"Пути Господни"

Неверующий художник возродил божий промысел

Десять лет назад, 1 марта, директор фабрики "Городецкая роспись " Владимир Ефремов подписал приказ о создании иконописной мастерской. Новое для фабрики дело начинали четыре человека: Николай Карасев, Светлана Скворцова, Галина Лапшина, Елена Шашкова. Сегодня мастерская имеет статус патриаршей, ее иконы развозят благочестивые христиане по всей России. Но руководитель мастерской Николай Карасев говорит: мы в начале пути. И не устает повторять слова выдающегося иконописца современной России архимандрита Зенона: "Нужно пятнадцать лет, чтобы иконописец получился".

КРАЙ ОТЕЧЕСКИЙ СЕРДЦУ СНИТСЯ

Родина – это страна, в которой человек родился и вырос. Отечество – земля отцов, родина предков. Человек, для которого оба эти понятия с рождения слиты воедино, редко осознает свое счастье. Если же волею судьбы человек родился не в отеческом краю, эта разделенность часто рвет душу, как неправильно склеенную липовую доску.

Русский мальчик Коля Карасев родился в жарком азербайджанском городе Баку. "Нефть как черная кровь земли. Паровозы кругом... Корабли..." Его отец, уроженец поволжского села Акинино, был направлен в Баку строить советскую индустрию. Среди рабочих завода имени Вано Стуруа было немало земляков, а во дворе, где рос Коля, смуглые лица юных азербайджанцев и армян мешались с голубоглазыми мордашками волжан, под ночным небом мальчишки считали яркие звезды юга и вспоминали рассказы родителей о земле отцов. Национальность воспринималась так же естественно, как цвет глаз или имя, все были тогда советскими. Коля вырос, пошел строить корабли, потом, после армии, освоил профессии слесаря и крановщика, и быть бы ему всю жизнь кадровым рабочим, как отец, но... неисповедимы пути Господни.

Еще в школе он рисовал лучше всех в классе. Одаренного мальчишку хвалили, понуждали развивать талант. То ли учителя перестарались, то ли душу искусство не зацепило, но после школы он забросил карандаши и" кисти, как старый дневник, с уверенностью, что никогда к ним не вернется. Но когда юность была уже на излете, он стал замечать, что невзначай увиденная репродукция картины или рисунок волнуют душу и будоражат ум, рождают непонятные стремления. К 27 годам стремление оформилось, стало осознанным, и Николай послал в далекую Москву, в заочный Народный университет искусств, пакет со своими рисунками и акварелями. Его приняли сразу на второй курс, но это мало облегчило задачу: заочная учеба требует особой целеустремленности, а искусство – особой преданности.

Получив диплом, Николай стал художником-оформителем. "Километры кумача я извел в подготовке советских праздников, тонны краски и десять лет жизни". Работа советского художника-оформителя давала, однако, возможность творчества, и немало замечательных художников вышло из оформительских мастерских. Но судьбе русского в перестроечном

Баку уготовано было другое. "В один миг будто все кончилось, вчерашние друзья и коллеги стали чужими, я с изумлением смотрел вокруг. Кто-то сказал слово, и это слово перевернуло жизнь миллионов людей". Родина отвернулась от своего сына, и ему пришлось обратить взгляд в сторону отечества. Взяв очередной отпуск, Карасев поехал к родным в Горький искать работу и жилье. Шел 1990 год.

Объездив с двоюродным братом всю область, Николай нашел в последний день отпуска место по душе – в, старинном волжском Городце. Вспоминая тот мартовский день, когда отдал задаток за дом и договорился о работе художником-оформителем на фабрике "Городецкая роспись", он повторяет: "Промысел Божий", чувствуя странное, но очень верное по сути слияние двух смыслов старинного русского слова "промысел".

"КТО-ТО ПОМОЛИЛСЯ: "ГОСПОДИ ИСУСЕ"

- Я был совершенно неверующим человеком, на икону смотрел как на произведение искусства, не более. И я ли один? Когда руководители территориально-производственного объединения народных художественных промыслов Нижегородской области задумали в 1991 году возродить иконопись как одно из забытых направлений нижегородских промыслов, на фабрике нашлось 17 добровольцев попробовать себя в новом деле, всего по области набралось до полусотни – из Казакова, Семенова, с Борской строчевышивальной фабрики, из Варнавина. Главный художник ТПО Борис Петрович Широков и искусствовед Нина Александровна Бытина, кажется, раз в две недели организовывали семинары, приглашали консультантов и лекторов. Когда наши художницы приехали с первого семинара, их сбивчивые рассказы задели за живое, и я напросился в группу. Конечно, хотелось серьезно попробовать себя в качестве иконописца, тем более что опыты уже были – и в годы учебы заочном университете, и по том. Это был интерес художника, не более. Пелена спала с глаз после лекции священника отца Владимира Краева. Понял, на что замахнулся, и... испугался. А потом решил: уж возрождать иконопись, так по самому чистому канону, по рублевскому, по канону древнерусских мастеров, ведущих традицию от иконописца XI века Олипия.

