1-я градская больница первой в России возродила институт сестер милосердия. Практика показывает, что они дадут фору большинству выпускниц обычных медучилищ
Девять утра, воскресенье. Свято-Димитриевский храм столицы забит до отказа. Обывательский стереотип о том, будто в церковь ходят в основном старушки и женщины бальзаковского возраста, здесь не работает: множество молодых пар с детьми, совсем юные девушки в белых халатах и платках с красными крестами. Это сестры милосердия. Служба подходит к концу. К отцу Аркадию, настоятелю храма, выстроилась целая вереница людей со скрещенными руками – за причастием. Белой стайкой в углу храма собираются сестры и их добровольные помощники. В выходные "помогающих", как их здесь называют, как никогда много. Среди них и я. Меня качает от недосыпа и удивления: как это можно в воскресенье встать чуть свет и тащиться на другой край Москвы, чтобы опять работать?
Татьяна Павловна, старшая сестра сестричества, с лицом из девятнадцатого века, начинает "развод" по отделениям 1-й градской. Я попадаю в компанию со школьницей Юлей Никифоровой, учительницей физики Еленой Семеновой, преподавателем сестринского училища Мариной Филоник и молодым москвичом Игорем Корчагиным. Сегодня наш участок – неврология. Отделение из самых тяжелых. В свое время это было первое отделение, куда пришли православные сестры. По дороге разговариваем с Леной. Из подмосковного Видного она ездит сюда к утренней литургии, а потом нянчится с больными стариками, которые напоминают тех детей, с коими Лена воевала всю неделю на уроках. "Знаете, – говорит она, – мои школьные спиногрызы в храме превращаются в премилых созданий. До сих пор поражаюсь этому".
Входим в отделение. Морщу нос – так тяжелы больничные запахи. "Это еще что, – усмехается Лена, – вот в 90-м тут были настоящие авгиевы конюшни – сестры в обморок падали". Нас встречает постоянная сестра неврологического отделения, выпускница Свято-Димитриевского училища, координатор работы волонтеров Катя Суворова, круглолицая девушка 25 лет. На работу ездит тоже издалека – из поселка Мишутино, под Сергиевым Посадом. Нам с Леной по разнарядке поручили Серафиму Федоровну, старушку за 80; Игорь идет к своему любимцу с инсультом – один глаз закрыт, ходить сам не может; Юля идет помогать Кате, а психолог Марина – стирать личное белье больных.
"Маша, иди скорее сюда! – командует Лена. – Она у нас, бывает, дерется, поэтому подержи". Серафима Федоровна мотает головой, дергает ногами и норовит попасть пяткой мне по очкам. "Серафима Федоровна, мы вас мыть будем", – успокаивает ее Лена и берется за кувшин и губку. Что с ней? "Старческая деменция, или слабоумие", – отвечает Лена. И произносит что-то еле слышное, ласковое – Серафима Федоровна как будто затихает, но через несколько секунд опять начинает кричать "Помогите, убивают!" и крутиться волчком. Часа через полтора Серафима Федоровна вымыта, Лена довольна, я же опрометью бегу в туалет – снимать стресс. И там закуриваю.
В ванной по соседству Игорь заканчивает мытье своего "пациента". Работа тяжелая: дед здоровенный, сам никак не двигается, а Игорь – парень субтильный, потому едва его ворочает. Навстречу попадается Марина, со свежевыстиранным бельем и полотенцами. Стирка стариковских вещей – занятие не из приятных, но для Марины самое подходящее. Пока стирает – размышляет над своей диссертацией по христианской психологии.
А тем временем я хочу понять Игоря: что его-то заставляет столь экзотично по сравнению с его сверстниками проводить законный выходной? Игорь сначала впадает в пафос: дескать, когда Господь встретит нас на Страшном суде, он не будет спрашивать, сколько раз ты бывал в храме. Он спросит, сколько раз ты помог ближнему. Но потом Игорю вдруг надоедают высокие слова и он рассказывает про себя поразительные вещи: как напивался вместе с друзьями, скинами, в барах, как бил потом на улицах "черных" и как познакомился с одним из таких "черных" – армянином. Он-то и открыл ему глаза на христианство. "Как будто появился только затем, чтобы привести меня к вере, – вспоминает Игорь. – Потом я увидел по телевизору фильм об этой общине и стал сюда ходить. Когда я сам по себе, я добрый, хочу помогать людям, но как в компанию попадаю – прежним становлюсь. Так что здесь мое спасение. Не зря святые говорили: жить надо одному, если хочешь попасть в Царствие Божие".
