Вторая война отца Григория продолжается. На духовном фронте
Восьмидесятишестилетний священник Григорий Карпов служит Богу уже три десятилетия. Два из них – только в алексеевском селе Подсереднем, настоятелем Богоявленского храма.
Приход, как все сельские приходы в российской глубинке, бедненький. Не доглядишь – прихожане из экономии могут поставить собственноручно скатанные свечи. Краска на стенах 175-летнего храма совсем облупилась. "Вы не знаете, где берут краску золотить купола? – неуверенно спрашивает меня одна из матушек, помощниц отца Григория по храму. – Хотя где уж нам...".
Как большинство старых храмов епархии, Богоявленский не раз грабили. В первый раз машину грабителей, везущих иконы в Воронеж на экспертизу, по какому-то наитию остановили работники ГАИ. Святыни вернулись в село, но ненадолго. Отец Григорий рассказывает, и у него дрожат губы. Следующий раз оказался для воров более удачным...
И грабят-то если не свои, то уж наверняка по наводке подсередненцев. Больше пятисот дворов в Подсереднем, а верующих немного. В церковь теперь прибегают, только когда случится беда – пособоровать, причастить, отпеть.
Однажды среди ночи отца Григория разбудил стук в окно. Незнакомые молодые люди, шныряя глазами по обстановке, попросили показать им дорогу, мол, ехали, заблудились. Батюшка мгновенно оценил обстановку: "Вот что, идите-ка отсюда подобру-по-здорову. А то – глядите", – и показал именной пистолет ТТ, которым на войне его наградили за храбрость. Незваных гостей, не ожидавших, что поп окажется такой "крутой", сразу как ветром унесло.
А как по-другому? У отца Григория на руках больная матушка Надежда. Уходя на службу, он всегда молится святителю Николаю, пропоет ему тропарь, попросит: "Николушка, охрани дом, надеюсь на тебя..." Веяние Духа Божьего, его охранительный покров отец Григорий ощущал и ощущает во всякую трудную минуту жизни.
- Я иконку Спасителя всю войну в нагрудном кармане носил, – вспоминает батюшка. – Такие чудеса бывали, что диву даешься – и пули мимо летели, и на морозе мерз, а не замерзал... Земля от мороза как камень, а нужно – и в одну секунду закапываешься...
Григорий Карпов был младшим, десятым ребенком в многодетной семье священника из рязанского Сапожка, протоиерея Иоанна. Вся семья была глубоко религиозная. Дедушка каждый год совершал паломничество в Саровскую пустынь – шел 200 километров пешком. А потом наступил семнадцатый год. Сапожок был селом купеческим, зажиточным. Особо ни тогда, ни позже не разбирали – вывели одиннадцать человек за село и положили всех из винтовки. В имении графа Шувалова Можары расстреляли сорок человек... У будущего тестя отца Григория была сестра Евдокия, вышедшая замуж за вдового помещика. Так помещика утопили в колодце, а сын его, Иван, уже был почти жених, убежал, спрятался, но сердце, что ли, не выдержало, умер от страха. К местному священнику отцу Георгию ворвались в два часа ночи через окно. И ножом в спину – шестнадцать ножевых ран...
В 1937 году пришли и за отцом Иоанном Карповым: "Враг народа", – и увели навсегда. Забрали дом, все имущество "Мы в одних платьицах вышли скитаться по чужим углам", – вспоминает отец Григорий. Родня тоже пострадала. Дядю Михаила сослали в Архангельскую губернию, дядю Василия – на Урал. Привозили семьи с детьми в дикий лес: "Стройтесь, здесь жить будете". На Урале Василий и умер – от голода, как умирали сотни других ссыльных. Поэтому отец Григорий не понимает, когда сегодня некоторые люди говорят, что репрессий не было. Ведь он видел своими глазами многое, что сегодня оспаривается...
В начале Великой Отечественной войны молодой лейтенант-артиллерист Карпов, выпускник Рязанского военного училища, увидел всю безоружность нашей армии, вступившей в противоборство с отлично оснащенной немецкой военной машиной. С пятизарядными винтовками мы шли против немецких автоматов. Отступавшую армию винтовочными залпами "воспитывали" свои же заградотряды.
