В настоящее время в России одним из основных направлений развития государственно-конфессиональных отношений является сотрудничество государства и религиозных объединений. Некоторые религиозные организации, особенно РПЦ, приобрели немалое политическое влияние и особый статус, несмотря на положения статьи 14 Конституции России о равенстве религиозных объединений. И именно с ними государство наиболее тесно сотрудничает в разных областях – от благотворительности и просвещения до разрешения социальных и политических конфликтов.
Такое сотрудничество дает и свои положительные результаты, но нередко оно выходит за рамки законодательства. Поддерживая саму идею необходимости и полезности сотрудничества государства и религиозных объединений, автор далее рассмотрит, в каких формах в настоящее время оно осуществляется в России и как совершенствование правового регулирования может позволить найти более эффективные его формы. Итак, настоящая статья будет состоять из двух больших разделов – современное состояние социального партнерства и перспективы его развития.
Современное состояние социального партнерства государства и религиозных объединений в России.
Необходимо отметить положительное значение социального служения религиозных объединений. Их социальная работа – одно из важных направлений восстановления находящейся в глубоком упадке социальной сферы. Религиозные объединения вносят свой вклад в восстановление и приумножение культурного наследия России, связанного с религиозной традицией. Возрождение национальных обычаев народов России также во многом связано с осмыслением и возрождением их религиозных традиций.
Отмечая позитивный вклад религиозных объединений в развитие российского государства и общества, мы не можем игнорировать негативные аспекты религиозного возрождения в России. Сложившиеся к настоящему времени государственно-конфессиональные отношения привели к клерикализации[1] государства и общества, размыванию принципа светского государства, нарушениям права граждан на свободу совести.
Одним из основных принципов регулирования государственно-конфессиональных отношений в России является разделение религиозных объединений на "традиционные" и "иные", хотя юридически такая классификация в российском законодательстве не установлена.
В России твердо укоренилась традиция "разностатусности" религиозных объединений. Во все периоды истории в нашей стране существовал "табель" статуса религиозных объединений, законодательно утвержденный (до 1917 года) либо неофициально установленный властью (с 1917 года). Этот табель менялся в разное время, но обязательно присутствовал[2]. В настоящее время на федеральном уровне устоялся перечень "традиционных конфессий". Этот перечень включает РПЦ – наиболее влиятельное религиозное объединение, а также исламские и иудейские объединения и Традиционную буддийскую сангху России. С теми или иными отличиями данный перечень воспроизводится на региональном уровне. В регионах, где сильны исламские традиции (Республики Татарстан и Башкортостан, республики Северного Кавказа), наибольшее влияние имеют епархия РПЦ и исламские объединения. В регионах с традициями буддизма (Калмыкия, Тува, Бурятия) власти отдают приоритет РПЦ и буддистам. В субъектах Российской Федерации, где традиционно проживали немцы и старообрядцы, как правило, не возникает проблем с властями у лютеран и старообрядцев[3].
РПЦ и другим религиозным организациям в России предоставлены привилегия, которые исследователи относят к признакам государственной церкви. Например, Л.А. Морозова относит к последним финансирование церкви из государственного бюджета, предоставление ей широких полномочий в области воспитания и образования, в том числе обучения религии в школах[4] И подобные преференции РПЦ и отчасти иным российским религиозным объединениям предоставлены.
В настоящее время в обязательном порядке во многих регионах России в светских государственных и муниципальных школах вводятся основы православной культуры. Не менее чем в 20 субъектах Российской Федерации к 2002 году по инициативе и за счет региональных властей было введено преподавание православного вероучения в светских школах. В частности, в 1996 году губернатор Курской области А. Руцкой постановлением № 675 утвердил специальную областную программу, в соответствии с которой в 300 государственных школах области было введено преподавание православной культуры. Губернатор Смоленской области В.Н. Маслов 26 мая 2003 года издал распоряжение о реализации договора со Смоленской и Калининградской епархиями РПЦ от 15 января 2002 года. Пунктом 3 этого распоряжения областному департаменту по образованию и молодежной политике поручалось разработать и ввести в региональный компонент государственного образовательного стандарта учебный предмет "История православной культуры земли Смоленской"[5].
Порой основы православия вводятся в школах по рекомендации местных властей. Например, решением Главы Администрации Ногинского района Московской области такой курс был введен во всех школах района[6]. Преподавание "Основ православной культуры" было введено в школах Балашихинского и Мытищинского районов Московской области[7]. В названных примерах инициатива введения преподавания православной культуры исходит от органов власти, а не самих учащихся, что не соответствует ни букве, ни духу части 4 статьи 5 Закона "О свободе совести и религиозных объединениях".
Обратим внимание, что Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II в письме епархиальным архиереям № 5925 от 9 декабря 1999 года рекомендовал в случае, если попытки убедить директоров и педагогов школ ввести преподавание основ православного вероучения будут неудачны, назвать такой курс основами православной культуры[8].
Внимательное ознакомление с рекомендованным Минобразования России содержанием курса "Православная культура" позволяет сделать вывод о том, что речь идет о введении преподавания православного вероучения[9]. Так, в рекомендуемых Минобразованием России темах итоговых работ по курсу наряду с нейтральными предлагаются темы, которые предполагают апологию Православия, – "Православие как основа русского национального характера", "Москва – третий Рим", "Святая Русь". Ученикам предлагается раскрыть взаимосвязь понятий прелести, гордости, раскола и обосновать, что православие является традиционной и культурообразующей религией в России[10]. Очевидно, что при выполнении подобных заданий ученикам придется либо исходить из позиций апологии православия, либо вступать в полемику с православием, что на уроках православной культуры трудно представить. И в этой ситуации неверующие ученики и последователи иных вероучений будут вынуждены либо скрывать свои взгляды, либо вступать в открытый конфликт с большинством, что в любом случае создаст почву для конфликтов на религиозной почве.
Несмотря на это, введение основ православной культуры в школьную программу получило поддержку Минобразования России. В письме от 22 ноября 2002 года № 14-52-876ин/16 оно одобряет введение курса "Православная культура" в форме факультатива либо его включение в региональный компонент образования и направляет примерное содержание программы такого курса региональным управлениям образования.
Говорить о повсеместном распространении данного предмета пока рано, но тенденция достаточно определенна: в рамках светской школы в настоящее время обучение Православию все чаще вводится по инициативе органов власти. Особый статус РПЦ выражается и в том, что органы государства и местного самоуправления оказывают ей финансовую поддержку. Основные формы такой поддержки в центральной России таковы:
– прямые дотации храмам;
– финансирование администрациями субъектов Российской Федерации православных изданий и учебных заведений, в том числе совместное учредительство региональными государственными органами и соответствующими епархиями официальных областных газет;
– содействие государственных органов деятельности фондов по сбору средств на воссоздание храмов, в том числе прямое участие региональных властей в таких фондах в качестве соучредителей[11].
Власти г. Москвы неоднократно оказывали финансовую помощь православным организациям и в форме прямого финансирования, и предоставляя льготы по уплате арендных платежей. В частности, в соответствии с распоряжением Правительства Москвы от 2 февраля 2004 года № 114-рп храму Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе РПЦ за счет лимита, выделенного на строительство третьего транспортного кольца, решено выделить средства на строительство ограды. Установлена льготная арендная ставка для церковно-научного центра "Православная энциклопедия" (Постановлением Правительства г. Москвы от 22 апреля 2003 года № 285-ПП), для некоторых православных учебных заведений (Постановление от 15 апреля 2003 года № 269-ПП), религиозной организации "Душепопечительский Православный центр реабилитации пострадавших от псевдорелигиозных организаций и оккультизма во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского" (Постановление от 9 сентября 2003 года № 755-ПП). В 2004 году Постановлением Правительства г. Москвы от 27 января 2004 года № 27-ПП указанным субъектам данная льгота была продлена, и такая же льгота была предоставлена Отделу внешних церковных сношений РПЦ Постановлением Правительства г. Москвы от 2 марта 2004 года № 121-ПП. Аналогичных льгот иным религиозным объединениям власти Москвы не предоставляли.