А вот Катя Суворова, старшая над сестрами по отделению, к Богу и милосердию шла целенаправленно. "Перед поступлением в училище всех девушек испытывают: ведут в отделения, и через несколько дней те, кто не выдерживает, отсеиваются. Но и мне, прошедшей это послушание, поначалу пришлось тяжело. Помню первую свою больную: у женщины был рак, злющая была – ужас, сестер гоняла, кричала, что родственники ее оставили и она никому не нужна. Я едва пережила возле нее свои часы. А потом взяла и осталась сверхурочно. Ночная смена должна прийти только в восемь вечера, я и подумала: кто за ней будет ухаживать до этого? Останусь. Рассказывали друг другу о себе, в конце концов она меня со слезами благодарила, чего с ней прежде не случалось. Как же мне было легко и хорошо, так я поняла, что должна работать сестрой милосердия". Катя не замужем, о замужестве думает со страхом: "Этот крест будет потяжелее сестринского. Легкой любви вообще не бывает, ей надо учиться годами. Может быть, я здесь готовлюсь к замужеству, учусь любить". А мне все неймется: "Вот ты такая молодая, 25 лет, – спрашиваю,
– как же снимаешь дневной стресс? Как избавляешься от груза переживаний?" Катя не понимает. Ну, говорит, шью вот куклу для одной девочки, дома с племянниками занимаюсь – вот мой досуг. Но я настаиваю: ну, может, ты телевизор смотришь, чтобы отвлечься, гуляешь, по магазинам ходишь? Как расслабляешься? "А чего расслабляться-то, – недоумевает Катя и опять повторяет, – ну вот куклу шью для дочери священника". И вытаскивает недошитую куклу из-под подушки...
Слово "рекреационный", пришедшее к нам с Запада, неизвестно Кате. "Рекреационный роман", "рекреационный отдых", "рекреационное общение" – вот чем поглощены миллионы людей после работы. Вечер у голубого экрана, с бутылкой пива или в компании таких же, мечтающих "оттянуться". Катя же знает только созидательный досуг. Так его понимают и все те, кто приходит в Свято-Димитриевский храм. Течение жизни этих людей осмыслено и несуетливо, они серьезно относятся к каждому прожитому дню, они не только слушали, но и услышали слова утренней проповеди отца Аркадия: "Вспомним, для чего мы призваны из небытия".
Что же касается меня, то после трудового дня в 1-й градской, где получила свое первое "небоевое крещение", я побежала покупать сапоги. Есть у меня такой способ релаксации. Нет, не получилось бы из меня настоящей сестры милосердия.
Миссия выполнима
В Москве есть уголок, где не распалась связь времен
Голицынская больница (ныне один из корпусов Первой городской клинической больницы имени Н.И.Пирогова) была построена на средства, которые завещал русский посол в Вене Дмитрий Голицын. По имени святого, чье имя он носил, был назван основной храм больницы, построенный, как и другие здания больничного комплекса, архитектором Казаковым. В советские времена огромный круглый храм под античным куполом служил и кухней, и столовой, и холлом для курения. Подымить "Беломором" сюда выходили женщины, только что сделавшие аборт: это была рекреация для пациенток гинекологического отделения. Мозаики и барельефы были заставлены кухонными плитами, магазинными весами и шкафчиками для круп.
Сейчас храм святого благоверного царевича Димитрия – центр крупнейшей христианской общины Москвы. В 1990 году в храм стали стекаться те, кто впоследствии составил духовную основу общины – Свято-Димитриевское сестричество. Храм успела посетить Агриппина Кутомкина, окончившая училище Марфо-Мариинской обители, знавшая великую княгиню Елизавету, впоследствии канонизированную. Теперь силуэт преподобной мученицы Елизаветы на белоснежном барельефе встречает каждого, кто входит в училище. В ее честь назван домовый храм, оде проходят еженедельные сестринские литургии. На его стенах изображены святые диаконисы – женщины, которые в древней церкви несли особое служение милосердия. Вскоре было открыто Свято-Димитриевское училище сестер милосердия, которое стало первым в постсоветской России медучилищем для православных. В него стали поступать люди самых разных профессий. Например, старшая сестра сестричества, Татьяна Филиппова, была геологом и поступила в училище в... 49 лет.
