Бесланский теракт был использован властью для подавления демократических свобод, что не спасает от терроризма. В то же время разработать четкую политику разрешения чеченского кризиса власть так и не смогла, а курс на чеченизацию конфликта себя не оправдал. Между тем спустя год после трагедии бесланцы не настроены мстить – их недовольство направлено против властей. Об этом рассказал обозревателю Газеты Анастасии Матвеевой член научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко.
Главным политическим итогом Беслана стала реформа власти – назначение губернаторов. Можно ли сказать, что это нововведение снизило потенциальную опасность терроризма?
Нисколько не снизило. То, что эта инициатива появились после Беслана, – это был предлог. Истинные причины этой реформы кроются, конечно же, в другом.
Но это было заявлено именно как один из методов защиты от террора.
Чеченская война и нестабильность на Северном Кавказе часто используются власть имущими как некое политическое средство для того, чтобы ограничить демократические свободы. В этом нет ничего оригинального, это происходит не только у нас, просто у нас это делается более откровенно и жестко.
В своем обращении к нации после Беслана Путин не упомянул о Чечне. Значит ли это, что политика федерального центра по отношению к республике не изменилась и не будет меняться?
Политика не изменилась в том плане, что не видно конца войне. Обратите внимание: раньше писали о трех тысячах боевиков, потом о двух, теперь о тысяче, а кто их считал? Это та самая ложь, которая тоже преследует чеченскую войну. Но сформулированной, перспективной политики в отношении Чечни все еще нет.
Как изменилось после Беслана мнение мирового сообщества о войне в Чечне и о политике России?
Мировое сообщество потихоньку начинает привыкать к этой ситуации. Оно не возлагает особых надежд на изменения чеченской политики России, особенно после убийства Масхадова.
Очевидно, что за год, прошедший после Беслана, зона нестабильности окончательно вышла за пределы Чеченской Республики и распространилась по всему Северному Кавказу. Почему?
Это, с одной стороны, выбросы чеченского конфликта в Дагестан, Ингушетию и Кабардино-Балкарию, что очень опасно и дестабилизирует ситуацию. Но, с другой стороны, есть еще и параллельные процессы – у каждой республики имеются собственные проблемы. Корни того, что Сурков назвал "подземной войной в Дагестане", не столько в чеченской, войне, сколько в ситуации в самой республике. "Чеченизация" и собственные конфликты соединяются, возникают дестабилизация и кошмар возможности большого взрыва, который действительно на Северном Кавказе не исключен. Это два разных процесса, но они взаимосвязаны. Какое отношение к Чечне имеет история с зятем Батдыева в Карачаево-Черкесии? Да никакого. Но тем не менее это же близко. Идея присоединения Адыгеи к Краснодарскому краю, межреспубликанские проблемы Чечни и Ингушетии по принадлежности Малгобекского и Сунженского районов, осетино-ингушские отношения – все это непосредственного отношения к чеченскому конфликту не имеет. Но попробуйте собрать это в одну кучу – получается горячая точка, появляется ощущение, что мы уже живем в состоянии замедленного взрыва. И это помимо чеченской войны.
Запомнилось название одной статьи – "Как относиться к исламу после Беслана?". Не привела ли эта трагедия к обострению межрелигиозных противоречий?
Вся ситуация в мире на сегодняшний день работает против ислама. Это понимают и мусульмане, это видят и в Европе, и в Америке. Это началось даже не после 11 сентября, а намного раньше. Этот печальный процесс идет вопреки всем конференциям, всем разговорам о том, что ислам – религия мира, ваххабиты не мусульмане, и так далее. К сожалению, ислам все более и более ассоциируется с его самым радикальным направлением. 84% населения России беспокоятся по поводу исламского экстремизма, в Германии этим озабочены 78%, в Америке, Англии (данные до взрывов в лондонском метро) – 70%. Во Франции 87% населения считают, что ислам – самая жестокая религия. В России так считают 71%.
Вы имеете в виду рост ксенофобии?
Да. Слава богу, что в этом рейтинге Россия даже после Беслана не на первом месте.
Многие говорят, что спустя год после трагедии, когда траур пройдет, в Беслане возможны межэтнические столкновения. Каков ваш прогноз?
Зимой я съездил в Осетию и был поражен тем, что мои собеседники, самые разные люди, говорили о том, что не хотят мстить. Люди были настроены более чем критически в отношении президента, силовых структур, в отношении Чечни, но только не ингушей. Вот такой парадокс. Есть ощущение, что люди понимают – их хотели стравить. И ругают власти за вранье, бездействие, непрофессионализм.
Ведь факт остается фактом: в отставку не ушел ни Патрушев, ни Нургалиев, только Дзасохова совсем недавно отправили в почетную отставку – в Совет Федерации.
Мы такая страна. Это раньше господа офицеры уходили в отставку или стрелялись, когда возникали критические ситуации. А у нас еще можно и орден за это дело схватить.
01.09.2005
Источник: Газета