Особый статус наиболее влиятельных религиозных объединений находит свое отражение в действующих нормативно-правовых актах. Так, Постановлением Правительства России от 4 января 2000 года № 2 Патриарху Московскому и Всея Руси, руководителям Центрального духовного управления мусульман России и Совета муфтиев России, а также Главному раввину России – Председателю Объединения раввинов СНГ, было предоставлено право устанавливать на служебные легковые автомашины особые государственные регистрационные знаки. Это право предоставлено им наряду с высшими государственными чиновниками и руководителями учреждений и организаций, тесно сотрудничающих с государством, таких, как РАО "ЕЭС России" и "Газпром". С принятием 17 сентября 2005 года Постановления Правительства России № 482 подобное право было предоставлено и главе буддийской традиционной сангхи России Дамбе Аюшееву. Постановление об этом за подписью Премьер-министра России Михаила Фрадкова опубликовала в канун празднования Нового года по лунному календарю "Российская газета". Разрешение было выдано по просьбе руководства буддийской традиционной сангхи (общины).
В соответствии с Приказом Управления делами Президента Российской Федерации от 21 марта 2003 года № 60 право пользования залами для официальных лиц и делегаций аэропортов г. Москвы и Московской области предоставлено Патриарху Московскому и Всея Руси, постоянным членам Священного синода РПЦ, руководителям иных основных религиозных конфессий Российской Федерации, перечень которых не приведен.
Порядок предоставления отсрочки от призыва священнослужителям может быть охарактеризован как корпоративная льгота. Он регулируется Указом Президента России от 14 января 2002 года № 24 "О предоставлении священнослужителям отсрочки от призыва на военную службу", во исполнение которого Правительством России 23 января 2003 года было утверждено Положение о предоставлении священнослужителям отсрочки от призыва на военную службу[12]. Данный порядок характеризуется следующими моментами.
1. Священнослужителям отсрочка от военной службы в соответствии со статьей 1 Указа предоставляется в связи с тем, что "религиозные организации не имеют возможности заменить их на этих должностях иными лицами, – на время исполнения обязанностей священнослужителя". Иными словами, одно из правовых оснований отсрочки аналогично основаниям отсрочки в связи со службой в ряде государственных органов и работой на стратегических предприятиях, то есть религиозные объединения приравнены к государственным органам и стратегическим предприятиям. При этом основную роль играют интересы религиозного объединения – невозможность заменить данное должностное лицо.
2. В соответствии с пунктом 1 названного Указа такая отсрочка предоставляется по просьбе религиозных организаций не более 300 священнослужителям. Пункт 3 Положения предусматривает, что решение о распределении квоты в 300 отсрочек между религиозными организациями решается Комиссией по вопросам религиозных объединений при Правительстве России. Это дает очевидные преимущества наиболее влиятельным религиозным объединениям и фактически лишает шансов большинство протестантских объединений, для многих из которых актуален вопрос о допустимости военной службы, возможности воспользоваться рассматриваемой льготой. А РПЦ имеет все шансы добиться этой льготы для своих священнослужителей, и это при том, что церковь считает прохождение воинской службы долгом гражданина[13].
3. Статья 2 Положения о предоставлении священнослужителям отсрочки от призыва на военную службу предусматривает, что соответствующие просьбы с приложением списка священнослужителей направляются религиозными объединениями в Правительство России. Затем список лиц, получивших право на отсрочку, направляется в Министерство обороны России, которое и направляет соответствующие указания в военкоматы. Вопрос решается централизованно, исходя из интересов религиозного объединения, а не конкретного священнослужителя.
Таким образом, данная отсрочка фактически является корпоративной льготой, предоставленной государством наиболее влиятельным религиозным объединениям. Если государство считает возможным предоставить отсрочку от воинской службы священнослужителям, то ее предоставление должно решаться в каждом случае индивидуально, на основании интересов гражданина, а не религиозных объединений. Если же данная льгота превращается в корпоративную привилегию, доступ к которой обусловлен решением комиссии при Правительстве России, то это нарушает равенство религиозных объединений и равенство граждан (статьи 14 и 19 Конституции России).
Значительные привилегии имеют РПЦ и иные крупнейшие религиозные объединения России во взаимоотношениях с силовыми структурами. Нередко военкоматы сотрудничают с православными священниками, а в некоторых регионах и с мусульманскими священнослужителями и вводят их в состав призывных комиссий. В частности, такая практика сложилась в Кемеровской области[14]. В последнее время в ритуал принесения присяги вносится религиозная составляющая. В августе 2003 года 150 будущих морских пограничников на Камчатке приняли присягу по православному обычаю – целовали крест и Евангелие, а затем были благословлены иконой святого Федора Ушакова[15]. Такая практика приводит к разделению военнослужащих по религиозному признаку. Это также нарушает конституционный принцип равенства всех религиозных объединений, так как для одних конфессий двери военкоматов и воинских частей открыты, а для других нет. Например, в Архангельской области распространение на территории областного военкомата литературы протестантской организацией "Гедеоновы братья" было расценено как правонарушение[16], а представители РПЦ получают, как правило, свободный доступ в военкоматы и казармы. Нарушается и пункт 4 статьи 4 Закона "О свободе совести", в соответствии с которым должностные лица органов государственной власти, других государственных органов и органов местного самоуправления, а также военнослужащие не вправе использовать свое служебное положение для формирования того или иного отношения к религии. Если, например, командир части предлагает солдатам принять присягу по православному обычаю, то в рамках армейской дисциплины это нередко является приказом.
Поездки представителей РПЦ в армию сопровождаются освящением боевых кораблей, боевой техники и знамен. Патриарх Алексий II в июле 1997 года освятил тяжелый ракетный крейсер "Адмирал Нахимов", а сотрудники отдела РПЦ по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами освятили подводную лодку "Даниил Московский" и тяжелый атомный ракетный крейсер "Адмирал Нахимов"[17]. Так как после освящения знамена, военная техника становятся православными святынями, это нередко негативно воспринимают представители других конфессий (мусульмане, старообрядцы), что может вызвать напряженность на религиозной почве в воинских частях[18].
Симптомом клерикализации является и открытие при светских государственных структурах храмов, создание "православных" воинских частей и классов. Часть 3 статьи 6 Закона "О свободе совести" запрещает создание религиозных объединений в государственных и муниципальных органах власти и государственных учреждениях. Как известно, открытие храма всегда приводит к созданию религиозной общины. Несмотря на это, к 2000 году в воинских частях Минобороны России (включая учебные заведения) было открыто 117 православных храмов, в погранвойсках – 7, в структурах МЧС – 20, в органах налоговой полиции – 1. В результате "количество принявших таинство крещения… исчисляется тысячами"[19]. И процесс открытия и строительства новых храмов в государственных структурах продолжается.
Была создана воинская часть инженерных войск, в которую для прохождения службы направляются юноши православного вероисповедания. Она расположена в поселке Арсаки Александровского района Владимирской области[20]. Специалисты расценивают это как нарушение законодательно установленных, научно обоснованных принципов комплектования Вооруженных Сил Российской Федерации, которые формируются по экстерриториальному принципу, а не по национальному и, тем более, по религиозному принципу[21]. В общеобразовательной школе № 44 г. Иваново Ивановской области организованы "православные" классы с углубленным изучением православия два раза в неделю. Остальные школьники периодически знакомятся с православием, в том числе в специально созданном в школе "кабинете православного воспитания"[22]. Игумен Иоанн (Экономцев) расценивает как положительный опыт создание православных групп в государственных детских садах[23]. И подобные факты не единичны.
Создание "православных" детских групп, классов в светских воспитательных и образовательных учреждениях и воинских частей в армии несет в себе угрозу раскола общества и государственных институтов по религиозному принципу. Особенно ясно это понимают представители иных конфессий. Так, Председатель Совета Муфтиев России Равиль Гайнутдин считает, что "нельзя в многонациональном, многоконфессиональном государстве делить армию на полки по вероисповеданиям. Если сегодня создаются христианские полки, значит, необходимо будет создавать в дальнейшем и мусульманские, и буддийские, и иудейские… Если у нас одно отечество, мы должны защищать его сообща"[24].
Таким образом, религиозные организации, особенно РПЦ, приобрели привилегированный статус. Осуществление функций государства по контролю над их деятельностью порой подменяется "партнерством особого рода", в рамках которого государственные органы отказываются от контроля над деятельностью избранных религиозных объединений и совместно с ними соглашаются ограничивать распространение иных вероучений.
