Сегодня можно констатировать наличие оппозиции внутри РПЦЗ, которая всеми силами пытается предотвратить момент воссоединения двух частей Русской Церкви. Несмотря на видимые уступки со стороны Московской Патриархии по всем спорным пунктам (Новомучеников прославляют, "сергианство" фактически осужденно Социальной Концепцией, от экуменизма отмежевываются), значительная часть паствы и духовенства наотрез отказываются принять новые реалии. С учетом того, что против воссоединения выступают все приходы Южной Америки и что Австралийская, Канадская и Восточно-Американская епархии поровну разделены на тех, кто "за", и тех, кто "против", получается, что примерно половина паствы Русской Зарубежной Церкви не готова к потере абсолютной независимости.
В то же время, людям, сочувствующим сближению, болеющим за него, очень легко отнестись к несогласным как к фанатикам с сектантским мышлением, на которых не стоит обращать внимание. Процесс, мол, все равно необратим: покричат, повыступают на предстоящем IV Всезарубежном Соборе, а потом вовремя вспомнят о церковном послушании и преспокойно пойдут за своими иерархами под омофор Матери-Церкви. А если кто-нибудь все-таки и уйдет в один из вариантов альтернативного православия, то РПЦЗ, вошедшей в общение с вселенским православием, от этого не убавится.
С подобным отношением к "несогласным" автору приходилось сталкиваться часто; особенно в России наличие оппозиции представляется непонятным и более чем странным. Для прояснения ситуации, на мой взгляд, важно подчеркнуть некоторые особенности внутренней жизни Русской Зарубежной Церкви. Большинству "русских в России" трудно представить, насколько тесен мир Зарубежной Церкви. В результате более чем полувекового курса на самоизоляцию (в похвальных целях сохранения православия и русскости) возникла тесно сплоченная сеть приходов, где все буквально знают всех. Пастырей готовила одна единственная семинария, в результате чего маленькая деревня Джорданвилль является связующим звеном для паствы, разбросанной по пяти континентам. Проводились и проводятся ежегодные молодежные съезды, на которых молодых прихожан открыто призывают находить будущих супруг среди своих. В итоге, горячие споры о судьбах РПЦЗ уже 15 лет раздирают фактически одну, ранее духовно сильную семью.
Теперь о конкретном, принимая во внимание вышесказанное. Феномен оппозиции проще всего объяснить личными амбициями определенных персоналий в Русской Зарубежной Церкви; обычно дискуссия на этом и останавливается. Но существует другая проблема, гораздо более глубокая и серьезная, чем чье-то желание поиграть в исповедники. Дело в исторической памяти. Она особенно сильна, когда присутствуют два обстоятельства – сплоченность группы и наличие живых свидетелей определенных острых событий прошлого. Оба этих обстоятельства характерны для Русской Зарубежной Церкви. Так вот, в исторической памяти коллективного сознания Зарубежной Церкви целая серия далеко не братских поступков со стороны Патриархии. В Иерусалиме еще живы монахини, насельницы Елеонского монастыря, испытавшие на собственном опыте насильственную передачу Горненского монастыря в руки Патриархии израильскими властями. Те же иерусалимские монахини вам в деталях опишут события уже совсем недавнего времени – захват Хевронской общины и Иерихонских владений – на сей раз с участием палестинской полиции. С автоматами [1].
Увы, Святой Землей подобные примеры не исчерпываются. В Бари – та же принудительная передача храма из рук РПЦЗ во владение Патриархии, опять при помощи властей. В Южной Америке, в Канаде, в Европе Патриархия возбуждала судебные процессы с целью преобрести "зарубежные" храмы. То, что судебные дела сегодня приостановлены, не является для многих "зарубежников" убедительным доказательством бескорыстия Патриархии в ее стремления уврачевать раскол. Ответ простой: "С нами пока перестали судиться, а посмотрите, что они делают в Ницце и Биаррице!" Там Патриархия требует от евлогианского Экзархата передачу храмов при поддержке русского правительства.
