В розыске или в раю

Специальный корреспондент „Ъ" ОЛЬГА АЛЛЕНОВА была в Кабардино-Балкарии дважды. Первый раз – чтобы написать о том, что привело республику на грань войны. Второй раз она поехала в Нальчик через неделю – когда война началась. Сегодня она рассказывает об этих двух поездках.

Я приехала в Нальчик во второй половине сентября. Местные журналисты рассказывали, что ваххабитов действительно развелось много и властям уже не под силу с ними справляться. "А с самими ваххабитами можно поговорить?" – спрашивала я. "Нет, они не идут на контакт, – отвечали мне. – Но у них есть свой правозащитник, он публичный человек-бывший гэбист Руслан Нахушев".

Нахушев назначил встречу в небольшом придорожном кафе. Маленький, полноватый, он выскочил из белого джипа и легко взбежал по ступенькам. "Меня в прессе называют ваххабитом, – сказал он мне, здороваясь, – а джип этот, говорят, я получил от Хаттаба".

– А на самом деле от кого?

– Купил, – ответил Нахушев.

Так мы познакомились. Нахушев рассказал мне о том, как разуверился в коммунистических идеалах и ушел из КГБ, как после перестройки заинтересовался вопросами религии, а позже решил помогать "верующей молодежи", которую, по его словам, не понимали и преследовали. Он их так и называл: "верующая молодежь". Или просто "верующие". И ни разу – ваххабитами. "Ваххабитов не существует, – объяснял он. – Есть салафиты – это более радикальное течение в исламе. Вот наши ребята и есть салафиты. А ваххабитами их прозвали правоохранительные органы, ярлык повесили, чтобы людей пугать".

По теории Нахушева, правоохранительные органы Кабардино-Балкарии, много лет, по сути, правившие республикой, искусственно раздували проблему ваххабизма, чтобы убедить Кремль в том, что без них республика заполыхает. Чтобы обезвредить одного ваххабита, засевшего в квартире, милиция устраивала настоящие бои с танками-это транслировалось по телевидению, и всей стране казалось, что ситуация в Нальчике действительно вот-вот выйдет из-под контроля.

– Если бы верующих не трогали, они тоже никого бы не трогали, – говорил Нахушев. – Но их стали задерживать, выбивать у них нужные показания, закрыли несколько мечетей, в которых они молились. Их вынуждают защищаться.

Я попросила Нахушева познакомить меня с ваххабитами. Через пару дней он приехал в то же самое кафе с Андимирканом Гучаевым – молодым парнем, исполняющим обязанности амира джамаата Кабардино-Балкарии. Настоящий амир Муса Мукожев был в розыске за нападение на Госнаркоконтроль. "Отвезите нас с фотокором в вашу мечеть, чтобы мы могли там пообщаться с простыми людьми", – попросила я.

На следующий день Андимиркан отвез нас в свою мечеть в пригород Кенже. По пути он показал разрушенную мечеть. "Омоновцы ворвались в грязных ботинках и всех положили лицом в пол, – рассказывал Андимиркан. – А потом всех вывели, а мечеть взорвали". Он потом еще несколько раз со злобой повторил про эти грязные ботинки ОМОНа.

В Кенже у мечети собрались мужчины. Они говорили о том же, что я уже слышала от Нахушева. Но злости в них было больше. Они не понимали, за что их бьют, задерживают, запугивают. Они говорили, что каждый волен верить так, как хочет. Возразить было нечего. Потом я пыталась взять интервью у начальника отдела по борьбе с религиозным экстремизмом УБОПа, но мне в этом интервью было отказано.

Через неделю в журнале "Коммерсантъ – Власть" вышла статья о ваххабитах. Я написала в ней только о них, однобоко и, возможно, предвзято. О том, как их бьют и запугивают. О том, что их дети говорят: "Вырастем, будем бить ментов". Я не защищала их. Я только хотела показать их мир. Чтобы предоставить читателю объективную информацию, другой наш корреспондент сделал материал о том, какими видят ваххабитов милиция и традиционное исламское духовенство республики.