Иногда предлагается юридически легализовать такой статус избранных религиозных организаций, закрепив в законодательстве понятие "традиционные религиозные организации". "Прорывом" в обосновании данного предложения был 2001 год[25]. С середины 1990-х годов периодически соответствующие законопроекты вносятся в Государственную Думу Российской Федерации. В 2002 году подобные проекты внесли депутаты С.Ю. Глазьев и А.В. Чуев. Правда, ни один из предложенных проектов не имел серьезных шансов на принятие. Их основным итогом до сих пор является только продвижение идеи введения в правовое поле названного понятия[26].
Введение в правовое поле понятия традиционных религиозных объединений нацелено на получение дополнительных прав ведущих религиозных объединений. Оно нарушает конституционный принцип равенства религиозных объединений (статья 14 Конституции России) и непосредственно связанные с ним положения Конституции России о праве каждого на свободу совести (статья 28) и равенстве прав и свобод человека независимо от отношения к религии (статья 19), поскольку поставят в неравное положение приверженцев различных религиозных учений[27].
Правовое основание идеи введения в правовое поле понятия традиционной религиозной организации дает протоирей Владислав Цыпин. Он расценивает как полезный для России опыт ФРГ, где ряд церквей "имеют статус корпорации публичного права, в то время как другие религиозные общины от государства полностью отделены и рассматриваются как частные корпорации…"[28]. Иными словами, некоторые религиозные объединения не полностью отделены от государства и имеют существенные привилегии по сравнению с иными религиозными объединениями[29]. Именно поэтому немецкие ученые и теологи называют немецкую модель отношений церкви и государства частичным, или "хромающим", отделением церкви от государства[30].
Отчасти указанные законопроекты преследуют благую цель – создать благоприятные условия для социального служения церкви, выполнения ею общественно-полезных программ и проектов. Эта цель заслуживает поддержки, но необходимо выбрать оптимальные формы ее достижения. По нашему мнению, возможно предложить и иные, приемлемые в светском государстве пути достижения цели.
Нередко в качестве перспективного пути развития правовой основы социального партнерства государства и религиозных объединений в России рассматривается развитие системы соглашений государственных органов и религиозных объединений. Однако в настоящее время в России в значительной мере именно соглашения определяют развитие государственно-конфессиональных отношений, и недостатки такой системы уже выявились на практике.
В современной России широко распространилась практика заключения договоров и соглашений религиозных организаций с государственными органами как на федеральном, так и на региональном уровнях. Сотрудничество государственных органов и воинских структур с православными, мусульманскими и изредка протестантскими религиозными организациями оформляется заключением соглашений. Подобные соглашения с участием неправославных религиозных объединений заключаются гораздо реже. В отношении РПЦ можно говорить о том, что сложилась система таких соглашений.
На федеральном уровне РПЦ заключила договоры с Минобразования России, Минобороны России, МВД России, ФПС России и другими министерствами и ведомствами. После реорганизации федеральных органов исполнительной власти, думается, система соглашений о сотрудничестве РПЦ с органами власти постепенно будет восстановлена.
На региональном уровне, как правило, епархия РПЦ заключает соглашение о сотрудничестве с администрацией субъекта Российской Федерации, в развитие которого заключаются соглашения с региональными отраслевыми управлениями. В регионах РПЦ стремится заключить соглашения с теми отраслевыми органами, которые имеют наибольшее значение в регионе: в приграничных районах это подразделения Федеральной пограничной службы России (Ставропольская, Читинская и Хабаровская области), а во внутренних районах – региональные управления МВД России[31]. Во многих субъектах Российской Федерации заключены договоры РПЦ с органами управления образованием. Однако статус подобных соглашений с точки зрения законодательства проблематичен.
Во-первых, когда нет четкого правового регулирования, государственные органы в соглашениях обязуются содействовать религиозной организации в посещении исправительных учреждений, подготовке образовательных программ и т. п.; законность подобных положений вызывает сомнение с точки зрения равенства религиозных объединений. Некоторым религиозным организациям при заключении соглашений предоставляются гарантии реализации их прав, а другим такие гарантии не предоставляются. В связи с этим заключение соглашений государственных органов с крупнейшими религиозными организациями о сотрудничестве создает более благоприятные условия для деятельности наиболее влиятельных из них, что не соответствует статье 14 Конституции России, гарантирующей равенство всех религиозных объединений[32].
Во-вторых, нередко в результате соглашений государственных органов и религиозных объединений права и обязанности появляются у третьих лиц, например, у администраций школ, на которых возлагается основная нагрузка в деле реализации соглашений в области образования. Но соглашение о сотрудничестве, заключаемое между органом власти и религиозным объединением, в российской системе права не признается источниками норм права, обязательными для третьих лиц. Поэтому оно не является обязательным для исполнения третьими лицами, что снижает его ценность как основания для сотрудничества государства и религиозного объединения.
В-третьих, предметом подобных соглашений является осуществление одной из сторон договора, органом государственной власти, его властных полномочий, а другой стороной договора выступают религиозные объединения, чья деятельность должна контролироваться с точки зрения соблюдения законодательства. В результате либо соглашения носят декларативный характер, либо противоречат светскому характеру и равенству религиозных объединений, так как контроль над соблюдением законодательства тем или иным религиозным объединением подменяется в них "партнерством особого рода".
Так, в 1996 году Минздрав России заключил соглашение с РПЦ о борьбе с "тоталитарными сектами" и издал инструкцию о направлении жертв последних для реабилитации в православные храмы[33]. Министерство образования России в соответствии с п. 1.3.9 договора с Московской Патриархией РПЦ обязалось сотрудничать с РПЦ в "противодействии осуществления в образовательных учреждениях и средствах массовой информации деятельности тоталитарных и деструктивных сект и культов"[34]. Подобные положения и их практическое воплощение представляются некорректными не только с точки зрения обеспечения права на свободу совести тех, кто исповедует не православие, но и с точки зрения соблюдения принципа светского государства. Государство фактически отстаивает позицию одного из равных по законодательству религиозных объединений в ущерб правам иных объединений.
Таким образом, органы власти сотрудничают с религиозными объединениями без должного правового основания. Ведущие религиозные объединения России сотрудничают с государством во многом на основании договоренностей высших иерархов с представителями власти и соглашений с государственными органами. Так, в Белгородской области система "особых" отношений региональной власти и РПЦ основывается на личных отношениях чиновников и иерархов РПЦ, в том числе через "духовных наставников" высших чиновников области[35]. В Архангельской области в 1997 – 2000 годах конфессиональная политика превратилась, по словам Г. Гудим-Левковича, в "системы “личных отношений” чиновников и священнослужителей РПЦ, которые воспроизводились на всех уровнях. Из этой системы оказались исключены все неправославные религиозные объединения и складывающееся религиоведческое сообщество"[36].
В этих условиях легче организовать публичное мероприятие, чем социальную помощь малоимущим. Для расширения социального служения религиозных объединений гораздо большее значение имеют развитие нормативной правовой базы, собственные усилия, направленные на расширение миссионерства и благотворительности в рамках законодательства, чем получение какого-либо привилегированного статуса. Последнее приобретает решающее значение, если поставлена цель ограничить деятельность иных конфессий, получить доступ к управленческим и материальным ресурсам государства.
В частности, отсутствие четкого правового регулирования реализации права на свободу совести военнослужащих, при том, что особенностью воинской службы является разрешительный порядок реализации прав военнослужащих, в том числе права на свободу совести[37], не позволяет гарантировать данное право военнослужащих в полной мере. В то же время такая ситуация позволяет наиболее влиятельному религиозному объединению – РПЦ – сотрудничать с Вооруженными Силами Российской Федерации на основе договоренностей и ограничивать доступ в армию другим конфессиям. Поэтому председатель Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами протоиерей Дмитрий Смирнов вполне удовлетворен современным состоянием правового регулирования права военнослужащих на свободу совести[38]. Митрополит Кирилл (Гундяев) в интервью журналу "Религия и право" также выразил уверенность, что нет оснований сомневаться в том, что российское законодательство полностью гарантирует право на свободу совести[39].
Однако Равиль Гайнутдин, председатель Совета Муфтиев России (СМР), одного из самых влиятельных религиозных объединений России, отмечает, что сотрудничество СМР с воинскими частями зависит от позиции офицеров, отвечающих за воспитательную работу. И даже у такого влиятельного объединения, как СМР, возникли проблемы с обеспечением прав мусульман, служащих в Московском военного округе, так как ответственный за воспитательную работу в Московском военном округе, ввиду небольшого числа военнослужащих мусульман (менее 1%), не считает эту задачу актуальной[40]. А в отношении протестантов, по свидетельству Олега Оскаленка, президента Союза христиан-военнослужащих, очень часто применяется негласная установка не допускать их в армию, хотя в некоторых гарнизонах командиры охотно сотрудничают с протестантами[41]. Как видим, очень многое решает отношение командира части и руководства Минобороны России к различным конфессиям.
