Кветта – столица пакистанской провинции Белуджистан – расположена вблизи границы с Афганистаном. До Кандагара отсюда в два раза ближе, чем до Карачи. Но мне нужно именно в Карачи, и кассир на автовокзале советует отправиться туда вечерним автобусом – 12 часов пути, и утром вы уже там. Так безопаснее.
Но я настроился на то, чтобы непременно увидеть южный Белуджистан с его долинами, окаймленными грядой синеватых горных хребтов, и верблюдов, важно шествующих по пустынным караванным тропам. Поэтому я прошу билет на единственный утренний рейс, и кассир с сомнением качает головой, дескать, под вашу ответственность…
"Огни большого города"
Современный Карачи – это мегаполис, где проживают более 10 млн. жителей. А еще в 1839 году здесь была всего лишь маленькая рыбацкая деревушка. Восстание индийцев против английских колонизаторов (1857-1859) усилило интерес Лондона к Синду – землям, лежавшим к западу от "сферы влияния британской короны". В Карачи был отправлен корабль, и после бескровной победы англичане установили контроль над местной гаванью. Вскоре здесь была основана военно-морская база, а еще через четыре года Англия захватила Синд. Резиденция английского наместника переместилась из пакистанского Хайдарабада в Карачи, и сэр Чарльз Напьер стал первым губернатором новой столицы.
В 1847 году население Карачи выросло до 50 тыс. жителей. Город затмил Хайдарабад во всех сферах: в торговле, образовании, строительстве. Еще через сто лет в Карачи насчитывалось 400 тыс. человек. В 1947 году Пакистан отделился от Индии, и Карачи стал столицей новообразованного государства.
После этого начался стремительный рост города, и хотя в 1963 году новой столицей (Западного) Пакистана стал Исламабад, Карачи по-прежнему притягивал к себе выходцев из других провинций, а также из соседней Индии. Так, в 1987 году в уже семимиллионном Карачи половину жителей составляли мохаджиры – выходцы из Индии, 1,5 млн. – пуштуны, приехавшие сюда в поисках работы. Остальные 2 млн. составляли коренные синдцы, а также белуджи и пенджабцы. Многие среди пуштунов в 1980-х гг. разбогатели на торговле наркотиками. Героин поступал сюда в основном из северо-западной пограничной провинции, а затем тайно транспортировался за границу.
При этом постоянно происходили столкновения между различными национальными группировками. В начале 1988 года в Карачи произошли кровавые столкновения среди мусульман-суннитов. Эти события, во время которых погибли около ста человек, окрасили в траур последние дни Рамадана. В этом мегаполисе, где социальная напряженность практически никогда не ослабевает, достаточно малейшей искры, чтобы привести к междоусобной резне. Она продолжалась несколько дней, и в северных кварталах этого портового города был объявлен комендантский час.
Апогеем кровавых "разборок" стал 1995 год. Каждый месяц на улицах Карачи погибали более 200 боевиков. Главные улицы ощетинились армейскими бункерами. Ситуацию удалось переломить в 1997 году, однако события 11 сентября 2001 года стали новым импульсом к взаимной вражде. После разгрома талибов многие приверженцы "Аль-Каиды" нашли убежище именно в Пакистане, под крылом местных фундаменталистских организаций и в первую очередь "Джамаат-и-Ислами" – партии, основанной духовным отцом талибов Сайид Абу-л-Ада Маудуди в 1941 году в еще неразделенной британской Индии.
В 2002 году были взорваны христианская церковь в Исламабаде и отель в Карачи. 13 июня 2002 года произошел сильный взрыв возле американского консульства в Карачи, после чего закрылись все дипмиссии США в стране. Со временем вроде бы все стихло, но в декабре 2004 года произошел новый взрыв…
Приблизительно за 120 км до Карачи – очередной блок-пост. Выходим из автобуса. Досмотр поклажи. Автоматчик особо себя не утруждает – это хороший признак: значит в Карачи стало поспокойнее.
Любуемся закатом: малиновый шар садится за невысокую горную гряду. А на душе тревожно: на ночь глядя, без языка, еду в чужой незнакомый город. Это вам не Индия, где английский язык – государственный и всегда можно объясниться. В Пакистане английский особо не в ходу, здесь разговаривают на урду.
