Сергей Витальевич Попов родился в 1953 году в Москве. Окончил Московский инженерно-физический институт. Кандидат технических наук. Член Московской организации Союза писателей России. Автор поэтической книги "Кресты" (2000).
Матрос
Матрос пришёл,
Матрос сказал:
"Пойдём со мной, сынок",
И долго, долго дребезжал
В груди моей звонок.
Матрос пришёл,
Матрос сказал:
"Снимай нательный крест –
Священник пьёт, и царь издал
Безбожный манифест!"
Матрос пришёл,
Матрос сказал:
"Я церковь наклоню
И всех торговцев и менял
Оттуда изгоню!"
Лежит матрос в земле сырой,
Расстрелянный ЧК,
Он был поэт, он был герой,
Помешанный слегка.
Но до сих пор в груди дрожит
Встревоженный звонок,
И кто-то снова говорит:
"Пойдём со мной, сынок".
Родительская суббота
На Родительскую субботу
Полагается помянуть...
А особенно ту пехоту,
Что внезапно отправилась в путь,
Неотпетую, непрощённую,
В окружении красных снегов,
А особенно некрещёную –
Всю, что нас спасла от врагов.
* * *
Со своею пенной свитой
Бродит ветер вдоль залива,
Непогода серый свитер
Вяжет небу торопливо.
Среди крыш, покрытых цинком,
В переулках тихой Ялты,
Между церковью и цирком
Что, приятель, потерял ты?
За одно стихотворенье
Ты готов угробить душу.
В гимнастическом паренье
Волны прыгают на сушу.
На спасательном буксире
Ходят парни из ОСВОДа.
Ничего нет в этом мире
Непонятней, чем свобода.
Снегири
На развалинах империи
Сядет дудочник-еврей,
Песню грустную затянет –
Песню русских лагерей.
Отчего нам так неймётся
Всё крушить и сокрушать,
Отчего нам так поётся
На развалинах опять?
Отчего скупое слово
Молчаливых снегирей
Соловьизма удалого
И понятней, и добрей?
И духовное дыханье,
Иудейский этот стон,
С малороссами коханье
Вызывает в нас сквозь сон.
Из тумана заводского
Подымается Москва –
Летом где-то полседьмого
Зажигается глава
У Великого Ивана
Надо тьмой других столиц.
Не сыграть на фортепьяно
Песню русских зимних птиц.
Звенигород
Подмосковные сосны...
Как сумели они
Сохранить нашу церковь
В благодатной тени?
Будто не было вовсе
Золотых куполов...
Только сосны гудели
Вместо колоколов.
Снова звон колокольный,
Снова пенье в церквах,
И стоит среди сосен
Одинокий монах.
Север
Полюбив молчание седое,
Кажется, оттаяла душа.
Каждый вечер ходим за водою,
На ладони изредка дыша.
Человек на Севере немеет,
Смотрит на горящие дрова
Так, как будто в печке пламенеют
Все пустопорожние слова.
Лошадь
Эта лошадь была прекрасна,
Как бывает прекрасна лошадь.
Д. Самойлов. "Рембо в Париже"
Улица аплодировала хлопочками подошв
Ей, большеголовой и некрасивой,
Обыкновенной деревенской лошади
Со счастливой мордой и нечёсаной гривой.
Лошади нравился этот город,
Нравилось наличие видимого порядка,
Радовало отсутствие лошадиных морд,
Вспомнилось, что в деревне сейчас,
весной, довольно грязно и гадко.
Лошади нравилось,
что все обращают на неё внимание.
Лошади нравилось,
что её бережно объезжают машины,
Лошади нравилось,
что только у неё есть такое красивое название –
ЛОШАДЬ! – и что у неё
есть душа и копыта, а не шины.
Но всё-таки удивительно было лошади,
Что эти стремительные люди, прохожие,
В городе, который больше, чем Козельск или даже Калуга,
Гораздо сильнее жалеют и любят её, лошадь,
и гораздо меньше жалеют друг друга.
Там, где город этот бледный
Раскололся на куски,
Там, где всадник этот медный
Зеленеет от тоски,
Где кончается Россия,
Где холодные моря,
Не крестила Византия
Православного царя.
Там, где шпиль Адмиралтейства
Веселей, чем свет лампад,
Ни шедевров, ни злодейства
Не творили наугад.
Есть величие и слава,
Только хочется любви –
Реставрирует держава
Церковь Спаса на Крови.
Иеремия
Напророчил пророк и заплакал.
Всё сбылось – развалилась страна.
Чем смотреть на кровавую плаху,
Лучше б было прослыть за вруна!
И всесильное слово пророка,
И последний крылатый трубач –
Всё для нас, для слепых... а для Бога –
Тот простой человеческий плач.
Воцерковление ума –
Большая русская забота...
То мавзолей. То Колыма.
То Бранденбургские ворота!
И здесь и там лежат герои.
Но чем сильнее гром побед,
Тем строже лица у конвоя,
Тем тяжелее ход планет.
А нам не выпало удачи
Кричать: "За Родину, за Ста..."
И проще вроде нет задачи –
К иконе приложить уста.
Как хорошо писать стихи, старея,
Не мучаясь и никого не осуждая...
Наверно, Бунин "Тёмные аллеи"
Писал во сне, как липа увядая.
Но юноша, вставляя слово в строку,
Переживает тоже не случайно,
Ведь нравится Всевидящему Оку
Всё то, что на земле необычайно.
Как хорошо писать стихи, старея,
Смотреть на внуков и молиться Богу,
Благодарить апостола Андрея
За то, что он нашёл к Днепру дорогу.
Голубка
Где тебя, дорогая, носило...
Посмотри, как святая ладонь
И голубку уже отпустила,
Побросала все свитки в огонь.
Посмотри, как великие мысли
Белый дым понесёт к облакам,
Видишь, буквы на тучах повисли
И всё плачут и плачут по нам.
А была ли любовь до потопа
Или только один смертный грех?
Посмотри, утонула Европа
В огоньках бесконечных утех.
Так лети ж, одинокая птица,
Разыщи же оливу вдали,
Дай мне ветку, кусок черепицы,
Дай мне что-нибудь от земли!
Ну а если она не вернётся,
Мудрый Ной будет этому рад –
Значит, что-то ещё остаётся
Кроме нашей горы Арарат.
Новый Иерусалим
Новоиерусалимской электрички не дождусь,
Я на дедовской поеду, покачу в Святую Русь!
Говорящие названья живы, что ни говори, –
Мне от "Красного Балтийца" захотелось в Снегири.
На высокий берег Истры
И на ласточкины гнёзда,
Пролетающие быстро,
Посмотреть, пока не поздно.
На попутных электричках путь времён преодолим,
А конечная, надеюсь, – Новый Иерусалим.
†
