Мне уже приходилось писать о том, что Александр Солженицын – писатель символический. Прежде всего, символична сама жизнь Солженицына. Быть может, его жизнь и есть его главное произведение. Она захватывает собой почти весь русский ХХ век, начиная с боевого 1918 года, через комсомол 30-х, через Отечественную Войну, лагерь, поселение, раковую болезнь, всемирную славу, нобелевскую премию, высылку, 18 лет на чужбине, триумфальное возвращение, и сейчас, фактически, новую блокаду – на этот раз информационную. Такие судьбы случайно не складываются: человек этот, несомненно, находится под особым смотрением Божиим...
В той же мере символично его творчество. Здесь опять-таки захвачено все наше ХХ столетие: "Август четырнадцатого" – первая война; "Красное колесо" – революция; "Архипелаг ГУЛАГ" – 20-е – 40-е годы; "В круге первом", "Раковый корпус" – 40-е – 50-е; "Бодался теленок с дубом" – 60-е – 70-е; сюда же относятся перлы его публицистики: "Образованщина", "Наши плюралисты" – вплоть до его нобелевской и гарвардской речи, после которой Солженицына на Западе назвали "русским Хомейни".
В своей брошюре "Как нам обустроить Россию" и в недавней книге "Россия в обвале" он очертил – согласно своему пониманию – современное состояние нашей страны, отказавшись одновременно от высокой ельцинской награды, что тоже кое-чего стоит. Наконец, в своем последнем сочинении "Двести лет вместе" он подробно анализирует русско-еврейский вопрос, о котором многие не то, что писать, а даже упоминать бояться...
В этом месте я должен сделать теоретическое отступление. Любая крупная цивилизация состоит из духовно-языкового ядра (в нашем случае это православная вера и славяно-русский язык), окруженного рядом защитных оболочек – собственно культурой (мировоззрение – нравственность – искусство), национальной государственностью, наконец, областью технологии в широком смысле слова. Сила Солженицына как мыслителя в том, что он мыслит в пространстве православно-русского ядра нашей цивилизации и культуры. Однако как только он касается ее внешних обводов, он, на мой взгляд, нередко ошибается, и эти ошибки дорого стоят подчас и самому ядру.
Если начать хронологически – с первых десятилетий ХХ века – то это, прежде всего, "Красное колесо". (К сожалению, эта вещь действительно не прочитана современной Россией – да и что у нас сейчас вообще читают, кроме детективов Марининой). Но это уже вопрос не к Солженицыну или Леонову, а к хозяевам нынешнего информационного поля. Что же касается самого солженицынского "опыта художественного исследования", то здесь русская революция как бы двоится: с одной стороны – стихия, с другой – плод легкомыслия думцев, слабоволия Николая Второго, коварства Парвуса с Лениным и т.д. Между тем, мы ничего не поймем в русской революции (не столько в февральской – масонской, сколько именно в октябрьской – большевистской), если не сможем осмыслить ее как превращенную форму русской идеи, питающей энергетикой правды и соборности, переодетых в категории марксистского хилиазма... Вина, а лучше сказать, беда петербургской монархии в том, что она не сумела защитить православный народ от власти демонизированного капитала. Описывая "красное колесо", Александр Исаевич, к сожалению, не разглядел за ним "колесо желтое" – эмблематический цвет мировой апостасии, когда золотой бог (а фактически – антихрист) становится на место свергнутых тронов и алтарей...
Далее – "Архипелаг Гулаг", "В круге первом" – страшное ленинско-троцкистско-сталинское время. Однако если бы советская Россия действительно строилась только пассажирами пломбированного вагона, с которыми Ленин проехал через Германию, и среди которых действительно не было ни одного русского человека – никогда бы не выросла сверхдержава под именем СССР, разгромившая гитлеровский оккультный рейх и пославшая человека в космос. Кому, как не капитану артиллерии Солженицыну знать, что схватка Советского Союза и Германии в 1941-45 годах была схваткой не столько фашизма с коммунизмом, сколько сражением темных сил безблагодатной нордической мистики с православно русской цивилизацией, сохранившей свое ментальное ядро вопреки всем Свердловым и Ягодам. Вся тайна советской России (России в форме СССР) как раз и заключается в том, что православный крест прорастал в ней и сквозь марксистский материалистически-авангардистский миф, и сквозь решетки "архипелага". Кстати, никто иной, как Сталин восстановил в 1943 году патриаршество, то есть фактически вывел Русскую Православную Церковь из подполья – об этом тоже не следует забывать. Именно в "шарашках", прекрасно описанных Солженицыным, ковались многие орудия Победы, там работали и Королевы и Туполевы (еще одна загадка русского характера), а другой зэк этого "архипелага", доктор Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – будущий архиепископ Лука – получил даже сталинскую премию первой степени за свой вклад в русскую медицину... Все это не отменяет ужасов "совдепии" – это означает, что историю надо брать в полном объеме.