"Огни большого города" появились задолго до прибытия на автовокзал. Собственно, это одна из площадок, разбросанных по всему городу, где теснится дюжина междугородных автобусов. На здании вывеска: отель "Shan Znob". Гостю из России рады, "чеченский вопрос" не поднимают, своими проблемами сыты по горло. При гостинице – харчевня, не надо делать рискованные вылазки в поисках съестного. В общем, обошлось…
Мавзолей Великого вождя и не только
С утра главное – сориентироваться на местности. Дежурный у стойки немного говорит по-английски. Выясняю, что наш отель на северо-восточной окраине Карачи. Теперь надо узнать направление к центру. Этот вопрос дежурный понял: он машет рукой, намечая мой маршрут. Больше из него ничего не выжмешь, да и не надо.
Иду вдоль обочины, а навстречу мчатся городские автобусы, разукрашенные, как елочные игрушки. До города час ходьбы. За это время можно записать номера маршрутов, обозначенных на лобовом стекле автобусов. Их около двух десятков, и если хотя бы один-два встретятся в центре города, то к вечеру в отель можно вернуться с гарантией. На "речевой контакт" с горожанами надежды мало.
Впереди показалась очередная мечеть, а слева – большой купол мавзолея. Это мазар – усыпальница, где похоронен основатель государства Пакистан – Мохаммад Али Джинна. Его официальный титул – Великий вождь. Это величественное сооружение возводилось 10 лет, с 1958 по 1968 г. по проекту турецкого архитектора. Купол, облицованный белым мрамором, взметнулся на высоту 31 метра. Снаружи и внутри мавзолея – почетный караул, охраняющий гробницу Али Джинны. Часть украшений гробницы – дар Японии, Китая и Ирана.
Посетители здесь разные: кто-то молится у ограды, кто-то фотографируется на фоне надгробия. Напомним, что Пакистан был основан в 1947 году Мохаммадом Али Джинной как внерелигиозное, светское государство. И лишь как уступка фундаменталистам Пакистан был официально назван "Ислами Джумхурият-и-Пакистан" – "Исламская Республика Пакистан". Мохаммад Али Джинна умер, так и не успев создать прочные основы государственного устройства. Несмотря на нестабильность своей истории, состоящей из вереницы государственных переворотов и военных диктатур, Пакистан всегда сохранял свой секулярный характер.
Под мавзолеем находится музей, где хранятся личные вещи Али Джинны: от очков и тросточки до двух огромных лимузинов, застывших под стеклянным навесом на вечной стоянке. Один из них чем-то похож на "ЗИС" товарища Сталина…
А теперь направимся к центру города, куда ведет проспект имени Мохаммада Али Джинны. Чем ближе к центру, тем больше автомобильных пробок. Моторикши ловко лавируют между автобусами, сражаясь за время и пространство. Воздух подернут голубоватым туманом выхлопных газов. Тротуары заняты торговцами, расхваливающими свой товар, и пешеходы "выдавливаются" на проезжую часть. Выбор невелик: либо "колыхаться" в неспешной толпе покупателей и зевак, либо уворачиваться от колес моторикш и автобусов. Правил дорожного движения здесь не существует т.к. их попросту никто не соблюдает.
Начинают попадаться старинные здания викторианской эпохи: наследие колониальных времен. Над бетонными коробками высится 50-метровая готическая башня с часами, остановившимися давно и навсегда. Она увенчивает торговый квартал под названием "Императорский рынок". Он назван так в честь королевы Виктории – императрицы Индии.
В отличие от консервативной провинции в центре Карачи атмосфера космополитическая. Здесь не увидишь женщин в парандже, некоторые носят хиджаб, много открытых лиц. В ряду традиционных мусульманских харчевен попадаются китайские закусочные. Наряду с мечетями встречаются и христианские храмы, выстроенные в англо-индийском стиле. Это плоды миссионерской деятельности англичан и "прочих колонизаторов". Например, англиканский кафедральный собор Святой Троицы, церковь Св. апостола Андрея, а также католический собор святого Патрика и церковь Фатимской Божьей Матери.
