Судьба слова "реальность" неразрывно связана с судьбами всего историко-философского контекста второй половины XIX – первой трети XX веков, который мы предлагаем обозначить как "поле русской философии". "Поле философии" являет собой целостную совокупность латентных и не реализовавших себя в рамках целостной системы философских форм (маргиналии, черновики, наброски работ философов-классиков); общественно-публицистических и окололитературных полемик, историй личных взаимоотношений – словом, всего того, что составляет непроявленный "контекстный фон" философских произведений, давно уже признанных классическими.
История слова "реальность" демонстрирует необходимость учитывания полемического контекста его бытия – и онтологический характер становления смысла. В "Толковом словаре" Вл. Даля нет слова "реальность", есть лишь прилагательное "реальный" как "практический", "дельный" (пример: "реальное училище"). Эта же – прагматическая интерпретация понятия – присутствует и в статье Д. И. Писарева "Реалисты": реалист – деятель и прагматик, "трезво" глядящий в глаза "действительности". Однако философское различение между понятиями "реальности" и "действительности" принадлежало вовсе не "реалистическим" публицистам и не "позитивным" философам, а Вл. Соловьеву. Он вводит различение между "действительностью" и "реальностью" как natura naturans и natura naturata, "природы производящей" и "природы произведенной", что, в свою очередь, знаменует новый этап в истории слова: будучи включенным в догегелевский философский контекст (высокая схоластика, Спиноза), из субстантивированного прилагательного оно становится полноценным философским термином.
Дальнейшая судьба слова связана с полемикой между "идеалистами" (авторами сборника "Проблемы идеализма") и "реалистами" (авторами сборника "Очерки реалистического мировоззрения"), затронувшей практически все сферы философской, художественной, литературной и общественно-политической критики. Свою роль в этой полемике сыграла дискуссия "по поводу Русского Фауста" между А. С. Глинкой-Волжским и А. В. Луначарским, в которой и происходит переосмысление понятия "реальность" и окончательное отмежевание его от понятия "действительность". Если "действительность" есть формы "ставшего", осуществившегося, в том числе и социального, бытия, отчужденного от человека и зачастую ему враждебного, то "реальность" есть "mare tenebrarum", неопределимая глубь бытия и в то же время его фиксированный онтологический стержень.
Cтановление смысла слова получило продолжение в работах Н. А. Бердяева (сб. "Sub speсiаe aeternitatis" (1907) и Л. Шестова ("Апофеоз беспочвенности" (1905)) и полемикой по поводу введенного Н. А. Бердяевым термина "трансцендентная реальность"; а также в дискуссии А. Белого и Вяч. Иванова о символической реальности. Итоги этих дискуссий стали основанием для определения реальности не только как "realiora" (сфера символической реальности), но и как "ens realissimum" – понятия средневековой схоластики, усматривающего в сущности Бога залог и основание конкретной вещи. Дальнейшая жизнь слова "реальность" в работах П. А. Флоренского, В. В. Розанова, С.Н. Булгакова, С. Л. Франка, А. Ф. Лосева, Г. Г. Шпета; в работах философов, философских публицистов и философствующих писателей "второго плана" (М. М. Рубинштейна, Л. Е. Габриловича, С. Н. Дурылина, М.В. Лодыженского et dii minores) помогает судить, по крайней мере, о двух вещах. Во-первых, реальность объективна и этой своею объективностью она подтверждает реальность прошлого (истории), реальность Бога и реальность вещи. Во-вторых, динамическое движение прояснения этой объективности; тонкое хитросплетение различных форм становления умысла, замысла и смысла реального в живом процессе русского философского слова, произносимого в реальной истории и живыми людьми, с разной мерой философского таланта и языкового чутья.
