Западное монашество зиждется на Уставе преподобного Бенедикта Нурсийского (480–547) и тем самым в большей своей части укоренено в восточном монашестве патристической эпохи. Преподобный Бенедикт рекомендовал своим последователям придерживаться авторитета святителя Василия Великого, преподобного Кассиана и правил жизни святых отцов. Благодаря этому постоянному напоминанию о "первоначальной харизме" – несмотря на периоды упадка монастырской жизни с последующим радикальным её реформированием – монахи-бенедиктинцы сохранили память о своём духовном родстве с пустынниками Востока.
Преподобный Бенедикт Нурсийский почитается христианами как на Западе, так и на Востоке. Почитание этого святого развилось в значительной степени благодаря сделанному Папой Захарием (741– 752) греческому переводу "Диалогов" святителя Григория Двоеслова, включающих в себя житие преподобного Бенедикта (позже многие отрывки из этого жития вошли в весьма популярный сборник [Synagogê] Павла Евергета). В IX в. уже существовала византийская служба, посвящённая преподобному Бенедикту, — её составил Иосиф Песнописец, сицилийский монах, поселившийся в Константинополе. Она и поныне служится 14/27 марта, в день памяти святого.
В X в. крепли дружеские связи и глубокое взаимное уважение между первыми афонскими монастырями, в частности Великой Лаврой и Иверским монастырём, и бенедиктинцами, прибывшими из Амальфи (южная Италия). Неудивительно, что бенедиктинцы смогли основать на Святой Горе свой монастырь латинского обряда. В житии преподобного Афанасия Афонского рассказано, как однажды он сделал строгий выговор эконому своего монастыря за то, что тот отказался принять с честью монахов-амальфийцев, пришедших посетить преподобного. В Типиконе Афанасия Афонского содержится ряд цитат из Устава преподобного Бенедикта.
Монастырь амальфийцев на Афоне просуществовал до конца XIII в., то есть ещё значительное время после четвёртого крестового похода. Воспоминание о бенедиктинской традиции было живо на Афоне и в XIV в.; и святитель Григорий Палама в своих "Триадах" в защиту исихастов Афона говорит о патриархе западного монашества преподобном Бенедикте как об "одном из самых совершенных святых, который увидел всю вселенную в сиянии одного луча этого познаваемого солнца", и видит в нём образцовый пример защищаемой им духовной традиции.
К этому времени связи между бенедиктинцами и афонскими монахами, очевидно, уже ослабли, а затем и вовсе прекратились на века. Лишь в начале XX столетия бенедиктинские паломники вновь появляются на Афоне. Их путевые заметки, с которыми мы здесь коротко познакомимся, помогают понять духовный настрой этих паломников, узнать о том, как их встречали афонские братья в условиях, когда Церковь уже давно была разделена.
Когда в 1905 г. два бенедиктинца из монастыря Маредсу (Бельгия) — отцы Плакид де Меестер и Хуго Гайсер предприняли трёхнедельное паломничество на Афон, они осознавали себя "новаторами". Руководители одной из самых старинных восточных семинарий в Риме, так называемого Греческого колледжа, основанного в 1573 г., будучи по происхождению и по культуре латинянами, они стремились на Афон, чтобы "познать дух греческой Церкви и формы её существования". Отец Плакид в свои 32 года уже имел за плечами пятнадцатилетний опыт монашеской жизни и был известен как автор публикаций о христианском Востоке. Впоследствии он стал выдающимся специалистом по византийской литургии и восточному монашеству. Отец Хуго был музыковедом и большим знатоком греческого церковного пения.
Надо признать, что рассказ об их путешествии, опубликованный в 1908 г., ещё носит на себе отпечаток так называемого "унионизма" — так обозначали тогда стремление осуществить единство Церкви путём "возвращения" православных под омофор Папы Римского. Однако это произведение привлекает нас по другим причинам. Два монаха-бенедиктинца имели в основном научные и духовные интересы, и их расположение к восточным братьям было искренним. "Мы паломники, — говорили они, — мы приехали, чтобы всё изучить и познать, а также чтобы духовно обогатиться". Отец Плакид, с симпатией наблюдая афонскую жизнь, тактичен: он осознаёт, что, если не задерживать излишнего внимания на внешнем, полнее раскрывается сущностное единство двух основных традиций христианства. Чтобы быть лучше понятым своими западными читателями, он постоянно сопоставляет афонскую практику с Уставом преподобного Бенедикта и с бенедиктинским образом жизни. Он пишет, что "после посещения афонских монастырей становятся понятнее некоторые детали бенедиктинского Устава… поскольку там они реализуются в их естественной среде".