А еще через неделю произошло нападение на Нальчик. И редакция отправила меня туда. В самолете было полно журналистов. Нальчик был закрыт, и мы се ли в Минводах. Было уже полдесятого вечера, и таксисты заломили невероятные цены-5 тыс. рублей за час пути до Нальчика. Обычно это стоило 700. Въезд в город был закрыт. На блокпосту Шалушка помимо нас было около 30 журналистов. Командир блокпоста капитан Рустам сказал сразу: "Будете пытаться пролезть огородами, все равно поймаю". Одна съемочная группа попыталась – ее вернули под конвоем. Тут еще таксисты взбунтовались. "Если мы будем тут стоять, доплачивайте, – говорили они. – Или мы уезжаем". Так все таксисты разъехались, а журналисты остались на блокпосту. Нужно было что-то делать. И я позвонила новому президенту Кабардино-Балкарии Арсену Канокову. Его телефон, добытый в недрах Госдумы, хранился в блокноте на случай непред виденных ситуаций. Президент не спал и отреагировал мгновенно. "Столько журналистов?! Сейчас мы решим этот вопрос! Хасанби! – крикнул он кому-то и добавил: – Перезвоните моему начальнику охраны, его зовут Хасанби, он все решит", Я перезвонила. Хасанби велел дать трубку капитану Рустаму, о чем-то с ним переговорил, после чего пообещал, что в течение получаса за нами приедет автобус. Но, оказалось, радоваться было рано. Через час Рустам, переговорив о чем-то по рации, отозвал меня в сторону и доверительно сообщил: "Министр уже знает, что вы здесь, но в МВД нет свободных автобусов-надо ждать". Мы прождали еще час, прежде чем я снова решила звонить начальнику президентской охраны. "Мы все еще на блокпосту, нас 30 журналистов, – напомнила я, с ужасом думая о том, что времени – четыре часа утра.-Если нет автобусов, пусть разрешат идти пешком". "Вы что, город простреливается! – Хасанби был явно раздосадован. – Ничего не понимаю, мне сказали, что ваша проблема уже решена!" И положил трубку. Позже я узнала, что министр внутренних дел Хачим Шогенов, руководивший ведомством почти 15 лет, фактически не признал власти нового президента Арсена Канокова. И, разумеется, проигнорировал приказ президента впустить в город журналистов.

В полпятого утра Рустама вызвали по рации. Ему приказали отправить нас в город на попутных машинах. Это Хасанби доложил президенту, а тот распорядился любыми средствами доставить журналистов с блокпоста в город.

Еще полчаса мы ждали попутных машин. Кому может быть по пути в осажденный город в пять утра? Спасителем оказался водитель маршрутного такси, невесть зачем направлявшийся в город. Журналисты набились в эту маршрутку так, что кто-то даже запищал. "Иди в патрульную машину, – крикнул мне Рустам, у которого я теперь была в авторитете, – она все равно будет вас сопровождать". Я втиснулась в патрульную машину, забитую бронежилетами и автоматами, и поехала в гостиницу "Интурист", построенную еще депутатом Госдумы Арсеном Каноковым, который, став президентом, занимал весь нулевой этаж. Гостиница была шикарная. С огромным холлом под мрамор, с фонтаном.

"Господи, хоть часок поспать", – простонал кто-то, бросая сумки на пол.

Но поспать удалось не всем. Лифт не работал, а дверь на лестницу была закрыта. Пока искали ключи, прошел час. Пока оформляли-еще. А в девять утра в центре города начался штурм.

Это был ужасный день. Засыпая на ходу, мы носились от одного здания кдругому, смотрели на трупы боевиков, расспрашивали местных жителей. В полдень я попала к зданию УИНа. С расстояния 500 метров я видела, как БТР стреляли по зданию, как туда ворвался спецназ, как все закончилось. Потом все стали опознавать убитых. Оказалось, что убитые боевики все местные. Те самые ваххабиты, которые говорили мне: "Дайте нам просто верить так, как мы хотим".

-Пушечное мясо, – говорили о них военные. – Они даже воевать толком не умели. Кто-то им дал команду, они и похватали автоматы. А главари в стороне.

Я уехала, не позвонив Руслану Нахушеву. Я знала, что кто-то из журналистов с ним встречается, но сама не хотела. Мне казалось, что он напрасно убеждал меня в невиновности ваххабитов. Но уже в Москве я, обдумав все происшедшее, все же решила ему позвонить.

-Мой телефон прослушивается, – сказал он сразу.

Тогда я послала ему SМS-сообщение. Я спрашивала, виделся ли он с кем-то из джамаата и как они объясняют происшедшее.

– Все от них задержаны, в розыске или в раю, – пришел ответ – Я один остался. И то – пока.

Я спросила, жив ли Андимиркан Гучаев.

– 13-го я созванивался с А. и другими, – ответил Нахушев. – Просил всех сидеть дома. Найдут не дома – запишут в пособники. Но все боятся, что зачистят всех. Все сейчас скрываются.

– А вы не боитесь со мной общаться? – получила я еще одно SMS. – Некоторые газеты уже записали меня в организаторы теракта. Не боитесь вызовов в прокуратуру?

Я ответила, что знаю законы, а по закону Нахушев пока не террорист и не в розыске.

– Что толку в законах, я тоже их знаю, – ответил Нахушев. – Для кого они написаны? Не для нас, мусульман.

Я спросила еще раз, что думает Нахушев по поводу нападения на Нальчик. Он ответил, что это провокация. И добавил: "У вас из-за меня будут проблемы". И отключился. А через неделю он пошел на допрос в ФСБ и исчез. Его друзья-правозащитники говорили мне, что от Нахушева, который начал сильно мешать правоохранительным органам, просто решили избавиться. Он, конечно, мог и сам уйти в подполье. Как Мукожев или Астемиров. Но те же правозащитники говорили, что на него это не похоже.

А еще через неделю МВД России не выдало мне аккредитацию на работу в Чечне. Я должна была поехать не на войну, а на парламентские выборы.

30.12.2005