И подобная ситуация может обернуться против религиозных объединений. Пока сотрудничество государства и церкви остается вне правовых рамок и основывается на политическом консенсусе власти и иерархов, любая перемена политического курса способна существенно повлиять на государственно-конфессиональные отношения. И, если эти перемены будут негативны для религиозных организаций, последние не будут иметь возможности защитить свои права. Так, в Архангельской области после губернаторских выборов 2000 года, во время которых местная епархия РПЦ дистанцировалась от действующего губернатора, разрушилась система особых отношений региональной власти и РПЦ, и власти потеряли интерес к сотрудничеству с РПЦ[42]. Аналогичная ситуация сложилась в Курской области, когда в 2000 году, после переизбрания А. Руцкого, новый губернатор, представляющий Компартию России, отказался продолжить сотрудничество с РПЦ[43]. Можно вспомнить и пример Украины, когда новый Президент Украины, Виктор Ющенко, сразу после победы упразднил комитет по делам религии, через который многие конфессии рассчитывали решать свои проблемы, в том числе и межконфессиональные споры. И большинство религиозных лидеров, строивших свои отношения с государством и религиозными конкурентами не через право, а пытаясь наладить отношения с государством, оказались к этому не готовы[44].
Отсутствие правовой основы, позволяющей наладить четкие взаимоотношения органов власти и религиозных объединений, и следующее из этого большое значение личностного фактора в их формировании имеет еще один негативный аспект. Это не позволяет в полной мере обобщить и использовать положительный опыт во взаимоотношениях государственных органов и религиозных объединений. В результате государство очень часто оказывается неспособным обеспечить соблюдение Конституции России и прав религиозных меньшинств. А религиозные объединения вынуждены формировать свои отношения с органами власти в каждом регионе, в том числе с каждым ведомством. А это создает благоприятные условия для развития коррупции.
Так, в некоторых субъектах Российской Федерации взаимоотношения региональных властей и религиозных объединений основаны на межконфессиональном диалоге, что способствует соблюдению прав сторонников всех вероучений. В Алтайском крае спокойная религиозная ситуация обеспечивалась тем, что краевая администрация поддерживала добрые отношения почти со всеми религиозными объединениями и не ограничивалась контактами только с РПЦ[45]. В Республике Тыва подписание в июле 2000 года Межконфессионального соглашения также позволило сгладить противоречия и наладить конструктивный диалог религиозных объединений[46]. В Пермской области региональные власти сделали немало для сохранения толерантности межэтнических отношений, в частности, активно сотрудничают со всеми основными конфессиями. С 1993 года в области реализовывались специальные программы гармонизации межэтнических и межрелигиозных отношений. Последняя программа была рассчитана на 1999 – 2003 годы. И это принесло положительные результаты[47].
Напротив, в ряде субъектов Российской Федерации сложилась система особых отношений РПЦ и региональной власти. Часто местными и региональными органами власти распространяются списки религиозных объединений, с которыми нежелательно вступать в какие-либо контакты и, тем более, сотрудничать, либо справочно-методические рекомендации с подобными пожеланиями[48]. Причем перечень религиозных организаций, которые признаются властями, нередко зависит от позиции чиновника, отвечающего за связи с религиозными объединениями[49].
В Белгородской области исключительная ориентация администрации области на поддержку РПЦ проявляется в следующем:
– в проведении Администрацией области и Белгородской и Старооскольской епархией РПЦ совместных торжеств по поводу светских и церковных памятных дат;
– в рекомендациях региональных властей образовательным учреждениям ввести в школах курс "Основ и ценностей православной культуры";
– в заключении соглашений отраслевых органов управления с отделами епархии;
– в совместном издании администрацией области и Белгородской и Старооскольской епархиями РПЦ официальной областной газеты "Белгородские известия";
– в совместном противодействии иностранным миссионерам (именно в Белгороде расположена духовная семинария, специализирующаяся на подготовке специалистов-"сектологов", и издаются официальные антисектантские сборники РПЦ)[50].
Принятие в феврале 2001 года закона о миссионерской деятельности, которым ограничивалось гарантированное международными договорами и статьей 28 Конституции России право на распространение религиозных взглядов, привело к конфликту региональной власти с религиозными меньшинствами. В результате в области, где новые религиозные движения не столь широко распространены (а именно их деятельность, как правило, вызывает наиболее острые межконфессиональные противоречия), была искусственно создана конфликтная ситуация[51].
Несмотря на перечисленные недостатки современных государственно-конфессиональных отношений в России, в ближайшее время РПЦ и иные крупные религиозные объединения России выиграют от отсутствия четких правил регулирования государственно-конфессиональных отношений и рассчитывают добиться дополнительных прав и привилегий. Об этом свидетельствует поддержка крупнейшими протестантскими объединениями (Российским объединенным союзом христиан веры евангельской, Объединенным союзом христиан веры евангельской, Евангелической лютеранской церковью) проекта Концепции государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями, разработанного Управлением юстиции г. Москвы и нацеленного на закрепление особого статуса избранных конфессий[52].
Особенно часто о необходимости тесного сотрудничества с государством говорят представители РПЦ. Так, в Послании Освященного Архиерейского Собора, состоявшегося 3 – 8 октября 2004 года, отмечается, что "система общественных отношений строится сегодня таким образом, что религия остается лишь частным делом… Предпринимаются также попытки вытеснить Церковь из различных сфер общественной и государственной жизни. Мы не можем с этим согласиться… необходимо увеличение присутствия Православия во всех областях социальной жизни...". Патриарх Алексий II в докладе на II Епархиальном собрании г. Москвы в качестве основных путей возрождения монастырей назвал финансовую поддержку со стороны государственных органов и учреждений, местных органов власти[53]. Игумен Августин (Анисимов) видит необходимость "полноценного возвращения церкви в государственное пространство, чтобы христианское мировоззрение могло дойти до сердца и сознания всего населения через законы, средства массовой информации и прочее"[54].
Таким образом, в России, где с середины 1990-х годов складывается кооперационная модель государственно-конфессиональных отношений, представители ведущих религиозных объединений поддерживают ее дальнейшее развитие. Эта позиция отражается и в стремлении названных объединений и далее укреплять личные контакты с представителями власти и развивать систему соглашений с органами власти.
Итак, особенности взаимоотношений органов государства и религиозных объединений характеризуются следующим:
1. В настоящее время сотрудничество государства и религиозных объединений нередко выходит за рамки правового поля светского государства, а, когда оно не противоречит светскому характеру государства, законодательством не установлены гарантии прав религиозных объединений и верующих. Тем самым нарушается одно из ключевых требований светского государства – правовая форма государственно-конфессиональных отношений.
2. Предлагаемые некоторыми правоведами, религиоведами и религиозными деятелями пути разрешения этой проблемы – введение в правовое поле понятий традиционной конфессии либо традиционного религиозного объединения и развитие системы соглашений государственных органов и религиозных объединений – не позволит полностью устранить проблему – возвращение государственно-конфессиональных отношений в правовые рамки светского государства.
Перспективы развития социального партнерства государства и религиозных объединений в России
Перспективы развития социального партнерства государства и религиозных объединений – одна из актуальнейших проблем государственно-конфессиональных отношений. Особенно в связи с тем, что в настоящее время система взаимоотношений государства и религиозных объединений, основанная на их тесном сотрудничестве, порой противоречит светскому характеру государства. Когда такое сотрудничество допустимо в светском государстве, оно не имеет должного правового основания.
При правовом урегулировании проблем государственно-конфессиональных отношений на законодательном и на правоприменительном уровнях приоритет нередко отдается интересам религиозных объединений, а не правам и свободам личности. Отсутствуют правовые гарантии прав и личности, и религиозных объединений. В то же время гармоничное развитие правового регулирования в сфере свободы совести и деятельности религиозных объединений невозможно без учета прав как личности, так и религиозных объединений, без четкого решения в законодательстве всех основных вопросов регулируемых отношений.
