После длительной изоляции от политических и культурных процессов на материке реформация социально-общественной жизни Японии второй половины XIX ст. проходила под лозунгами модернизации (киндайка) и европеизации (сэйёка). Сильное влияние западной религиозно-философской мысли, в частности официально разрешенного властями с 1873 г. христианства, во многом определило особенности литературного процесса Японии конца XIX – начала ХХ ст.
Для привлеченного экзотичностью и прогрессивностью западной культуры молодого поколения литераторов христианство выполняло двойную функцию. С одной стороны, оно стало своеобразной альтернативой традиционным учениям и верованиям, а с другой – символом духовной революции, переоценки ценностей во всех областях общественной и культурной жизни, борьбы за свободу и независимость личности. Тем не менее, для большинства новообращенных христиан церковь была не более чем "окно в Европу": миссионерские центры были идеальным местом для изучения иностранных языков и знакомства с культурой Запада, тут же составляли словари и учебники, переводили Библию.
Как одно из магистральных течений конца XIX ст. романтизм стал "транслятором" христианских идей в литературный мир бундан. Центральными понятиями для романтиков в поиске "истинного себя" были провозглашенные идеалистом и одним из самых последовательных сторонников христианства Китамура Тококу "внутренняя жизнь" (найбу-но сэймэй), "духовность" (сэйсин) и любовь. Китамура трактовал любовь как проявление высших сил, как некий идеал, который существует в мире материальном, но не принадлежит ему, а в качестве связующих мужчину и женщину уз он признавал только возвышенное духовное общение. Но уже у его единомышленников – Симадзаки Тосона, Тогавы Сюкоцу, Хосино Тэнти и др. – призывы к чувственным наслаждениям не вызывали особого протеста, а любовь служила источником наслаждений, творческого вдохновения и счастья. Постепенно все четче в сознании японцев того времени оформлялся конфликт из-за принципиальной разницы между идеями поиска возвышенной духовной любви и древним культом традиционной японской культуры ирогономи.
Невозможность гармоничного соединения и противоречивость "регламентирующих" интимную жизнь человека христианских заповедей, с одной стороны, и стремление к чувственным наслаждениям, с другой, заставили японцев прочувствовать ограничения, которые накладывает христианство на повседневную жизнь человека. Разочарование в "идеалистичности" способствовало окончательному сознательному или неосознанному отходу от христианства как этико-философской системы, в рамках которой идея "внутренней жизни" сдерживала поиск "истинного себя".
И хотя некоторые исследователи подчеркивают, что христианский опыт литераторов, в особенности натуралистов как представителей центрального литературного направления начала ХХ ст., не проявился полной мерой в их творчестве, но только благодаря христианству японцы впервые открыли для себя тесно связанную с сексуальностью "внутреннюю телесность" (interiority) и греховность не только поступков и слов, но и мыслей, запрет на адюльтерные чувства больше, чем на действия.
Впервые в японской литературе "внутренняя сексуальность" (душевные переживания и страсти героев) были описаны, а не по традиции – изображены, в повести таяма катая "постель" (1907). В ней под влиянием западноевропейской литературы и философско-религиозной мысли писатель основал в литературе нового времени уже начатый его предшественниками дискурс признания и таким образом окончательно утвердил традиции исповедально-автобиографической прозы, которая для большинства молодых литераторов стала способом освобождения от подавляемых мыслей и чувств, сублимацией посредством художественного творчества и "проговариванием своего травматического опыта" talk-cure.