Монахини, врачи, иконописцы, психологи, геологи, жены священников, студенты, кандидаты наук, рабочие – все они ухаживают за больными и престарелыми в многочисленных заведениях, где трудится сестричество: в 1-й градской, в НИИ имени Бакулева, в НИИ имени Склифосовского, Морозовской больнице.
У сестричества три подшефных детдома, патронажная служба и богадельня. Сестры работают и в службе "Милосердие": старенький "пазик" собирает со всей Москвы бездомных, кормит и оказывает им помощь. Поначалу сестры трудились на безвозмездной основе, но по мере разрастания общины и умножения видов ее деятельности у сестричества стали появляться спонсоры, на чьи деньги созданы приюты. Теперь сестры работают за деньги, но для больных их помощь совершенно бесплатная, да и сестринская зарплата меньше, чем зарплата обычных медсестер. В сестричестве состоят около 500 сестер, большинству из которых нет и 30 лет. Никто не считал волонтеров, которые приходят им помогать. Сестричество проводит и миссионерскую работу, которой так не хватает сейчас православной церкви, тогда как Россия буквально кишит миссионерами-протестантами из США и Западной Европы. Летом сестричество совместно с другими православными общинами ездит в дальние миссионерские поездки, за последние годы в водах сибирских рек были крещены тысячи человек...
Слепой ведет слепого
Преподаватель психологии считает, что в жизни важнее быть христианином, чем психологом
После медучилища я пошла работать медсестрой в детское отделение. Там и обнаружилось, что мне нравятся не столько медицинские манипуляции, сколько разговоры с девочками. Они только ко мне и шли со своими бедами. Тогда-то я и решила стать психологом. Уже на первом курсе университета почувствовала себя без пяти минут Фрейдом: все знаю, все могу, осталось только подучиться методикам... Типичное самомнение первокурсницы. И только к концу обучения поняла, что знания мои не так уж обширны, а умения и того хуже. Сейчас работаю в Свято-Пантелеймоновском училище сестер милосердия. Профессионализацию проходила одновременно с воцерковлением. И вдруг оказалось, что психология не решает многих человеческих проблем. Психология, хоть и является наукой о душе (психо по-гречески и есть душа), ничего общего со знанием о душе не имеет. В одном из основных направлений психологии – гуманистической, которую основали Маслоу и Роджерс, считается, что человек от природы хорош и способен к самосовершенствованию, сама сущность человека якобы постоянно движет его в направлении личностного роста. Гуманистические психологи, как и многие обычные люди, полагают, что человек в высшей степени сознательное и разумное создание, которое утверждается, противопоставляя свое "я" другому "я". Согласно же святоотеческому учению, все наоборот: человек, живущий ради себя и собственных удовольствий, не развивается как личность. Личность не оскудевает лишь тогда, когда свободно отдает себя другим. Тогда она становится Божьим подобием. Сегодня, когда я преподаю в училище сестер милосердия, я уже не столь уверена, что именно знание психологии помогает мне в работе. Можно, конечно, научить будущих сестер милосердия разным психологическим практикам: с человеком надо говорить на равных, в настоящем времени, отказаться от догм... Но это мало что даст. Например, лежит в палате сантехник, а существует стереотип, что все сантехники – алкоголики. И ты неизбежно будешь смотреть на него как на отъявленного пьяницу. Психология! Но на самом деле, если ты христианин, ты жалеешь всех – и бомжа, и алкоголика. Так что можно сдать зачет по правилам диалога и при этом никогда их не применять. А можно ничего не знать про них и быть отзывчивым и милосердным. Не знаю, учу ли я будущих сестер милосердия тому, как облегчить душевные страдания больного? Я и сама это делаю больше по наитию. Сейчас учусь в аспирантуре Московского городского психологическо-педагогического университета. Думаю провести исследование по психологическим взглядам христианских богословов. Для меня вопрос соотношения христианства и психологии остается нерешенным. Ну посудите сами: в христианстве человек имеет возможность соединиться с Богом, и Господь уже сам врачует человека. А в психологии всего лишь два смертных – один пытается помочь другому. И если разобраться, оба бредут на ощупь, слепой ведет слепого. Не хочу отрицать психологию как науку, но иногда мне кажется, что я приношу больше пользы здесь, в больнице, стирая больным белье, чем в училище, преподавая психологию.
Марина Филоник,
преподаватель сестринского училища
17.04.2006
Источник: Русский курьер
