги с описанием отопительных систем, и я стал изучать вопрос. Потом попробовал на практике, вышло неплохо. Так решился открыть собственное дело. Моё предприятие скоро стало известным в Афинах.
— И вы наконец разбогатели?
— Такой задачи я перед собой никогда не ставил, — отвечает Игорь Францевич. — Ведь с деньгами знаете как? Был у меня племянник, получил хорошее образование, поехал в Швейцарию, устроился банковским служащим. Доверяя ему, я стал пересылать деньги в этот банк на его счёт. С годами скопилась большая сумма. И вот он неожиданно умирает от сердечного приступа. Через некоторое время я обратился к его жене с просьбой вернуть мне деньги. Она устроила скандал, на том всё и кончилось. В другой раз сосед попросил выручить, требовалась большая сумма. Прошло несколько лет, я прошу его вернуть долг. Та же реакция — ничего не отдали. Был у меня ещё большой участок земли в Зографу, на окраине Афин. На нём власти построили дом, а мне дали в нём квартиру в качестве компенсации…
— Так ведь вас обманули, должны были, по крайней мере, десять квартир дать взамен!
Но возможность обладания таким богатством не находит отклика в душе моего собеседника, он предпочитает говорить о другом.
— На бедность я никогда не жаловался, но вокруг меня были нуждающиеся, надо было помогать.
В начале 70-х советская власть разрешила эмиграцию в Израиль. В Европе организовывались перевалочные пункты, и один из них — в Греции. Оказывается, людям много пообещали, но мало что дали, так что порой и жить им было негде. Игорь Францевич стал приглашать их к себе. Здесь, в его квартире в Зографу, на протяжении нескольких лет, сменяя друг друга, жили по две-три семьи. За стол садилось по 10–15 человек…
Игорь Францевич показывает письмо, в которое вложена фотография. На ней — улыбающиеся люди пенсионного возраста, которые с любовью вспоминают своего благодетеля, заменившего им родного отца. А я вспоминаю Аллею праведников в иерусалимском музее Яд-Вашем: там посажены деревья в память о тех, кто спасал гонимых евреев. Духом такого праведника наделён, несомненно, и мой герой.
— А потом появилась Гелечка, — так ласково Игорь Францевич называет Евангелию. — Родилась она в семье иерусалимских греков, воспитывалась в Горнем монастыре, став постарше, поехала в Россию. Сильно болела, и климат был для неё неподходящий, но советские власти не давали ей вернуться, выпустили только во время "перестройки". Познакомил нас староста русской церкви. Я пригласил её в свой дом. С тех пор она у меня живёт и оберегает, как родная дочь.
Это правда: Евангелия, сама уже немолодая, поддерживает Игоря Францевича, самоотверженно ухаживает за ним.
— За выезд пришлось долго бороться, — говорит она, — но в конце концов меня выпустили. Приехав в Грецию, я нашла русскую церковь, староста помог устроиться в "Русский дом" — приют, где живут русские эмигранты. Через некоторое время познакомилась с Игорем Францевичем, в представлении общины — благодетелем. Ему тогда было 85, и в таком возрасте он делал гимнастику, бегал трусцой и плавал в море. Но содержать большую квартиру одному ему было уже тяжело, и я стала помогать. Он и сейчас, забывая про возраст, всё пытается что-нибудь делать, — сетует Евангелия.
Игорь Францевич действительно, как и прежде, не может сидеть сложа руки, когда можно хоть чем-то облегчить жизнь ближнего, особенно если это женщина. Сам он был женат поздним браком, был счастлив, но своих детей не было, вот и заботится обо всех, как о родных.
Ещё одна заслуга Евангелии в том, что она ввела Игоря Францевича в храм Божий. До той поры эта поистине святая душа жила вне своего настоящего Дома. Вместе с Евангелией Игорь Францевич как-то легко и естественно вошёл в Церковь, и теперь кажется, что был в ней всю жизнь…
Много замечательных качеств нашёл я в своём герое за четыре года нашего знакомства. Одно из них — его русское самосознание. Как оно могло сохраниться в человеке, в 14 лет уехавшем из страны, где он хлебнул столько горя? Годы молодости Игорь Францевич провёл во Франции, вот уже восьмой десяток лет живёт в Греции, являясь одним из старейших греческих граждан, но при этом не утратил любви к России. Не будучи русским по крови, он остался русским по духу, сохранил язык, культуру и живой интерес к происходящему в России, будущее которой его волнует больше, чем местные проблемы. Испытания только укрепили в нём свойства души, развивавшиеся с детства: доброту, щедрость, отзывчивость, готовность помочь в беде. И ещё одно редкое, чудное качество — рыцарское благородство, которого, как писал Бердяев, к сожалению, всегда так недоставало русскому народу. По свидетельству многих, этим качеством в полной мере обладал генерал Врангель, рукопожатие которого, должно быть, стало своеобразным благословением для Игоря Францевича Фишера.
Всю свою жизнь — длиною в век — он был верен лучшему в себе, всему тому, что в нас от Бога.
Афины
