Горящие автомобили, насилие в предместьях и вандализм: в Париже пошли на баррикады дети иммигрантов, и дело дошло до введения комендантского часа. В английских и нидерландских гетто то и дело вспыхивают волнения, беспорядки перекидываются на другие европейские страны. Мечта о мирном сосуществовании разных культур рушится на глазах.
Городок Клиши-сю-Буа в северо-восточном предместье Парижа населяют 28 100 человек, в основном иммигранты. "Пороховая бочка" – так называет это место мэр городка Клод Дилэйн. Он бледен: сказывается напряжение предыдущих ночей. А может быть, его гнетет закравшееся в душу подозрение, что государство всеобщего благоденствия, несмотря на все свое искусство, бессильно перед некоторыми жизненными ситуациями.
Дилэйн – социалист, вице-президент собрания французских городов. Он организовал бесплатную футбольную секцию, дал возможность молодежным лидерам выступать в роли посредников при общении с властями и позаботился, чтобы не было сбоев с вывозом мусора. Клиши-сю-Буа прямо-таки напичкан школами, центрами матери и ребенка, социальными учреждениями, парками, а здание находящегося здесь колледжа могло бы получить первую премию на каком-нибудь архитектурном конкурсе. Городская библиотека проводит конкурс сочинений на тему "Моя родина далеко, свою страну люблю глубоко".
Клод Дилэйн все сделал правильно, но сейчас он, должно быть, понимает, что этого мало.
Несколько дней подряд телевидение демонстрировало, как его родной Клиши превращался в некий "Рамалла-сю-Буа", где подростки в кроссовках и капюшонах репетировали бунт. С экрана не сходили отряды полиции, вооруженные травматическим оружием и слезоточивым газом, горящие автомобили и мусорные контейнеры. Представитель профсоюза полиции даже призвал привлечь армию. Он давал интервью на фоне бетонной стены, разукрашенной пестрыми детскими рисунками – это тоже была идея мэрии.
Видимо, он зашел в тупик, этот французский путь "мягкой интеграции". Когда нет работы, от образования мало толку. Жесткий же курс министра внутренних дел Николя Саркози, по всей видимости, только усугубляет положение. Саркози, собирающийся стать президентом Франции, пообещал, например, что "отбросы общества" будут "искоренены". Молодежные банды как будто только и ждали подобного заявления.
Картина интифады перед воротами французской столицы: горящие автомобили и мусорные баки в департаменте Сен-Сен-Дени, 16-17-летние подростки идут по своему кварталу, сея разрушения. Они кидают бутылки с бензином в магазины ковров и детские сады, поджигают автомобили, как осенние костры: 250 -в одну ночь, 315 – в другую, 500 – в следующую...
Сейчас уже мало кто вспоминает о том, с чего все началось. А было это так. 27 октября при не до конца выясненных обстоятельствах погибли два подростка. Скрываясь от полицейского патруля (официально это отрицают), они забежали в тупик, где находилась трансформаторная подстанция. На воротах висела предупреждающая табличка "Стоп! Опасно для жизни", которую бургомистр распорядился оформить в комическом стиле, специально для молодежи. Табличка не помогла. 15-летний Бану из Мали и его друг 17-летний Зияд из Туниса сгорели. Третий подросток остался в живых, получив тяжелые ожоги.
Тут же распространился слух, что в гибели этих двоих виновата полиция. Начались ночные уличные бои, и в государстве наступил кризис. Пока не ввели комендантский час, органам правопорядка было трудно привлечь к ответственности уличных боевиков: по сравнению с масштабами поджогов арестованных оказалось очень мало, всего несколько сотен.
Пять дней президент и премьер-министр безмолвствовали. Казалось, Жак Ширак и Доминик де Вильпен пассивно наблюдают за тем, пойдет или не пойдет ко дну в этой неразберихе честолюбивый Саркози. Потом они поняли, что эти драматические события могут стать угрозой для самой республики.
Президента Ширака торопили выступить перед телезрителями. "Последнее слово должно быть за законом и порядком", – заявил премьер-министр де Вильпен. Динамичный Саркози не проявил особого беспокойства, но, как и де Вильпен, предусмотрительно отменил свои зарубежные поездки. Похоже, все трое понимают: "интеграция по-французски", благодаря которой со времен Французской революции иммигранты из любой страны становились полноценными гражданами Франции, потерпела крах.
На баррикады как раз и идут потомки тех иммигрантов, которые приехали из Магриба и Черной Африки. Они бунтуют против всего, что хотя бы отдаленно напоминает о государстве, даже если это всего лишь почтальон. Никто больше не может до них достучаться – – ни родители, ни учителя, не говоря уже о властях.