Наиболее сильная сторона Солженицына как мыслителя – это его публицистика. Я с наслаждением перечитываю его статьи 70-х годов, особенно "Наших плюралистов" и "Образованщину". Когда он на одной страничке выписывает качества интеллигенции русской, с ее подвижничеством и часто наивным романтизмом, и рядом свойства интеллигенции советской, с ее цинизмом, презрением к собственному народу и искренним желанием послужить подстилкой для власти (любой) – это шедевр. Не знаю ничего лучше в этом жанре: я бы эти статьи проходил в школе, наряду с Киреевским и Львом Тихомировым. Однако, к сожалению, эти работы Александра Исаевича также остались непрочитанными на родине. Они были опубликованы в "Новом мире" уже в конце 80-х годов, когда в разлагающемся советском обществе правили бал совсем другие силы. "Архипелагу Гулагу" была сделана общемировая реклама (на нынешнем официально-блатном языке, его "раскрутили" по всем каналам), в то время как актуальнейшие выступления Солженицына по поводу вселенского наката "желтого колеса" были обрезаны и замолчаны – точно по жесту мировых кукловодов. Вот в недавнем сокуровском фильме "Узел", посвященном 80-летию писателя, Александр Исаевич возмущается, что радио "Свобода" назвало Валентина Распутина фашистом, и автор "Прощания с матерой" фактически запрещен на телевидении... А ведь и самому Солженицыну хозяева этой единственной в наше время концептуальной власти перекрыли туда доступ – за исключением юбилейных дней, когда политическая конъюнктура требует использовать на экране мощный антикоммунистический заряд солженицынской прозы – в перерывах между рекламой жвачек и прокладок...
Наконец, "Как нам обустроить Россию" – солженицынское видение русского будущего. Как и везде у этого писателя, наиболее значимая смысловая мощь здесь находится в области ядра нашей цивилизации, с позиций которого Солженицын выступает именно как русский православный мыслитель. При всем своем идеализме, Солженицын здесь совершенно реалистичен: нет ничего более реалистического, чем глубинные – генотипические – отношения народа к Богу, к власти, к труду и богатству, к войне и любви... Там же, где Александр Исаевич касается конкретных аспектов технологии нашей цивилизации – хозяйства, политики, устройства государственных органов и т.п. – у него опять проявляется как будто непонимание того, что ядро и оболочки цивилизации составляют элементы единого целого. Не получится Святая Русь (и даже просто Россия) со спекулятивным капиталом и буржуазным парламентом во главе – получится чудовищная криминократия, власть воров в законе, даже если все они освятят свои "малины" и будут говорить только на американском языке. Впрочем, Александр Исаевич полностью отдает себе в этом отчет: его концепция русской демократии включает в себя весомый аристократический и даже монархический элемент.
Итак, Солженицын – это человек-символ. Люди с таким коэффициентом общественного действия, с таким влиянием на судьбу страны и мира рождаются раз в столетие. Подобно многим другим своим современникам – разрушителям Советского Союза, Солженицын вовсе не в восторге от того, что из этого получилось. Автор "Архипелага" и "Красного колеса", конечно, не пошел так далеко, как, например, Александр Зиновьев или Владимир Максимов, ставшие любимыми авторами газет "Правда" и "Советская Россия".
А.И.Солженицын прежде всего прекрасный писатель-романист: читать его – одно удовольствие. Что касается его мысли, его собственно интеллектуальной программы, то она не во всем удачна и не всегда самостоятельна: он нередко повторяет Ивана Ильича, Ивана Солоневича и других отечественных умников первого ряда. Однако я не стал бы называть его (вместе с И.Шафаревичем и В.Кожиновым) "авторитетом измены", как это сделала в своей яростной статье в "Молодой гвардии" Татьяна Глушкова. Александр Солженицын – это человек Божий, которому по промыслу Его выпала доля преобразования, пресуществления русской цивилизации ХХ века в некоторое другое качество. Каким она станет в будущем, мы не знаем – быть может, этого будущего в утилитарно-техницистском, нарко-сексуальном процветании биороботов ("райское наслаждение – баунти"), управляемом квалифицированными деятелями международной антицеркви, у России и совсем нет. Этой темы Солженицын касается в своей книге – "Россия в обвале".
Закончу тем, с чего начал: на Солженицыне сошлись, символически перекрестились величие и грехи русского назначения и русской судьбы Россия в 1917 году фактически отреклась от царя, "заболела" коммунизмом, потом "русифицировала" его до масштабов мировой империи, но не удержала этой идеократической тяжести, и рухнула в обвал, где её уже ждали – почти 200 лет – виртуозные мастера финансово-информационной закулисы. На каждый из этих поворотов отзывался Солженицын свои талантом романиста и своими посильными размышлениями – и мне очень интересно, как поведет себя Солженицын теперь, когда на него развернута новая либеральная атака, а Россия как бывшая великая держава начинает проявлять первые признаки государственного и даже духовного выздоровления (свидетельством чему – последние выборы в Думу).
Крест, меч и золото – вечный выбор истории. На языке науки это называется духовной, политической и экономической властью. Непреходящая заслуга автора "Архипелага" состоит в разрушении ложной идеократии, однако при этом не следует забывать, что альтернативой ей может оказаться (и в значительной мере уже оказался) ещё худший террор – диктатура мирового золота. Тогда получится поистине дьявольская шутка: метили в коммунизм, а попали в Россию. Однако мы можем утешать себя тем, что Святая Русь дольше, чем какая-либо другая христианская страна, сохраняла роль Удерживающего (см.: 2 Фесс. 2, 7) от тайны беззакония, совершающейся в мире – и ещё тем, что русский человек и при царях, и при коммунистах, и при демократах каждый день как бы заново принимает своё бытие от Бога, а это значит, что он ещё жив.
12.07.2005
Источник: Русская линия