Город-прибежище
А вот нечто самобытное: на одной из улочек за забором расположилась община бахаистов. Как известно, колыбель бахаизма – Персия (Иран), но после прихода к власти аятоллы Хомейни (1979 г.) бахаистов начали преследовать, и нынче в шиитском Иране они вне закона. Мусульмане-сунниты более терпимы к бахаистам, и в Карачи "гонимые за веру" смогли найти прибежище.
Когда-то давно в Персии усилились гонения на зороастрийцев-огнепоклонников, и многие из них бежали в Индию. Большая община парсов имеется в Бомбее. Часть из них осела в Карачи. нынче их потомки владеют храмом на одной из центральных улиц столицы. На ограде перед храмом вывеска "Dar-i-Mehtar" (место молитвы и поклонения). Перед вратами страж-зороастриец, вход только для "посвященных". В конце 1980-х гг. число огнепоклонников, обитавших в Пакистане, насчитывало около 7 тыс. человек. В настоящее время число парсов пошло на убыль и едва достигает 2 тыс., причем большинство из них живет в Карачи.
На проспекте Али Джинны, напротив столичного Радиокомитета расположено здание, где располагается Теософское общество. Ну, а где теософы, там, как говорится, поблизости ищи масонов. И действительно, при англичанах на одной из главных улиц было возведено здание масонской ложи, украшенное колоннами в коринфском стиле. Но после 1947 года английские и шотландские "вольные каменщики" покинули Пакистан, а на исламской почве ложа как-то зачахла. И теперь в этом здании расположилось Управление защиты дикой фауны.
Христианские молодежные организации (YMCA, YWCA) имеют в Карачи целый ряд школ, куда открыт доступ всем "широко мыслящим". Но кое у кого это вызывает недовольство. Оно выплескивается в надписи на оградах этих учебных заведений: на урду и по-английски, чтобы и "чужие боялись". Например, "Долой светское образование!", а внизу подпись "Джамаат-и-Ислами".
Именно против "светскости" Пакистана в первую очередь ведут борьбу фундаменталисты. Своими основными врагами они объявили "секуляристов". Фундаменталисты, а это прежде всего "Джамаат-и-Ислами", выступают за "реисламизацию" Пакистана, превращение его в "исламское государство" согласно идеям, изложенным Маудуди в ряде книг, например в ставшей классикой фундаменталистской мысли "Исламское государство и Конституция".
В последнее время пакистанские власти предъявляют претензии к "Джамаат-и-Ислами" из-за ее связей с группировками, активно пропагандирующими джихад, и рассматривают это как нарушение ее "уставных положений". В ответ сторонники этой организации обвиняют власти в том, что они нарушают Конституцию, которая "гарантирует свободу вероисповедания". Согласно второй статье основного закона страны, ислам объявлен государственной религией Пакистана. Что касается пропаганды джихада, то, по мнению лидеров организации, это – обязанность мусульман, соответствующая божественному предписанию, и не более того.
На сегодня впечатлений более чем достаточно. Завтра поездка на остров Манора. Карачи – набор парадоксов: самый большой город страны, но не столица. Стоит на морском побережье, но нет курортов. Так что поездка на остров особого отдохновения не предвещает.
Мотобот, до предела забитый пассажирами, отваливает от пристани в портовом предместье Кеамари. Впереди плоский и низменный остров, покрытый чахлой растительностью. Кое-где виднеются мечети, обрамленные пальмами. Сходим на берег. Пассажиры платят "портовый сбор" – 5 рупий (около 10 центов США). Около 20 минут ходьбы, и дорога приводит на песчаный берег, гордо именуемый пляжем. Ни кабинок, ни "грибочков", ни тентов. Единственное развлечение – катание на верблюдах и лошадях. Правда, под навесом можно отведать свежеприготовленную рыбу с видом на сухогрузы, стоящие вдалеке на рейде.
Немного прогуливаюсь вдоль берега, вдруг слышу окрик стражника: дальше нельзя! Неподалеку "объект" за колючей проволокой. Возвращаюсь обратно. Впереди все чисто: пустынное побережье и ни души. Но какой-то седобородый аксакал упорно следует за мной, соблюдая дистанцию. Наконец он не выдерживает моего темпа, машет руками и что-то кричит.