Социальные разломы во французском обществе ныне проходят вдоль этнических и религиозных линий, которые одновременно маркируют и рвы, разделяющие культуры. Республиканский идеал – нация как сознательное объединение равноправных граждан, независимо от их происхождения и вероисповедания – уступает место чреватому конфликтами соседству сообществ, сохраняющих свою идентичность и желающих жить по своим автономным законам. Официально Франция всегда осуждала мультикультурализм, но именно с его последствиями ей теперь приходится справляться.
В этом контексте священный краеугольный камень республиканского самосознания – строгое разделение церкви и государства – становится иллюзией. Хотя уличных боевиков вдохновляет и не джихад, однако ислам – неотъемлемая часть их самосознания. Ислам укрепляет в них чувство общности, дает им иллюзию законности и проводит границу между ними и другими, "французами".
В Клиши-сю-Буа между правоохранительными силами и бунтовщиками вдруг встали "большие братья" – почтенные бородачи в традиционной одежде, именем Аллаха призывавшие всех успокоиться. В ответ из жилых высоток неслось тысячеголосое "Аллах акбар". Телезрителям, которые наблюдали за происходящим, находясь в своих безопасных квартирах, становилось от этого не по себе. В выступлении самозваных миротворцев органы власти удрученно распознали что-то вроде мусульманской службы обеспечения порядка, возможно, даже ядро исламской милиции. "Логика этих волнений, – заявил один из офицеров полиции, – это сецессия". То есть отделение и обособление целых кварталов и общин, зон, где действует свое право и куда государственная власть не имеет доступа, если она не хочет, чтобы ее воспринимали как враждебно настроенного непрошеного гостя.
На протяжении вот уже 25 лет во Франции есть специальные программы и планы действий для проблемных кварталов, ими занимаются различные министерства. Но все равно регулярно горят мусорные контейнеры в пригородах Парижа или Лиона, Страсбурга или Марселя. К этому все почти привыкли.
Однако ситуация обостряется. С января зарегистрировано 70 тыс. случаев вандализма и поджогов, банды прибегают и к насилию. Сожжено не менее 28 тыс. автомобилей, причем по большей части полыхают машины небогатых людей.
Поджоги, летящие камни, фанатизм -все это напоминает также о беспорядках 1968 года. Но на сей раз нет утверждающего себя авангарда, нет Жан-Поля Сартра, нет Кон-Бендита – всего того, что придавало молодежному бунту идейный смысл.
В эти дни общественный порядок в городах Европы нарушает отчаянная агрессия, слепое насилие против государственной власти, как в Париже, или против других "собратьев по несчастью", как незадолго до этого в Бирмингеме. И, конечно же, свежи воспоминания о террористических актах в Мадриде и Лондоне. Как метко озаглавил одну из своих статей американский журнал "Тайм" – "В Западной Европе действует "поколение джихада".
В событиях, разыгравшихся в Бирмингеме и парижских предместьях, нет террористической подоплеки. Речь идет не о джихаде, не об Ираке и не о Палестине. Но, естественно, в Европе растет страх, что на почве этих волнений могут взрасти новые террористы для "Аль-Каиды" или других группировок.
Официально во Франции проживает не менее 5 млн. мусульман – это самый высокий показатель среди всех стран ЕС; и все же достоверных данных нет, так как при переписи населения про вероисповедание не спрашивают. Они чувствуют себя так же изолированно, как и миллионы других иммигрантов из бывших колоний по всей Европе. Они обитают в гетто в предместьях городов, потому что лучшего жилья не могут себе позволить, многие из них безработные. И тот факт, что эти гетто становятся театром военных действий, тоже свидетельствует о том, что добровольное приспособление иммигрантов к чужой действительности – не более чем благое пожелание и концепция, которая терпит крах.
Конечно, все зависит от массы и ее концентрации. Например, на обширной территории Бирмингема, второго по величине города Англии, проживает порядка миллиона человек, около трети из них – цветные. Статистики утверждают, что в ближайшие 10 лет коренное население там может оказаться в меньшинстве – как и в Амстердаме, где сосуществует 150 разных национальностей. В Америке эту новую Европу называют Евроарабией, потому что политический и культурный профиль старой христианской Европы все больше и больше меняется под влиянием ислама, арабского мира. И действительно: каждый десятый гражданин, например, Нидерландов, родился за границей. Для мусульман Франции в парижском Диснейленде есть даже молельные комнаты. В Англии иммигранты из бывших имперских колоний преимущественно скатились в нищету гетто.
Как могут представители этого "отчаявшегося и опасного нового низшего класса", как их иногда называют в Англии, стать ответственными гражданами? Что мешает им наброситься друг на друга, как это было в Бирмингеме совсем недавно?