Гостеприимство афонских монахов, их аскетическая жизнь, приверженность богослужениям, благочестие и глубина их веры духовно обогатили отца Плакида. Но, "прочитывая" их мир сквозь призму бенедиктинских представлений, он, как и преподобный Бенедикт, порицает сарабаитов и гировагов, "которых немало на Афоне", и удивляется тому, что в монастырях здесь нет "залов для рекреации"; он приравнивает молитву Иисусову к розарию "братьев-конверсов" (простых, необразованных монахов), "протоса" Афонской Горы — к аббату-примасу бенедиктинского ордена, а скиты — к бенедиктинским общинам, возглавляемым приорами и подчиняющимся аббатствам.
Как и многие западные монахи, посетившие монастырский полуостров впоследствии, отец Плакид сокрушается, наблюдая "безразличие афонских монахов к науке" и интеллектуальной деятельности. "Конечно, — пишет он, — я не утверждаю, что это безразличие всеобщее, и ещё менее, что оно всегда существовало…" Он отмечает, что "многие из монахов не знают о сокровищах, хранимых в их архивах". "Однако, — продолжает отец Плакид, — мы встретили несколько человек по-настоящему культурных, бывших в курсе современных течений мысли". Встретили они на Афоне и священников, которые давали точную оценку протестантству, а также догматам Католической Церкви. Он пишет, что "монахи избегают затрагивать спорные вопросы; во всяком случае, во время дискуссий они стараются быть очень сдержанными и милосердными".
На обратном пути отцы Плакид и Хуго были приняты Патриархом Константинопольским Иоакимом III. В беседе с паломниками Патриарх отметил, что, прежде чем начинать разговор о каком-либо сближении с Римом, "следует постараться, чтобы и с той, и с другой стороны исчезли бы предрассудки и недоразумения".
Именно для того, чтобы лучше узнать и полюбить Православную Церковь, в 1925 г. в Бельгии в местечке Амэ на реке Маас и был основан бенедиктинский монастырь, который позже переместился в Шеветонь. Его основатель, отец Ламбер Бодуэн (1873–1960), хотел, чтобы его монахи из любви к Православной Церкви и ради совместного познания полноты единства нашей веры "прошли школу христианского Востока".
Через два года одного из монахов, отца Феодора Бельпэра, посылают на три месяца (с сентября по декабрь 1927 г.) в русские монастыри Афона. Отец Феодор происходил из среды высшей буржуазии Антверпена; доктор философии и физических наук, директор школы, приходской священник, он в 44 года стал монахом. Теперь ему предстояло узнать, что "пройти школу христианского Востока" вовсе не легко. Он пишет об этом в своих "Письмах с Горы Афон", адресованных собратьям и опубликованных в 1929 г. в монастырском журнале "Иреникон". После того как отец Феодор побывал во всех больших монастырях Афона, он провёл более месяца в русском Святоандреевском скиту. Игумен этого скита архимандрит Митрофан окружил его вниманием и добротой. Бенедиктинский монах присутствовал на богослужениях, находясь в хоре с монахами, работал в их саду и в библиотеке; монахи заботились о его здоровье, сшили ему новую рясу и скуфью и т.д.
"Невозможно мечтать о чём-либо лучшем, — писал отец Феодор, — чем пребывание там". И всё же он осознаёт, что остаётся "чужим по отношению ко всей этой жизни". Всё-таки он был недостаточно подготовлен к выполнению поставленных задач, и ему было трудно понять "эти простые души", знающие лишь "труд и молитву", которые, с его точки зрения, "не стремились к более совершенной жизни". Между ним и афонским миром, безусловно, стояла некая культурная и духовная преграда. Тем не менее, пребывание на Афоне в самом начале его монашеского пути оставило в его душе неизгладимый след. Те, кто знал отца Феодора позже — как настоятеля сначала в Амэ, а потом в Шеветоне, в эпоху, когда у монашеской общины осложнились отношения с Римом, всегда вдохновлялись его смирением, молитвенностью, его нестяжанием, его верностью духовной традиции Православной Церкви.
После отца Феодора Бельпэра и другие монахи нашего монастыря гостили на Святой Горе, но, к сожалению, они не оставили путевых записок.