В связи с этим представляется, что актуальна задача обеспечения на уровне законов и на подзаконном уровне установления гарантий реализации свободы совести каждого и создания благоприятных условий для благотворительной деятельности религиозных объединений. Обеспечение права каждого верующего – неотъемлемая часть соблюдения права религиозных объединений, так как через реализацию права верующих граждан, которые при необходимости в установленном порядке могут обращаться за содействием к религиозной организации, государство создает возможности для активной деятельности религиозных объединений.
Четкое установление гарантий реализации свободы совести во всех сферах и осуществления социального служения религиозных организаций предполагает установление механизма реализации гарантий. Должны быть определены должностные лица, обязанные обеспечить соблюдение данной свободы, сроки и порядок принятия ими решения, основания для принятия решения (заявления, обращения и т. п.), ответственность за невыполнение обязанностей. И в этом случае представители религиозных объединений и верующие будут знать, что при выполнении определенных условий в установленные сроки они смогут реализовать свои права, организовать работу по поддержке малоимущих. Если же установленный порядок будет нарушен, то появится возможность обращаться в суд за защитой своего права, оспаривать действия должностных лиц со ссылками на статьи нормативных правовых актов.
В настоящее время во многих случаях порядок реализации свободы совести каждого и прав религиозных организаций отсутствует или определен недостаточно четко, что дает возможность должностным лицам решать вопросы по своему усмотрению и лишает пострадавших от их действий граждан и религиозных объединений оспаривать действия (бездействие) должностных лиц. Так, Устав внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации, утвержденный Указом Президента России от 14 декабря 1993 года, содержит общие положения о необходимости обеспечивать права военнослужащих. Статья 75 гласит, что командир принимает меры к обеспечению правовой и социальной защиты военнослужащих. В соответствии со статьей 98 заместитель командира полка по воспитательной части при проведении воспитательной работы учитывает религиозные убеждения военнослужащих. Статья 143 обязывает заместителя командира роты по воспитательной части заботиться об удовлетворении духовных потребностей личного состава. Механизм реализации этих обязанностей командования в Уставе не определен. И именно это предопределяет, что характер взаимодействия армейских структур с религиозными объединениями зависит от конкретного командира. Если же будут четко установлены процедуры и сроки принятия командиром решения, то верующие военнослужащие и религиозные объединения будут знать, в каких формах и в какие сроки будет обеспечено их право на свободу совести, а в каких случаях ходатайство может быть отклонено. Этот вопрос может быть урегулирован внесением изменений в Устав и принятием приказа Минобороны России в установленном порядке.
В настоящее время развивается сотрудничество религиозных объединений и государственных медицинских учреждений[55]. Правовое основание такого сотрудничества – пункт 13 статьи 30 Основ законодательства об охране здоровья, который гарантирует право пациентов на допуск к нему священнослужителя, а в больничном учреждении – на создание условий для отправления религиозных обрядов, в том числе на предоставление отдельного помещения, если это не нарушает внутреннего распорядка больничного учреждения.
Необходимо на уровне соответствующего министерства принять приказ, который конкретизировал бы порядок реализации данного права пациентом, с учетом требований и стандартов типа стационарного медицинского учреждения. В таком приказе можно предусмотреть возможность сотрудничества медицинских учреждений с сестрами милосердия и другие вопросы. Это позволит наладить более плодотворное сотрудничество медицинских учреждений со всеми религиозными организациями.
Пока же во взаимодействии РПЦ и медицинских учреждений превалирует миссионерская составляющая, а объем реальной помощи пациентам крайне мал[56]. При этом реальная помощь медицинским учреждениям со стороны иных конфессий нередко наталкивается на препятствия. Например, как только на краснодарском телевидении был показан сюжет об успешной программе католической благотворительной организации Каритас "Защита жизни" по предотвращению абортов, тут же от помощи сотрудников католического центра отказались по формальным основаниям[57].
Следовательно, только при условии обеспечения правовых гарантий реализации свободы совести и установления в законодательстве гарантий свободного социального служения религиозных объединений могут быть гарантированы права последних. Если будут гарантированы права каждого верующего, то тем самым будут гарантированы права и религиозных объединений, необходимые для обеспечения прав своих последователей. И в этом случае будет реализован один из важнейших принципов светского государства – установление правовой формы государственно-конфессиональных отношений.
Особо отметим, что гарантирование свободы совести каждого и прав религиозных объединений подразумевает использование всего комплекса способов правового регулирования и включает в себя наряду со способом дозволения использование способов запрещения и установления позитивных обязываний[58]. Это означает, что при предоставлении личности или религиозному объединению конкретных прав государство вправе установить определенные запреты или обязать физическое или юридическое лицо для реализации права совершить определенные действия (подать заявление, соблюдать правила поведения в соответствующей организации и т. п.).
Отчасти установление запретов и позитивных обязанностей при реализации права личности на свободу совести и прав религиозных объединений обусловлено общеправовыми ограничениями прав личности и религиозных объединений, в том числе в случаях, установленных статей 55 Конституции России. Часть 3 этой статьи гласит, что права и свободы человека и гражданина могут ограничиваться федеральными законами в той мере, в которой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Если верующий либо религиозное объединение ведут деятельность в рамках лечебных учреждений, в воинских частях или исправительных учреждениях, реализация свободы совести осуществляется с соблюдением запретов и позитивных обязанностей, вытекающих из особенностей правового режима данных структур. Кроме того, поскольку Россия является светским государством в соответствии со статьей 14 Конституции, если реализация права на свободу совести или деятельность религиозных организаций имеют место в государственных или муниципальных светских структурах, необходимо установить запреты, препятствующие перерастанию реализации свободы совести в миссионерскую деятельность.
Таким образом, установление гарантий права на свободу совести может быть сопряжено с соблюдением установленных законодательством запретов и обязанностей совершать определенные действия как условий, при соблюдении которых личность и религиозные объединения приобретают соответствующие права. Большая часть названных запретов и обязанностей проистекает из светского характера государства.
Важнейшим принципом регулирования порядка реализации свободы совести является принцип равенства религиозных объединений. Это означает, что при реализации свободы совести и прав религиозных объединений не могут быть установлены разные правовые режимы в зависимости от отношения личности к религии или вероисповедной направленности религиозной организации. Иными словами, для определенной категории религиозных объединений или граждан того или иного вероисповедания не могут быть установлены дополнительные требования либо, напротив, льготные условия реализации их прав.
Принцип равенства религиозных объединений отнюдь не означает их уравнения. Известный теоретик права В.С. Нерсесянц, определяя формальное равенство как важнейший признак права, отмечает, что "признание различных индивидов формально равными – это признание их равной правоспособности, возможности приобретать те или иные права… При формальном равенстве и равной правоспособности различных людей их реально приобретенные права неизбежно… будут неравными…"[59]. Иными словами, в рамках законодательства РПЦ, обладая большей общественной поддержкой и материальными ресурсами, отнюдь не уравнивается с иными религиозными объединениями. Она имеет все возможности более активно использовать предоставленные законодательством России права для социального служения.
В значительной мере формы реализации религиозными объединениями указанных прав определяются сформировавшейся в стране моделью государственно-конфессиональных отношений. Известны разные модели взаимоотношений государства и религиозных объединений. Рассмотрим перспективу их закрепления в России с правовой точки зрения. Разумеется, исходными посылками такого анализа являются конституционные положения об отделении религиозных объединений от государства, равенстве религиозных объединений (статья 14 Конституции России), обеспечении права каждого на свободу совести (статья 28 Конституции России). Данный анализ не направлен на обоснование необходимости формирования государственной религиозной политики, утверждения концепции такой политики, которые нацелены на подмену конституционных принципов. Его цель – выявить те принципы, которые в рамках конституционных положений могут позволить совершенствовать законодательство России.
Как известно, отношения государства и религиозных объединений в условиях их отделения друг от друга строятся по образцу двух моделей – сепарационной и кооперационной. Первая предполагает равенство религиозных организаций и последовательное проведение в жизнь принципа светского государства. Ограничиваются сферы сотрудничества государства и религиозных объединений, устанавливаются довольно жесткие пределы их сотрудничества. Религиозные объединения рассматриваются как частные и не имеют привилегий в отношениях с государственными органами.