С бывшим директором фабрики Владимиром Николаевичем Ефремовым спорили мы не раз, и жестоко. Он видел в иконе товар, причем перспективный, я мыслил о возрождении древнерусской иконы, воссоздании забытой технологии подготовки досок, ^красок, поиске иконографических образцов. Надо отдать Ефремову должное, он терпеливо относился к нашим поискам (нас осталось четверо, тех, кто спустя три года откроет мастерскую), но и нам было нелегко. Сколько досок разорвало и треснуло, пока научились их клеить! Искали состав красок, технологию грунтовки, покрытия готовых икон. И это не все. Вы знаете, что в русском православии почти 800 образов Богородицы канонизировано? А есть еще сонм святых и угодников, их тысячи. Повторить – всей жизни не хватит. За 10 лет мы собрали неплохую библиотеку по иконописи, но одно дело теория, другое – практика.

И вдруг пришло понимание: икону надо писать с молитвою. И пишется она не для красоты, а для молитвы. Сегодня есть такая мода – уклонение в красивость. Уж так художник стремится себя выразить и показать, что забывает, для чего, собственно, икона предназначена. Но иконописец не художник, стремящимся выразить свою индивидуальность, здесь огромное значение имеет традиция, понимание ее тончайших нюансов. Еще одна опасность – некое усреднение иконописных приемов, не различишь, где писана икона: в Москве или Новгороде. Мы стремимся возродить традицию лаконичной и строгой городецкой иконы. Как получается – не нам судить. Должна свершиться хотя бы одна живая передача традиций от поколения к поколению. Только о том сейчас и думаю. Ходит к нам мальчик, сын церковного старосты, ему 10 лет. Хороший мальчик, талантливый.

- А какую молитву вы первой выучили?

- "Отче наш", конечно.

- Но есть же и короткие?

- Господи, помилуй.

"НЕСКАЗАННОЕ, СИНЕЕ, НЕЖНОЕ...

Полки иконописной мастерской на фабрике нежно золотятся нимбами святых, а в алтаре церкви Архистратига Михаила художницы заливают синевой свод, расписывают одежды изумленных Преображением Господним апостолов. Успеть бы к Пасхе... После освящения никогда не ступит нога женщины в алтарь, не увидит больше Катерина своих апостолов, но ее не печалит эта мысль. Девушка улыбается, поправляя складки апостольской туники. В старинной церкви моют шваброй потолки, трут полы. "Надо понимать, что поешь", – спокойно и строго выговаривает женский голос, и вслед под фортепианные аккорды слышится неокрепшее девичье многоголосие. В ста метрах от свежебеленых церковных стен под крутым откосом несет мутные потоки разбухшая Волга.

Николай Николаевич вздыхает. Много суеты мирской навалилось в последнее время на его плечи: кроме руководства мастерской, есть еще обязанности по управлению всем подразделением. Далек от завершения труд по созданию церковного иконостаса. "Бывает, так заморочится голова, придешь в церковь – и полслужбы мучаешься, не можешь от всего этого отойти. А потом вдруг отпустит – и такая благость сойдет! Наверное, это тоже Промысел, что мне даже иконы писать самому сейчас некогда. Терплю, хотя тяжело. Бывает, подбегу к художнице, кисть возьму, мазок наложу – полегчает... Мы в миру живем, от мира не отгородишься".

Самый любимый праздник у православных – Пасха. В пасхальную ночь в ответ на радостный возглас священников "Христос воскресе!" несется тысячеголосое "Воистину воскресе!", а за стенами церквей бушует весна. Разноцветные скорлупки пестрят на пробуждающейся земле, воздух дрожит колокольным звоном, и даже атеист, трогая лопнувшую почку, невольно повторит: "Воистину воскресе". Неисповедимы пути Господни, велик его промысел...

30.04.2005