Оглядываясь назад, я часто думаю о том, каким незаслуженным счастьем и милостью Божией были встреча с отцом Александром Менем и многолетнее общение с ним. Такие, как он, — посланники Божии, которые приходят в этот мир в самые трудные времена, чтобы стать спасительным стержнем для сотен тысяч людей, потерявших себя в водовороте социальных и жизненных потрясений. Не часто они посылаются нам, но, приходя, остаются с нами навсегда. Такими были Франциск Ассизский, Тереза из Лизье, Шарль Фуко, Сергий Радонежский, Серафим Саровский и многие другие подвижники Церкви Христовой. О каждом из них Господь мог бы сказать, как об апостоле Павле: "Это есть Мой избранный сосуд".
Отец Александр пробуждал в людях духовное начало, которое только и может противостоять хаосу и всеобщему распаду, свойственному этому миру. Он был послан изменить духовный климат нашего общества, ибо, как он говорил, "если не служить культивации в человеке его духовного начала, данного каждому как редчайший дар, наша цивилизация кризиса будет стремительно развиваться назад, к новому каменному веку, и со зловещим ускорением".
Сегодня, когда прошло более 15 лет со дня гибели отца Александра, я думаю, что все его духовные дети согласятся со мной: годы общения с ним были самым счастливым временем для каждого из нас.
У меня была очень близкая знакомая, с которой мы жили в одном доме, — Нина Юрьевна, женщина преклонных лет, доктор наук, профессор, некоторое время преподававшая в Сорбонне. Она знала, что я хожу в церковь. Я давала ей читать книги отца Александра, и она захотела познакомиться с ним. Я договорилась с отцом Александром, и мы с Ниной Юрьевной поехали в Новую Деревню. Я немного беспокоилась: как она перенесёт долгую дорогу, а главное — как воспримет церковную службу, церковную атмосферу, как пройдёт её встреча с отцом Александром? Она всегда была настроена несколько антиклерикально, что свойственно русской интеллигенции, которая, критикуя порой иерархов, не делает разницы между Церковью и отдельными духовными лицами.
В Новой Деревне после службы мы с Ниной Юрьевной были приглашены в маленький кабинетик отца Александра. Они говорили о многом: о жизни, о литературе, о Льве Толстом. Нина Юрьевна рассказала немного об Игоре Дьяконове, известном востоковеде, с которым она была знакома со школьных лет… Это был обычный разговор двух интеллигентных людей, но чувствовалось, что отец Александр так рад этой встрече, как будто давно, много лет ждал, когда Нина Юрьевна приедет к нему в Новую Деревню. Они общались довольно долго, сколько он мог себе позволить, потому что за дверью его всегда кто-нибудь ждал. Смех, радость, согласие и несогласие в оценках — словом, это было счастье общения. Нина Юрьевна вышла от отца Александра потрясённая, вдохновлённая и первое, что спросила у меня: скажите, он со всеми такой?
Я растерялась, не зная, что ответить. Сказать "да" значило приуменьшить значение этой встречи, его неподдельный интерес именно к ней, к её мыслям, её вопросам. Сказать "нет" было бы абсолютной неправдой. Одинаковых встреч не было, но каждого, кто приходил к нему, отец Александр встречал так, будто давно ждал его. Это происходило естественно, без усилий, шло от сердца.
Откуда эта удивительная способность — уделить хоть минутку внимания каждому, кто к нему обращался с вопросом или просто хотел поговорить? Причём человек в этот момент чувствовал: отец Александр всецело заинтересован именно им, именно его проблемой, бедой или радостью. Пожалуй, я ни в ком этого больше не видела. Даже если он очень спешил или сильно устал и в это время кто-то его о чём-то спрашивал, он успевал одним словом, взглядом или просто прикосновением дать почувствовать значимость порой бессловесного диалога.
Именно таким — молчаливым, почти без слов, был наш с ним последний разговор. Это было за неделю до гибели, 2 сентября. В тот день мы вместе с детьми переезжали с дачи. Утром я пошла на Литургию. Служил отец Александр. Хорошо помню: когда в конце службы я подошла ко кресту, он посмотрел на меня внимательно, как умел смотреть только он, и спросил, как у нас дела. Я сказала, что всё очень хорошо. Больше ничего. И я вдруг почувствовала, как он обрадовался моим словам. Его глаза засияли, и мне стало так хорошо! Его радость передалась мне, это было умножение радости. Счастливая, я не пришла, а прилетела домой. Две фразы, ничего более, превратили меня в летящего ангела. Я благодарна Богу за то, что моё последнее общение с отцом Александром было таким счастливым.