Попытка установить в начале 1990-х годов сепарационную модель государственно-конфессиональных отношений в России не удалась. В итоге к середине 1990-х годов сложилась кооперационная модель государственно-конфессиональных отношений, которая отчасти получила правовое закрепление после принятия в 1997 году Федерального закона "О свободе совести и религиозных объединениях". Она предполагает приоритетное сотрудничество государственных органов с наиболее массовыми и влиятельными религиозными объединениями в основных сферах общественной жизни.
Светские исследователи по-разному оценивают возможность закрепления кооперационной модели государственно-конфессиональных отношений в России. Сопредседатель Института свободы совести С.А. Бурьянов рассматривает ее как переходное состояние между государственной церковью и жестким отделением религиозных объединений от государства. По его мнению, в большинстве стран от элементов конфессиональных предпочтений постепенно отказываются, в то время как в России происходит возврат к ним[60].
Кроме того, сопредседатели Института свободы совести С.А. Мозговой и С.А. Бурьянов неоднократно выражали позицию Института свободы совести, состоящую в том, что необходимо отказаться от специального регулирования правового статуса религиозных объединений, так как отсутствует правовое определение религии, и регулировать правовой статус религиозных объединений на общих основаниях с религиозными объединениями[61]. Подобная точка зрения на перспективы развития государственно-конфессиональных отношений имеет очень серьезное преимущество – при установлении специального статуса религиозных объединений неизбежно возникает возможность предоставления всем или некоторым из религиозных объединений преимуществ или, напротив, дополнительных механизмов, позволяющих контролировать их деятельность. Именно поэтому позиция Института свободы совести не поддерживается религиозными объединениями и большинством экспертов, и реальных шансов на ее реализацию в ближайшее время в России нет.
Однако стоит отметить, что уравнивание религиозных объединений со всеми общественными объединениями не позволит учитывать такие особенности деятельности религиозных объединений, вытекающие из сакральности вероучения, как наличие святынь, религиозных обрядов, влияние вероучения на верующих, в том числе и в деструктивном ключе. Например, неоправданно отношение к храмам, предметам религиозного культа (иконам, богослужебным книгам и т. п.) как к обычному товару и допустимость их продажи за долги религиозного объединения. Деятельность некоторых религиозных групп действительно связана с деструктивным воздействием на личность, и исключать в экстренных случаях возможность проведения религиоведческой экспертизы неверно. В связи с этим представляется, что специфику правового статуса религиозных объединений по ряду вопросов необходимо сохранить.
Иные специалисты и представители религиозных объединений видят перспективы развития государственно-конфессиональных отношений в рамках законодательства, специально регулирующего статус религиозных объединений. Например, Е.М. Мирошникова предлагает установить в России кооперационную модель государственно-конфессиональных отношений по образцу ФРГ, элементами которой должно стать:
– введение налога на культуру, предусматривающего право граждан отдать его на нужды религиозных организаций;
– разработка легитимных договоров государственных органов и религиозных объединений как основы их сотрудничества;
– создание специального органа для координации политики государства в области свободы совести;
– становление гражданской религии[62].
Подобную точку зрения высказывает М.Ю. Варьяс. Он автор теории, в соответствии с которой церковь является "корпорацией публичного права"[63]. Следовательно, как корпорация публичного права, выражающая интересы большого числа граждан, она вправе рассчитывать на поддержку государства в достижении общественно полезных целей.
Теория М.Ю. Варьяса о церкви как "корпорации публичного права" нашла поддержку у РПЦ. В разделе III.5 Основ социальной концепции РПЦ выделяет три основные модели взаимоотношений церкви и государства:
– государственная церковь;
– радикальное отделение церкви от государства, при котором церковь имеет статус частной организации (сепарационная модель);
– промежуточная модель, при которой церковь имеет статус корпорации публичного права и привилегии и обязанности, делегированные ей государством[64].
Первые две модели в концепции отвергаются, а последняя последовательно раскрывается и обосновывается.
Договорное регулирование взаимоотношений церкви и государства как форма кооперационной модели имеет в России немало сторонников. Так, в социальной программе Совета Муфтиев России от имени мусульман России приветствуется заключение данным религиозным объединением общего договора с федеральной властью и договоров с отдельными ведомствами[65]. Александр Щипков считает, что "рано или поздно придется пересмотреть концепцию Закона о свободе совести и религиозных объединениях и, вместо действующей регистрационной, предложить согласительную систему взаимоотношений между религиозными объединениями и государством, которая будет строиться на принципах социального партнерства между каждой церковью в отдельности и российским государством в целом"[66].
По мнению автора настоящей статьи, приведенные выше точки зрения не являются абсолютно безупречными. С одной стороны, нельзя сказать однозначно, что во всех странах происходит последовательный отказ от элементов конфессиональных предпочтений. Так, принцип светского государства с большим трудом находит свое воплощение в странах с традиционным преобладанием православия. В частности, особый статус православной церкви установлен в Греции и Болгарии. В Греции его проявлением является то, что до сих пор действует норма о том, что перед строительством храмового здания неправославных конфессий требуется получение согласия местного православного митрополита. Несогласие митрополита не рассматривается как административный запрет, но всегда учитывается компетентными органами власти[67].
В ФРГ, Италии, Испании и других странах кооперационная модель взаимоотношений церкви и государства обеспечивает стабильность в обществе и поддерживается населением, хотя сопряжена с разрешением сложных проблем. Так, в ФРГ давно обсуждается правомерность преподавания теологии в государственных университетах, но развитая политическая и правовая культура позволяет избегать конфликтов на этой почве.
Автор не рассматривает подобные модели государственно-конфессиональных отношений как образец для подражания, но их наличие позволяет констатировать, что взаимоотношения государства и религиозных объединений во многих странах во многом определяются традициями. В связи с этим установление последовательно развитой сепарационной модели государственно-конфессиональных отношений для большинства стран мира является целью, но не реальным достижением.
Определенное движение в последние годы в этом направлении сделано. Об этом свидетельствует недавно принятый закон Республики Франция о запрете ношения "вызывающих" религиозных символов в светских школах, а также запрет Правительства федеральной земли Баден-Вюртемберг носить в государственных школах учителям-мусульманкам платки (хиджаб)[68]. Но при этом в большинстве стран Европы сохраняются элементы кооперационной модели: обучение религии в школах, налоговые льготы религиозным организациям.
Полагаем, что в демократическом государстве неприемлема политика целенаправленного свертывания всех форм сотрудничества государства и религиозных объединений, если имеется положительный опыт совместного разрешения социальных проблем. Как справедливо замечает У. Кол Дурем, "стремление к механическому отделению (церкви от государства – К.К.) любой ценой может незаметно подтолкнуть систему сначала к игнорированию религии, а затем и ее открытому отрицанию"[69]. Итогом этого может стать рост протестных и фундаменталистских настроений среди верующих. Подтверждает сказанное неоднозначная реакция общества во Франции на закон о запрете ношения учениками в светских школах "вызывающих" религиозных символов. Некоторые ученики уже были исключены из школ за нарушение этого закона, и дальнейшее формальное обеспечение светскости в школах может привести к усилению фундаменталистских течений среди мусульман Франции.
Поэтому установление четких правовых рамок сотрудничества государства и религиозных объединений и его приведение в соответствие с законодательством не означает, что оправданны попытки государства взять под контроль деятельность религиозных объединений, чтобы сформировать ту или иную роль религии в обществе. Государство не должно, вопреки воле общества, навязывать ему модель государственно-конфессиональных отношений.
Г.П. Лупарев, сторонник светского пути развития государства, также не отрицает возможности сотрудничества государства и религиозных объединений в некоторых сферах в соответствии с принципом "взаимной лояльности", хотя его позиция представляется противоречивой. Названный принцип предполагает, что религиозные объединения признают суверенитет государства и социально-политические реалии, конструктивно разрешают проблемы во взаимоотношениях с органами власти, а последние обеспечивают соблюдение свободы вероисповеданий, создают условия для удовлетворения потребностей верующих, поддерживают миротворческие, патриотические и благотворительные акции религиозных объединений. Правда, подобное сотрудничество "не может возводиться в генеральную линию светского государства", так как "тесное взаимодействие государства со всеми религиозными организациями практически невозможно, а его сотрудничество с одной или несколькими конфессиями только осложнит отношения с остальными и, в конечном счете, подорвет принцип равенства"[70].
