Перед ликом вечности

Наталья Гончарова родилась в Харькове, окончила там художественное училище, стала членом Одесского общества авангардных художников. В 1993 году переехала в Израиль. Живёт и работает в Иерусалиме, участвует в выставках. Её произведения входят в постоянную экспозицию художественной галереи Цфата, находятся в частных собраниях во Франции, Германии, Польше, Голландии, Австрии, России, Израиле, США и Канаде.

В художественной галерее в Цфате меня поразила впервые увиденная работа Натальи Гончаровой "Овцы": картина несла такой сильный заряд жизненной энергии, что заглушила для меня голоса всех других работ, хоть они и отличались цветовой экспрессией. Было в этой картине нечто особенное, хотя сюжет её предельно прост, "исхожен", как эта древняя земля. Пастух, овцы. Символ вечен, ассоциации традиционны. Но, глядя на картину Гончаровой, не думаешь ни о символах, ни об ассоциациях. Здесь речь о первоприроде самой земли, о переплетении первичных стихий, пронизанных духом жизни: оранжевом солнечном жаре, вплавленном в овечьи спины, напряжённой голубизне небесного свода, отражённой в нагромождениях камня… Живопись здесь как будто растворилась в природной материи, проявив её суть.

Позднее, анализируя творческий путь художницы, я поняла, что родилась эта картина в тот счастливый период, когда впечатление от земли израильской было ещё очень свежо и язык для его выражения уже был найден.

Сама Наташа так говорила об этом: "Символы стали здесь плотью, бытийной реальностью. Реальность же — до предела простой и ёмкой, вмещающей бесконечность. В формах, усиленных многократностью повторений, проступают архетипы образов: земли как основы, человека как сына Адама. Камень — кость земли, море, дерево, солнце, холм, пастух с овцами. Краски лаконичны, локальны: чёрный, белый, красный. Здесь не до нюансов. В резком климате этой земли выявляются первичные образы, всё стремится обрести большую цельность".

Следующим её шагом стало погружение в тонкую нюансировку основной, каменно-костной природы вечного города. Работы почти монохромны и построены на взаимодействии света и камня (невольно напрашивается: духа и плоти). Свет оживил камень, выявил его природу; камень дал проявиться свету.

За развитием разных этапов в живописи Натальи интересно наблюдать. Это цельный и живой процесс, единый с процессом внутренним, и потому зритель оказывается вовлечённым в него. Его уводят в глубь новых миров и граней в себе самом. И весь окружающий мир, его формы и образы с этим процессом слиты и не просто присутствуют в пространстве, а говорят душе, уму, взгляду. Это можно назвать активным слушанием и активным смотрением. Известно, что художника отличает не наличие технических навыков, а умение видеть.

И вот уже хочется заглянуть за каменные грани и образы земли. А дальше — интерес к человеку: "Музыканты", "Танец", "Услышание"… Музыкальные, медитативные, построенные на энергетических и световых потоках и вместе с тем конкретно-фигуративные работы Натальи Гончаровой свободны и аристократичны, динамичны и сдержанны. В них можно найти отголоски живописи Возрождения и византийских фресок, немецкого экспрессионизма и раннего средневековья. И весь этот культурный багаж переплавлен глубоко индивидуально.

В этих произведениях — попытка преодолеть ограниченность человеческой природы, прислушаться к чему-то, сокрытому в иных сферах… Не случайно возникает ощущение внутреннего пространства. Поначалу для зрителя смысловым центром фигуративных картин выступает человек. Потом приходит понимание: энергетическое напряжение — в диалоге, в точке соприкосновения человека с миром духовным. Отсюда ощущение радости-ликования, радости-игры в "Танце", в "Музыкантах" — возвышенной и простой, детской, но не в беспомощности, а в непосредственности; мощной и свободной, наполняющей и образы, и всё пространство картины. А в "Услышании" — трепетная радость встречи, узнавания, приятия и через это — внутреннего преображения. Никакого давления на зрителя. В эти картины можно безопасно "войти", погрузиться в некое пространство, даже думая о чём-то своём. Они удивительным образом стимулируют в зрителе сложный внутренний процесс. С этими картинами можно "разговаривать" умом и сердцем.

В живописную ткань работ Гончаровой могут быть вплетены конкретные образы, решённые предельно условно. Как правило, они несут смысловую и символическую нагрузку. Это ощущаешь скорее на подсознательном уровне. Но для самой Наташи каждая ассоциация, самая вроде бы неожиданная, вполне конкретна. Это может быть литературная реминисценция или просто мыслеобраз, сновидение или воспоминание. Соединение ясности мысли и свободы интуиции во многом определяет особенности стилистического почерка Натальи Гончаровой.

Но я забежала далеко вперёд, а интересно проследить творческий путь художника от его начала. Для этого придётся присмотреться к Одессе 1980-х.