Он всё время учил нас. Ведь мы виделись с ним не только в храме, или в церковном домике, или в доме, который снимала тогда в Новой Деревне Зоя Афанасьевна Масленикова. Он очень часто приезжал к кому-нибудь из нас в Москву. Поводы всегда находились. Его приглашали на день рождения, звали крестить детей, освятить квартиру, побыть на молитвенной встрече и т.д. Иногда он приходил один, чаще — в сопровождении кучки людей, всегда разных. У армян есть выражение, характеризующее человека обаятельного, притягивающего к себе. Буквально это звучит так: "запахом и вкусом его невозможно насытиться". Так вот, мы действительно не могли насытиться отцом Александром. Всё время искали с ним встречи, хотели слушать, говорить, смеяться вместе с ним и просто быть рядом. Сейчас я понимаю, что он использовал это время общения для того, чтобы учить нас новой жизни. Рассказывал ли, вспоминал ли он о чём-то, или что-то описывал, или комментировал, или шутил — это была школа иной, евангельской жизни. Он был настоящим учителем в самом широком смысле этого слова.
Многие его критиковали, называя кто католиком, кто протестантом, сионистом, либеральным богословом. Люди не принимали, а многие до сих пор не принимают его экуменических взглядов. Отец Александр призывал быть открытым ко всем христианским конфессиям, чтобы максимально приобщиться к полноте Истины. Он хотел, чтобы мы брали пример с протестантов, которые прекрасно знают Священное Писание; он уважал католическую духовность и хотел, чтобы мы с благоговением относились к святым этой Церкви. Ему была бесконечно дорога вера отцов, вера израильских пророков, книга о которых — одна из самых вдохновенных книг его шеститомника. Он изучал новейшие открытия западной библеистики и сделал очень много, чтобы осмыслить их в контексте православной религиозной мысли. Это было одной из задач при составлении трёхтомного "Библиологического словаря" и "Исагогики" — учебника по Ветхому Завету.
Самое интересное, что его критиковали и с другой стороны. Среди моих знакомых были люди, увлекавшиеся либеральным богословием, и они никак не могли смириться с тем, что отец Александр не до конца разделяет их взгляды и часто критически оценивает методы современной библеистики. Они считали его ретроградом и безнадёжным консерватором, который закрывает глаза на правду и обманывает народ. Некоторые ждали от него активных политических действий, этакие зилоты, и критиковали за неучастие в диссидентском движении. Другие, напротив, удивлялись, почему при столь активной проповеднической деятельности его не арестовывают, говорили: наверно, он связан с КГБ...
Посмотри, кто его окружает, говорили мне: сумасшедшие дамы, несостоявшиеся литераторы и деревенские старушки. А он любил их, сумасшедших дам, и несостоявшихся поэтов, и деревенских старушек, и всем щедро уделял внимание и дорогое для него время.
Он был просто учеником Христовым, православным священником, мудрым и любящим пастырем, тем, который жизнь свою полагает за овец.
У него было особое, острое чувство и понимание того, что "мир во зле лежит". Он бодрствовал, всё время был на страже и в случае чужой беды, которая тут же становилась его бедой, искренне сострадал и активно реагировал на зло молитвой и действием.
Про него можно сказать те же слова, которые он говорил о Христе: "В Нём не было ничего от человеческой тоталитарности, диктаторства, навязчивости — всегда свобода… Пастух в притче Христа бросает девяносто девять овец и идёт искать одну пропавшую. Значит, Ему важна одна, то есть каждая овца. Так что это совершенно иная арифметика. Личность имеет абсолютную ценность! Каждая! Я бы так сказал: Бог любит каждого человека больше всех". Его духовные дети могут подтвердить, что каждого из нас он любил больше всех.
Выступая в минувшем году на конференции, посвящённой памяти отца Александра, Евгений Борисович Рашковский рассказал, как однажды на исповеди он спрашивал отца Александра, не безнравственно ли тот себя ведёт, отсиживаясь за своим письменным столом, вместо того чтобы, подобно другим, мужественно выступить против действий властей? На что отец Александр ответил: "На мученичество не напрашиваются, мученичества надо сподобиться". Он не напрашивался на мученичество и сподобился венца мученика.
Я думаю, в последние дни жизни он с особенной силой повторял: "Отче, всё возможно Тебе, пронеси чашу сию мимо Меня: но не чего Я хочу, а чего Ты".