Особо отметим опасность перерастания принципа взаимной лояльности государства и религиозных объединений в порочную практику выборочного предоставления последним льгот в обмен на политическую поддержку власти, которую мы нередко наблюдаем в настоящее время в России. Думается, что о лояльности религиозных объединений к светскому государству можно говорить скорее в плане невмешательства религиозных объединений в политическую борьбу, чем о поддержке либо отрицании политических реалий религиозными объединениями. И с этой точки зрения государство вправе и обязано по конкретным социальным вопросам (поддержка малоимущих, миротворческие акции и т. п.) учитывать и поддерживать положительные инициативы религиозных объединений. Однако такое сотрудничество в политических вопросах, поддержка тех или иных религиозных объединений в борьбе с их духовными конкурентами в светском государстве недопустимы.
Следовательно, введение элементов кооперационной модели государственно-конфессиональных отношений должно быть востребовано обществом и не должно приводить к нарушению принципа светскости государства и права каждого на свободу совести, вмешательству либо втягиванию религиозных объединений в политическую борьбу. При этом крайне важно, чтобы взаимодействие государства и религиозных объединений основывалось не на закулисных договоренностях высших иерархов с руководителями государственных органов, а на общественных инициативах, конкретных проектах социального служения. Основой сотрудничества государства с религиозными объединениями может стать преодоление закрытости государственного аппарата от общества, расширение в рамках законодательства контактов государственных органов со всеми религиозными объединениями. Это позволит государству и религиозным объединениям без заключения особых соглашений оперативно решать возникающие между ними проблемы.
К сожалению, часто в России складывается иная ситуация. Так, письмо Министерства образования о введении факультативного преподавания основ православной культуры от 2002 года было согласовано руководством Минобразования России и РПЦ, но и светское общество негативно восприняло эту инициативу, и рядовые священники и церковные публицисты признавали неготовность церкви к столь масштабному проекту. Это письмо было нацелено на введение в программу светских школ религиозного курса, но сама реализация этого путем бюрократических решений не способна дать положительный эффект ни церкви, ни обществу.
Однако и сами религиозные объединения, и некоторые органы государственного управления не всегда приветствуют свободное общественное обсуждение вопросов государственно-конфессиональных отношений. В частности, известна закрытость сотрудничества РПЦ с Вооруженными Силами Российской Федерации. В результате сотрудничество государства с РПЦ в указанной сфере вызывает серьезные вопросы у независимых специалистов. Открытость государственно-конфессиональных отношений необходима для становления светского демократического государства в России. Только российское общество поможет церкви найти оптимальные способы социального служения.
Итак, представляется, что при определении перспектив развития государственно-конфессиональных отношений и совершенствовании законодательства России о свободе совести и религиозных объединениях важно учесть следующие подходы:
1. Установление более тесных отношений с теми или иными религиозными объединениями в светском демократическом государстве возможно только на позитивной основе, для решения социальных задач. Причем оно возможно и без установления особого правового статуса ведущих религиозных объединений, при юридическом равенстве всех религиозных объединений.
То, что в соответствии с частью 4 статьи 5 Закона "О свободе совести" наиболее часто организуется факультативное обучение основам православия, вполне естественно. Однако это ни в коей мере не означает, что должны быть ограничены права мусульман, католиков или протестантов на реализацию указанного права.
Между тем кооперационная модель государственно-конфессиональных отношений в России построена во многом на основе правовых и иных ограничений деятельности религиозных меньшинств, на игнорировании правоприменительными органами их прав. Зачастую привилегированный статус РПЦ определяется тем, что иные религиозные объединения не могут осуществить свои права. Это противоречит светскому демократическому правовому характеру российского государства, грубо нарушает свободу совести каждого и право на объединение.
2. При кооперационной модели государственно-конфессиональных отношений в России важнейшее значение приобретает четкое установление порядка сотрудничества государственных органов и учреждений с религиозными объединениями. При сепарационной модели государственно-конфессиональных отношений можно ограничиться установлением основных правил взаимодействия государственных органов и учреждений с религиозными объединениями, так как оно сведено к минимуму. Если же оно довольно масштабно и является одним из основных элементов государственно-конфессиональных отношений, необходимо детальное правовое регулирование порядка его осуществления во всех сферах сотрудничества с учетом конституционных принципов.
3. Сотрудничество с религиозными объединениями не должно умалять другие направления политики государства в сфере свободы совести, в том числе обеспечение светского характера государства и права каждого на свободу совести. В России в настоящее время нередко законодательство и практика сотрудничества государства и религиозных объединений не соответствуют конституционным положениям о светском характере государства и приоритете прав личности. Поэтому необходимо совершенствовать правовое регулирование, направленное на более четкое гарантирование права на свободу совести и светский характер государства, на уровне как законов, так и подзаконных нормативных правовых актов, а также совершенствовать практику реализации законодательства о свободе совести и религиозных объединениях.
4. Сотрудничество государства с религиозными объединениями не должно приводить к установлению особого статуса религиозной идеологии и умалению иных форм мировоззрения. Однако в настоящее время государственные органы порой принимают во внимание только одну сторону реализации свободы совести – право на свободу вероисповедания. Назрела необходимость скорректировать государственную политику в сфере свободы совести, чтобы более строго соблюдать конституционный принцип идеологического многообразия (статья 13 Конституции России) в том, что касается равноправия религиозной и иных форм мировоззрения.
Рассмотрение современного состояния и перспектив развития правового регулирования социального партнерства государства и религиозных объединений в России позволяет сделать следующие выводы:
1. С середины 1990-х годов в России РПЦ и некоторые иные крупнейшие религиозные объединения приобрели привилегированный статус. В последнее время он в ряде случаев закрепляется в подзаконных нормативных правовых актах, которые устанавливают льготы для избранных религиозных организаций (предоставление руководителям религиозных объединений права устанавливать на служебные машины особые номерные знаки, использовать залы аэропортов для официальных делегаций и т. п.).
2. Ведущие конфессии сотрудничают с государством на основании договоренностей высших иерархов с представителями власти и соглашений с государственными органами, чей правовой статус вызывает вопросы и которые в значительной мере сводятся к декларациям о намерении сотрудничать. В ближайшей перспективе наиболее влиятельные конфессии заинтересованы в такой ситуации, поскольку она позволяет им сохранять привилегированное положение.
3. Перспективным путем развития законодательства о свободе совести и религиозных объединениях полагаем установление гарантий реализации свободы совести во всех сферах – в армии, медицинских учреждениях и др. – путем установления ответственных должностных лиц, порядка и сроков принятия решений, оснований принятия решений (заявлений, ходатайств и т. п.), ответственности должностных лиц за нарушение данного порядка. Это позволит реализовать один из важнейших принципов светского государства – обеспечение правовой формы государственно-конфессиональных отношений, а также создаст надежную основу для долговременного развития государственно-конфессиональных отношений, гарантирующих соблюдение прав религиозных объединений при изменении политического курса.
[1] Под клерикализацией автор понимает "общественно-политическое учение, требующее усиления роли церкви в политической и духовной жизни общества, предполагающее ее права и возможности предписывать обществу свои правила и нормы". См.: Государственно-церковные отношения в России (опыт прошлого и современное состояние). М., 1996. С. 15 – 16.
[2] Градировский С., Малахова Е. Противоречия статусности религиозных организаций и объединений//Преодолевая государственно-конфессиональные отношения. Сборник статей. Нижний Новгород, 2003. С. 99 – 102.
[3] Там же. С. 103.
[4] Морозова Л.А. Государство и церковь: особенности взаимодействия//Государство и право. 1995. № 3. С. 87 – 88.
[5] Православная культура. Нормативно-правовые акты, документы, обоснование введения курса в учебную программу образовательных учреждений. М., 2004. С. 179.
[6] Журнал Московской Патриархии. 2000. № 3. С. 43.
[7] Кеворкова Н., Железнова М. По два часа православия в неделю//Газета. 2002. 14 ноября. С. 6.
[8] Пчелинцев А. Религиозное образование и светская школа: диалог вне правового поля//Религия и право. 2003. № 3. С. 2.
[9] Жукова Л.Г. Основы православной культуры, или апология православия//Проблемы регионального религиоведения и актуальные вопросы преподавания религиоведения в высшей школе. Материалы IV Российской конференции, 10 – 11 декабря 2002 года. М., 2003. С. 23 – 28.
[10] Кеворкова Н., Железнова М. Указ. соч.
[11] Эдельштейн М. Церковная экономика центральной России: приход, монастырь, епархия//Экономическая деятельность Русской Православной Церкви и ее теневая составляющая. М., 2000. С. 44 – 47.