Особого внимания заслуживают афонские связи отца Иринея Дунса (1907–1979). С начала 1950-х гг. он почти каждый год ездил на Афон, и у него было там много друзей. Свободно владея греческим, русским и румынским языками, он вёл в журнале "Иреникон" подробную хронику афонской жизни. Благодаря таким регулярным контактам Шеветоньский монастырь организовал в 1963 г. в Венеции международный конгресс, посвящённый тысячелетию Горы Афон. Труды конгресса были опубликованы в двух томах и содержали, в частности, обширную (2634 названия) библиографию по Афону, составленную отцом Иринеем.
В первой половине и середине XX в. на Святой Горе побывали и другие бенедиктинцы. Чаще всего это были патрологи и византологи, интересовавшиеся неопубликованными рукописями. Среди них отец Хризостом Бауер (из Бойрона, Германия), специалист по святителю Иоанну Златоусту; отец Эммануил Аман де Мендиета (Маредсу, Бельгия), специалист по святителю Василию Великому; отец Жюльен Леруа (Ан Калька, Франция), историк афонского монашества. Некоторые из них оставили интересные записки, но их впечатления мало отличались от впечатлений других западных паломников.
После празднования тысячелетия Горы Афон взаимоотношения между афонскими монахами и бенедиктинцами существенно меняются. С одной стороны, возвращаются к жизни и обновляются афонские монашеские общины, которые уже считались угасающими. В них приходят молодые интеллигенты, ищущие живую духовную традицию, а именно традицию исихазма в паламитском и, шире, патристическом понимании. Монастыри всё более утверждают ортодоксальность православия в противовес Западной Церкви. С другой стороны, в эти годы в Католической Церкви наступает некоторый "кризис", то есть пересмотр традиционных ценностей. Многие ищут духовные ценности в культурах Восточной Азии. Бенедиктинцы едут теперь на Афон не для того, чтобы изучать там византийское монашество и литургию, а для того, чтобы встречаться с духовно опытными монахами и молитвенниками. Они едут не как учёные или наблюдатели, а как ученики и собеседники. Подобно тому как это было в X в., они вновь ищут общность традиции и духовного опыта двух ветвей христианства.
Неудивительно, что именно в это время возникают связи между афонцами и траппистами, которые в большой бенедиктинской семье отличаются наиболее строгим правилом жизни. Несколько паломничеств организует в 1969–1970 гг. отец Андрэ Луф (Мон-де-Ка, Франция). В 1970 г. на Афон едет смешанная группа бенедиктинцев и траппистов. В этой группе находились, в частности, отец Жан Грибомон (Клерво, Люксембург), известный патролог и библеист, и отец Жерар Маттэйсен, который ныне является аббатом в Эгмонте (Нидерланды). Все они длительное время общались с выдающимися афонцами: с отцом Василием из Ставроникиты, с его духовным отцом отшельником Паисием, с отцом Феоклитом Дионисиатом, с отцом Ефремом Катунакиотом и другими. Предметом их бесед было соотношение между верой и опытом, авторитетом и послушанием, молитвой и духовным руководством.
Познакомившись с этими "латинянами", афонцы поначалу показали большую уверенность в себе. Однако, как точно отмечает один из наших паломников, "после того как все антилатинские упрёки собеседника исчерпаны, следует поставить перед ним со всей прямотой истинную проблему, которая для афонских монахов и есть единственная проблема: “Отче, как вы молитесь?”… Надо, чтобы и те, и другие пошли именно на такой обмен опытом, ибо он непреодолимо даёт ощутить присутствие Святого Духа… И тогда, расставаясь, все чувствуют, что являются братьями в истине, и удивляются ещё существующим между нами богословским и церковным барьерам, даже почти стесняются их".
Эти возобновлённые контакты принесли удивительные плоды. В 1976 г. американский монах-траппист отец Базиль Пеннингтон (Спенсер, штат Массачусетс) провёл четыре месяца в разных греческих и русских монастырях Афона. Его дневник этого паломничества являет собой одно из наиболее прекрасных свидетельств о том, как могут смирение, желание "вслушиваться" и поиск "единого на потребу" сближать сердца, невзирая на разделение Церквей и культур.
Через такие поистине духовные встречи на Горе Афон и в других местах сближаются наши Церкви, и становится ясным, что исихасты выполняют миссию миротворцев.
Шеветонь (Бельгия)