Чтобы внезапно пошла волна насилия, достаточно любой мелочи. Результат недавних беспорядков в Лозелсе, одном из беднейших кварталов Бирмингема, – двое убитых, 20 раненых, не говоря уже о большом количестве разбитых стекол и подожженных автомобилей. Молодые азиаты, чьи родители родом преимущественно из Пакистана и Индии, устроили уличные бои с детьми выходцев из карибских стран. Как известно, и здесь поводом послужил слух: якобы некий Аджаиб Хуссейн, владелец трех процветающих магазинов косметики, поймал 14-летнюю ямайку при попытке воровства, а потом вместе с 25 знакомыми и служащими изнасиловал ее. До сих пор нет никаких доказательств преступления, да и жертвы, скорее всего, не существовало в природе. Но, как и в Клиши-сю-Буа, достаточно было подозрения, чтобы в Бирмингеме разразились крупнейшие за более чем 20 лет беспорядки. Дело в том, что напряжение в районах с подобной социальной смесью огромно.
В Лозелсе, где проживают 30 тыс. человек, более половины населения имеют азиатские корни, а 20% – выходцы из карибских стран. Показатель безработицы – 22% – в три раза выше, чем в целом по Бирмингему. "Здесь людям приходится драться за крошки, падающие со стола богатых", – говорит чернокожий епископ Джо Олдред.
Готовность к насилию подогревают и такие уличные банды, как "Муслим Бирмингем Пантере" или "Бургер Бар Бойз", изначально они были организованы для того, чтобы защищать иммигрантов от нападений расистов. Сейчас они превратились в преступные синдикаты, и Лозелс стал олицетворением неудавшейся интеграционной и иммиграционной политики, места, которым государство не может управлять только с помощью мер из области "закона и порядка". Эксперты утверждают, что в Великобритании образовались гетто наподобие тех, что существуют в Майами или Чикаго, где ярость направлена на соседа, у которого другой цвет кожи и телевизор больше, а не на "неверных Запада, чья кровь должна пролиться в джихаде".
Белокожее коренное население Великобритании медленно, но верно идет к будущему, в котором его города заполнятся "черными дырами", – предупреждает Тревор Филлипс, глава государственной комиссии по расовому равноправию. Согласно данным последних опросов, у 95% белых британцев друзья только белые, 37% цветных дружат тоже исключительно между собой, и эта тенденция крепнет, особенно среди молодежи. В кварталах, подобных Лозелсу, лишь одному из 15 детей удается подняться по социальной лестнице.
В таких районах фундаменталисты находят много сторонников. "Большинство мусульман в Великобритании испытывают чувство безысходности, просто никто не решается об этом говорить, – считает Саид Шариф, инженер-строитель из Северного Лондона. – Они не станут открыто поддерживать теракты в Лондоне, но втайне будут думать, что Великобритания это заслужила".
Нидерланды тоже стоят перед развалинами своей интеграционной политики, которая долгое время оценивалась как образцовая. А американская исследовательница феномена терроризма Джессика Стерн вообще считает эту страну "лабораторией, в которой хорошо изучать развитие страхов". Г-жа Стерн поражается тому, как убийство одного-единственного человека (имеется в виду убийство в прошлом году режиссера Тео Ван-Гога. – "Профиль") способно повлиять на целое общество: "Каким образом нация может вдруг так в себе усомниться? Как получается, что подобный кризис самосознания начинают переживать даже не мусульмане, а коренные жители?"
Интеграция? 60% из миллиона живущих в Нидерландах мусульман считают себя прежде всего марокканцами или турками, зачастую гордятся своими нормами и ценностями и ищут защищенности в своем сообществе. Так возникают параллельные миры. О "голландцах" дети иммигрантов говорят как о врагах. Их братья и сестры посещают уроки Корана, мусульманки в платках все чаще появляются на улице. Все больше распространяются жесткие формы общения, например когда мусульмане и коренные жители грубо толкают друг друга на торговых улицах Амстердама.
Политики любого толка, журналисты, адвокаты получают анонимные угрозы. Бургомистру Амстердама Иобу Кохену, которого журнал "Тайм" объявил чуть ли не одним из "героев Европы" года за стремление примирить все стороны, теперь нужны телохранители. А в самых оживленных местах города устанавливают камеры слежения.
"Мы были слишком мягкими. Время чаепитий миновало", -утверждает Рита Вердонк, министр по делам иммиграции. Она взяла жесткий курс. По ее распоряжению из страны выдворяют всех тех, кому было отказано в предоставлении вида на жительство (а многих из них до сих пор терпели, и их дети ходили в школу). По подсчетам фонда Анны Франк, после убийства Ван-Гога имело место 106 взаимных актов мести, в том числе поджог исламской общеобразовательной школы "Бедир" в небольшом городке Уден, совершенный молодежью, которая называла себя "Белой силой", – недвусмысленное "послание" мусульманам Нидерландов.
Пространство борьбы расширяется -так формулирует это в своем бестселлере писатель Мишель Холлебек. Похоже, все выглядит именно так, будто чуждые иммигранты самым драматическим образом меняют жизнь Европы. Бирмингем и пригороды Парижа дают представление об этом.
14.11.2005
Источник: Профиль