"А ведь в начале войны очень легко было попасть в окружение – под одним Смоленском немцы взяли в плен 700 тысяч наших солдат", – рассказывает батюшка. Лейтенант Карпов видел всю жестокость войны и потому никогда не был жестким с солдатами. Звал их ласково – "братцы". О своей вере не рассказывал никому, но Бог всегда был с ним, в самых страшных переделках. А с 1943 года, когда государство резко изменило свою церковную политику, в армии стали появляться священники, перед боевыми операциями служились молебны, и многие бойцы уже открыто крестились, молились.
Войну Григорий Карпов – уже майор – закончил в Кенигсберге. В результате Кенигсбергской операции было уничтожено около 42 тысяч вражеских солдат и офицеров, взято в плен около 92 тысяч. После тех боев командование и представило офицера Карпова к награждению именным оружием. А всего у него двенадцать орденов и медалей – есть с чем показаться и на торжественном собрании, и на митинге в День Победы.
Но в День Победы отец Григорий совершает более важное дело – надевает крест, епитрахиль и поручи и служит панихиду по всем, за Родину жизнь положившим. По друзьям-однополчанам, по погибшему на фронте брату, по тем героям, освободителям села Подсереднее, чьи имена высечены на плитах братской могилы рядом с Богоявленским храмом. Он уверен: та война была для России священной, благословленной Богом. Как когда-то Куликовская битва, на которую преподобный Сергий Радонежский благословил не только воинов князя Димитрия Донского, но и своих монахов – Ослябю и Пересвета.
После войны Григорий Карпов не сразу принял священнический сан. Работал счетоводом, женился, родил четверых детей. Дочь Зинаида – кандидат исторических наук, ученый секретарь Рязанского историко-архитектурного заповедника, сын Сергей – кандидат биологических наук в Беларуси, Серафим – штурман Московского речного пароходства, Вера – учительница...
В 70-е годы, когда бывший артиллерист надел священническое облачение, дети были уже взрослыми. И несмотря на то, что в "стране победившего социализма" религия снова не была в чести, служить священнику Карпову было легче, чем сейчас. Народ еще помнил войну, боль потерь (отец, мать, сын, брат погибли) еще не притупилась и вера была сильней. Люди шли в церковь, зная, что только их молитва может помочь усопшим.
Да, были непомерные налоги на церковное имущество, тихий натиск уполномоченных по делам религии, "двадцатки" фактически вместо священника руководили приходом, и церквам ежемесячно добровольно-принудительно приходилось делать взносы в Фонд мира.Но как священник он чувствовал себя нужнее людям, чем сейчас.
Сегодня деревня спивается – почти в каждом доме проблемы не с отцом, так с матерью, не с сыном, так с братом... Священника зачастую встречают не поклоном, а пьяной просьбой:" Батя, дай сто рублей! Тебе ж нельзя отказывать, грех будет...".
Радостно, что в церковь стали чаще приходить дети – видимо, сказывается влияние школьных уроков Православия. Перед учебным годом исповедуются, причащаются, служат молебны. А мужчины в церковь ходят редко. Говорят: "Я в душе верую, а Церковь мне не нужна!".
- Но Церковь – это общество верующих, – говорит отец Григорий. – Если в церковь не ходишь – какой же ты верующий?
Ведь даже малые утята на подворье отца Григория знают своего хозяина. Едва завидят батюшку, бегут к нему со всех ног. Батюшка, смеясь, испытывает самых хиленьких: возьмет в кулак, чтоб попробовать пузко: "Ну, ты наелся?". А умная курочка Тюка знает свое имя, отзывается на зов... Как же это человек не знает своего Хозяина и Спасителя?
- Вселенная – непостижимая тайна, – размышляет старый священник. – Но хотя бы разум человеку должен подсказать, что на всякий закон есть законодатель. Солнце встает – значит, Кто-то дал ему Закон...
27.08.2005
Источник: Белгородская правда