Снова "объект"? Но впереди ничего "такого" не видно и никаких запрещающих надписей. Иду дальше, но вскоре решаю повернуть назад: уж больно унылый и однообразный пейзаж. Оборачиваюсь и вижу: навстречу идут два парня с короткой стрижкой. Они что-то говорят на урду и показывают на мою сумку: дескать, что в ней?
Я демонстративно отвечаю им по-русски. Это сбивает их с толку, и они от меня отстают. На острове больше делать нечего. Только потом, вечером, в гостинице вычитываю из путеводителя, что на острове расположена военно-морская база. Ее запрещено фотографировать не только с берега, но и с арендованного катера и даже с большого расстояния.
А вот что можно снимать, так это развалины старинного индуистского храма, высящегося на берегу Маноры. После 1947 года индуисты бежали из Пакистана, и те храмы, которые еще уцелели в стране, стоят бесхозными и постепенно доходят до "руинированного" состояния.
Знание рождает скорбь
Впрочем, если какие-то индуисты и остались еще в стране, то им не позавидуешь. Известно, что одна из заповедей индуизма – это почитание коров как священных животных. А теперь прогуляемся по улицам Карачи и мысленно посмотрим на происходящее там как бы глазами индуиста (да и просто обычного европейца). Улица Ништар Роуд – одна из самых оживленных, но с односторонним движением. В пятницу утром поток машин редкий, и обочины не забиты чадящим транспортом. Но "природа не терпит пустоты", и свободную нишу кто-то должен обязательно занять.
Два дюжих мясника выводят на обочину упирающуюся корову и заваливают ее на асфальт. Животное пытается подняться, но "профи" знают свое дело. Корове делают подсечку, и она снова распластана на земле. Теперь ее надо "зафиксировать". Добровольные помощники стягивают ей ноги, упираются в живот. Ребятня окружает "зрительную площадку": предстоит нечто необычное. Неужели зарежут просто вот так, буднично, на глазах у малолеток? Мужик с крашеной охрой бородой резко проводит ножом по коровьей шее. Алая кровь фонтаном хлещет на асфальт, а ребята таращатся на зрелище: животное бьется в судорогах, голова наполовину отрезана.
Теперь начинаю понимать, что означают красноватые лужицы на асфальте, которые то и дело приходилось обходить стороной. Ведь в 10-миллионном Карачи нет цивилизованного мясокомбината, и забой скота идет прямо на тротуарах в каждом жилом квартале, близ каждой мясной лавки. И у детей ежедневная кровавая бойня уже не вызывает каких-либо эмоций. И это не ранним утром, до рассвета, а в разгар дня, когда с минаретов несется азан, призывающий к молитве…
А мясники уже освежевали тушу, и шустрый паренек тащит шкуру за хвост куда-то внутрь квартала. Коровий живот вспорот. Оттуда извлекается огромный желудок, набитый еще зеленой травой, и прочие "субпродукты". Мясники тащат тушу во двор в "облегченном варианте", а на требуху набрасываются нищие, в надежде отхватить бесплатный съедобный кусочек. И таких распоротых желудков на обочинах – видимо-невидимо.
Но, быть может, именно эта улица – единственная в своем роде? Этакое коровье Бутово? Отнюдь нет. Поворачиваю на улицу Ага Хана. Те же туши, та же ребятня (крови и зрелищ!), те же красные лужи. Как говорится, человек привыкает ко всему. И возникает чисто технический вопрос: где грузовики, подвозящие животных на заклание. Ответ нахожу случайно. Иду мимо обычного шестиэтажного дома. Он выстроен по типовому проекту: вместо первого этажа – наземный гараж. Но машин там нет, а у бетонных опор жуют свой корм десятки коров, не ведая, что через несколько часов их поведут под нож. И хорошо, что не ведают: "знание рождает скорбь".
А вот уж кто пирует на этом застолье смерти, так это коты. Им-то всегда достанется лакомый кусочек "свежатинки". И не надо дрожать за свою шкуру: смышленый котофей знает, что он несъедобный…
Источник: НГ-Религии