[12] Религия и право. 2003. № 3. С. 46.
[13] Чаплин В. Благословляет ли церковь войну?//НГ-Религии. 2003. 19 ноября. С. 4.
[14] О социальной концепции русского православия. М., 2002. С. 149.
[15] Белашева И. Православная присяга//Время новостей. 2003. 11 августа. № 146 (821). С. 3.
[16] Мазов В.Я. О реализации Закона "О свободе совести и религиозных организациях" в Астраханской области (1997 – 1998 гг.)//Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 1999. № 3 (20). С. 19.
[17] Доклад епископа Красногорского Саввы, председателя Синодального совета РПЦ по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами//Юбилейный архиерейский собор Русской Православной Церкви. Храм Христа Спасителя, 11 – 16 августа 2000 года. Материалы. М., 2001. С. 169.
[18] Подберезский И. Где кому молиться?//Религия и право. 2000. № 6. С. 18 – 19.
[19] Доклад епископа Красногорского Саввы, председателя Синодального совета РПЦ по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами//Юбилейный архиерейский собор Русской Православной Церкви. Храм Христа Спасителя, 11 – 16 августа 2000 года. Материалы. М., 2001. С. 167 – 168.
[20] Новиков Л. С автоматом и молитвой//Известия. 2003. № 101. С. 12.
[21] Мозговой С.А. Тенденции клерикализации российской армии//Десять лет по пути свободы совести. М., 2002. С. 141.
[22] Журнал Московской Патриархии. 2001. № 5. С. 50.
[23] Игумен Иоанн (Экономцев). О религиозном образовании в России//Религиозные организации и государство: перспективы взаимодействия. Материалы конференции. М., 1999. С. 113.
[24] См.: Мозговой С.А. Силовики благочестия//Отечественные записки. 2003. № 1. С. 80.
[25] Свобода вероисповедания, государственно-конфессиональные отношения и протестантизм в России. "Круглый стол" в Измайлово, 16 января 2002 г. М., 2002. С. 5 – 8.
[26] Верховский А. Битва за привилегии//НГ-Религии. 2003. № 10 (118). С. 4.
[27] Мозговой С.А. Актуальные проблемы свободы вероисповедания//Свобода вероисповедания, государственно-конфессиональные отношения и протестантизм в России. "Круглый стол" в Измайлово. 2002. 16 января. С. 55 – 56.
[28] Протоирей Владислав Цыпин. Курс церковного права. М., 2002. С. 676.
[29] Там же. С. 644.
[30] Кардинал Йозеф Хеффнер. Христианское социальное учение. Обработано и дополнено Лотаром Роосом. М., 2001. С. 286.
[31] Сафронов С. Русская Православная церковь в конце XX века. Территориальный аспект. М., 2001. С. 79.
[32] Мозговой С.А. Главные принципы документа "Основные положения социальной программы российских мусульман"//Религиоведение. 2001. № 2. С. 44.
[33] Верховский А. Ксенофобия и религия в России//Диа-логос. Религия и общество 1998 – 99. Альманах. М., 1999. С. 135.
[34] Школа и религиозные организации. Основы взаимодействий. Информационный сборник. СПб., 2001. С. 35.
[35] Щипков А. Православная провинция. Белгород//А. Щипков. Соборный двор. М., 2003. С. 85.
[36] Гудим-Левкович Г. Религиозная ситуация и конфессиональная политика на русском севере (на примере Архангельской области)//Преодолевая государственно-конфессиональные отношения. Нижний Новгород, 2003. С. 214.
[37] Стрекозов В.Г., Королев Г.Н. Свобода вероисповедания и статус военнослужащих: проблемы и суждения//Государство и право. 1994. № 5. С. 57 – 58.
[38] Священники искоренят дедовщину//НГ-Религии. 2003. № 20 (128). С. 4.
[39] История России неотделима от истории Православной церкви. Интервью митрополита Кирилла//Религия и право. 2002. № 1. С. 8.
[40] Российские патриоты под знаменем ислама. Интервью председателя Совета Муфтиев России Равиля Гайнутдина//Независимое военное обозрение. 2004. № 1 (361).
[41] Армия – не место для межконфессиональных разборок. Интервью Олега Оскаленка, президента Союза христиан-военнослужащих//НГ-Религии. 2004. № 4 (134). С. 5.
[42] Гудим-Левкович Г. Указ. соч. С. 215.
[43] Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М., 2004. С. 256.
[44] Петров А. Украина остается без Госкомрелигий//НГ-Религии. 2005. 2 марта. С. 1.
[45] Волобуева М.М. Алтайский край: конфессиональный портрет//Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2001. № 4 (28). С. 97 – 98.
[46] Хомушку О.М. Межконфессиональные отношения в республике Тыва (по материалам социологических исследований)//Там же. С. 71 – 72.
[47] Щукина Р.И. Внедрение установок толерантности в межэтнические отношения в Прикамье//Религия в изменяющейся России. Том II. Пленарные и секционные доклады. Рекомендации Российской научно-практической конференции (22 – 23 мая 2002 г.). Пермь, 2002. С. 158 – 164.
[48] Вопросы свободы совести в практике Уполномоченного по правам человека в РФ. Информация Отдела по религиозным и национальным вопросам Аппарата уполномоченного по правам человека в РФ//Религия и право. 2002. № 1. С. 11 – 12; Информация Отдела по религиозным вопросам и культурным правам Аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации//Религия и право. 2003. № 1. С. 41 – 42.
[49] Филатов С., Лункин Р. Конец 90-х: возрождение религиозной нетерпимости//Нетерпимость в России: старые и новые фобии. М., 1999. С. 146 – 147.
[50] Глущенко А.С. О реализации закона "О свободе совести и религиозных объединениях" на территории Белгородской области//Российское законодательство о свободе совести в 80 – 90-х гг. XX в. М., 1999. С. 108 – 111.
[51] Щипков А. Православная провинция. Белгород//Соборный двор. М., 2003. С. 80 – 84.
[52] Свобода вероисповедания, государственно-конфессиональные отношения и протестантизм в России. "Круглый стол" в Измайлово. М., 2002. С. 11 – 21.
[53] Элбакян Е.С., Медведко С.В. Хозяйственно-экономическая деятельность Русской Православной церкви (теоретический и практический аспекты). М., 2001. С. 60.
[54] Игумен Августин (Анисимов). Благотворительность в российском обществе: история и современность//Государство и церковь в России: история взаимодействия в сфере благотворительности. Иваново, 2000. С. 70.
[55] Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М., 2004. С. 284 – 293.
[56] Там же. С. 284 – 288.
[57] Там же. С. 288 – 289.
[58] Алексеев С.С. Теория права. М., 1994. С. 157.
[59] Нерсесянц В.С. Философия права. М., 2001. С. 20 – 21.
[60] Бурьянов С.А. Характер и предмет регулирования в сфере свободы совести в демократическом государстве//Право и политика. 2000. № 5. С. 63 – 64.
[61] См., например: Бурьянов С.А. Свобода совести в российской науке, законотворчестве и правоприменении//Право и политика. 2001. № 7. С. 31, 34.
[62] Мирошникова Е.М. Кооперационная модель как средство оптимизации российской государственной политики в области свободы совести//Десять лет на пути свободы совести. М., 2002. С. 46 –57; Она же. Гражданская религия: возможна ли она в России?//Религия и право. 2004. № 1. С. 4 – 6.
[63] Варьяс М.Ю. Церковное право в романо-германской правовой системе. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 1997. С. 164 – 169.
[64] Церковь и мир. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. С. 50 – 52.
[65] Основные положения социальной программы российских мусульман. Ярославль, 2001. С. 37.
[66] Щипков А. Регулирование государственно-церковных отношений (к симфонии через партнерство)//Соборный двор. М., С. 314 – 315.
[67] Хараламбос К. Папастакис. Государственно-церковные отношения в Греции//Мировой опыт государственно-церковных отношений. М., 1998. С. 147.
[68] Религия и право. 2003. № 4. С. 9.
[69] У. Кол Дурем. Перспективы религиозной свободы. М., 1999. С. 26.
[70] Лупарев Г.П. Светское государство: теоретико-методологические основы, понятие, признаки//Десять лет на пути свободы совести. М., 2002. С. 134.
Источник: ПРАВО и ЖИЗНЬ