Одесская "южнорусская" школа живописи — явление яркое и самобытное. Она родилась из сплава двух направлений: художников-передвижников ХIХ века и французского модернизма. А можно ещё добавить: солнца, моря, света, портового гама и пёстрого люда. Её отличает эмоциональная теплота и красочность.

Ситуация 80–90-х годов была уникальна. Было ощущение, что в искусство входит новое поколение. Как раз на волне этого всплеска, в самом его начале, Наташа и попала в Одессу. "Мне повезло, — говорит она, — я сразу оказалась в живой, активной творческой среде. Знакомство с одесской художественной жизнью показало путь, который, видимо, вызревал изнутри, но не был до конца осознан. До этого было ученичество, и многие возможности визуального искусства были ещё не ясны".

— Можно сказать, что ты нашла язык?

— Скорее его внутренние возможности. Хотелось экспериментировать, пробовать, что можно сделать более свободным, раскрепощённым языком… Потом уже из этого формировалось
какое-то своё направление. Постепенно пришло понимание, что не всё равнозначно. Есть образы и состояния — активные носители зла, разрушения. Свобода может оживлять, срывать личину, отбрасывать штампы, но может и разрушать, вызывать агрессию, ломать личность. Об искусстве нельзя судить с идеологических позиций, это нравственная, духовная категория. Что-то происходит с душой, когда творишь… Размышления над этими вопросами вернули меня к началу, побудили обратиться к тому времени, когда искусство не было ещё секуляризировано. Вернули к канону, к традиции, к общению с иконой, которую я осознала как наиболее полное воплощение духовной реальности пластическим языком. И в своих занятиях живописью я стараюсь по возможности сохранить некий внутренний "отвес" — ощущение этой духовной
реальности.

— Что бы ни изобрёл или от чего бы ни отказался современный художник, в его творчестве всегда будет присутствовать опыт прошлого. В каком контексте преломляется он для тебя? И что в этом плане дал Иерусалим?

— Меня интересуют те средства пластического языка, которые помогают адекватно высказаться. А роль Иерусалима особенная. Такие условия невозможно искусственно создать. В Риме, Москве, Одессе, Нью-Йорке у художника много посредников, диктующих ему язык произведения. Здесь он на поле культурной традиции. В Иерусалиме же оказываешься перед лицом — ликом — вечности, ощущаешь плотность духовного пространства, которое первично. Посредником здесь может стать скорее традиция духовная. Она помогает найти связь с этим пространством. То, что переживалось внутренне, находит свой внешний эквивалент.

— Если я правильно поняла, быть художником в Иерусалиме — дело рискованное.

— Знаешь, нигде нет проторённых дорог… Но здесь действительно даром даётся целое состояние. То, что "там" просеивалось золотыми песчинками, здесь — в россыпях и слитках. Жизни не хватит всё это "переработать". Может быть, именно здесь выход в пространство максимальной свободы. И если ты не изменяешь себе, ты в ладу с этим местом, которое ничего не навязывает, не связывает тебя ничем. Оно просто существует, но с ним невозможно не считаться. Это место предполагает общение всерьёз. Здесь всё, от арабских надписей на ржавых воротах до древних кумранских текстов, носит отпечаток единого смысла с разными вариантами прочтений…

Путь к себе, путь в искусстве не знает остановок. Творя на Земле Иисуса, Наталья Гончарова, "в ладу с этим местом" и с собой, ещё откроет для себя и для нас новые художественные прочтения вечного "единого смысла". †

Момент появления образа – всегда новый, непредсказуемый, до конца не пойманный. Творчество начинается с хрупкого и ускользающего импульса, звучание которого меняет реальность, где из случайных знаков, нанесённых второпях повседневностью, складываются новые смыслы. Как дыхание вечности в нас – присутствующее и ускользающее. То, без чего мы не живём и что не может стать до конца нашим. Творческий язык, которым выражает себя художник, – вне слов. Однако существует некая сфера, откуда в молчании исходят слова и смыслы, образы и звуки, светы и цвета… И где они до времени составляют единое целое. В нашей повседневной жизни эта сфера почти не видна. Но отсветы и отзвуки всегда есть у человека внутри. Поэтому в творчестве отправная точка для меня – настроиться на эту сферу цельности внутри себя. И через неё, резонируя с ней, увидеть и пережить реалии предметного мира. Тогда эти реалии можно различить уже как архетипы, как знаки и символы. Возможно, сквозь одномерную поверхность привычного проступит иной объём, и хаос сложится в некую икону бытия?

Многие из моих работ не появились бы вне этого пространства, вне энергетики этой земли и Иерусалима. Однако увиденное мною здесь имеет не только и не столько пространственно-географический контекст…

Наталья Гончарова