И еще. Оппозиция внутри Русской Зарубежной Церкви хорошо помнит определения Соборов Патриархии, неоднократно называвшие "зарубежников" раскольниками, тем самым осуждая исторический путь этой части Русской Церкви как однозначно ошибочный. К сожалению, подобное отношение далеко не реликт прошлого. Недавние слова митрополита Кирилла во время празднования юбилея патриаршего прихода в Париже (rue Petel) о том что rue Petel своей верностью МП доказал свою подлинную русскость – видимо в отличие от всех приходов Экзархата и РПЦЗ, 80 лет окормляюших десятки тысяч русских людей – могут резануть слух не только самым ярым противникам объединения с Патриархией.
В конечном счете, я не думаю, что перечисленные обиды должны стать непреодолимым препятствием – к сослужению, во всяком случае. А вот насчет административных деталей есть над чем призадуматься. Во избежание раскола внутри РПЦЗ даже номинальное подчинение (поминовение патриарха) требует от Патриархии отказа от модели "возвращения раскольников в лоно Матери-Церкви". И соответственно с этим отказ от земельных притязаний. Иначе историческая правда может остаться за оппозицией.
Предлагаем Вашему вниманию часть полемики, вызванной статьей Ирины Папковой до ее публикации в журнале.
Будучи включен в редакционную переписку, я ещё при подготовке номера ознакомился со статьей Ирины Папковой "О причинах разногласий внутри Русской Зарубежной Церкви". Проведя значительную часть жизни во Франции, и будучи живо затронут процессами воссоединения разрозненных частей русского церковного рассеяния, я весьма заинтересовался этой статьей.
Атмосфера, описанная автором, оказалась мне знакомой – она присутствовала и в "евлогианских" приходах (употреблю термин автора), в которых я провел немало лет. Ощутить её действительно позволяет понять процессы, происходящие в русском рассеянии. Эта теплая атмосфера единой духовной семьи представляет собой несомненную силу. К сожалению, она имеет и обратную сторону: определенную ограниченность горизонта, если выразиться резковато – атмосферу "коммунальной кухни", местечковости. В силу упомянутой автором сплоченности, эти недостатки, в большей или меньшей мере свойственные почти каждому приходу, переносятся на целые благочиния или епархии. Это часто приводит к гипертрофированию внутренних и внешних обид, к переоценке своих заслуг и чужых недостатков, к обостренному чувству превосходства своего собственного мнения. Без сомнения все это тоже надо понять, чтобы не ошибиться при встрече с этим миром. Но необходима и рефлексия тех, кто является частью этого мира: им необходимо избежать того, чтобы эти недостатки стали непреодолимым препятствием при попытке выйти из упомянутого автором "более чем полувекового курса на самоизоляцию".
Хотел бы остановиться и на конкретных примерах. Упоминая о том, что "Патриархия возбуждала судебные процессы с целью приобрести "зарубежные" храмы", но что "судебные дела сегодня приостановлены", автор ссылается на то, что в Ницце (Франция) "Патриархия требует от евлогианского Экзархата передачу храма при поддержке русского правительства". Это, пишет она, вызывает сомнения в "бескорыстии Патриархии в ее стремлении уврачевать раскол". Однако речь идет о разных ситуациях.
В Ницце речь идет вовсе не об отношениях между Церквами. Дело здесь инициировано исключительно Российским государством, которое попросило осуществить инвентаризацию определенного имущества. Собор в Ницце был ещё до революции построен на земле, принадлежавшей России, и передан приходской общине на правах долгосрочной аренды, срок которой истекает в 2008 году. Вспомним же, что имущество нашего Отечества, как в его пределах, так и заграницей подверглось разгрому при Советской власти, а в годы перестройки, в условиях господства личных интересов, было ещё более разворовано. Следует ли упрекать нынешние Российские власти в том, что они стремятся упорядочить хозяйство, исконно принадлежавшее русскому народу, и – в данном случае – получить подтверждение права русского народа на его заграничную собственность, его достояние? Никто ведь не собирается запрещать богослужения в этом храме...
Абстрагируясь от этой конкретной ситуации, вернемся к вопросу о том, почему тяжбы между РПЦЗ и РПЦ МП были возможны раньше, и почему Синоды решили их прекратить, как только наладился диалог? До недавнего времени наши Синоды не признавали друг за другом преемства от той Русской Церкви, которую возглавлял Святитель Тихон (отсюда и выражения – "безблагодатный раскол", "лишенная благодати советская церковь"...). Именно этим объясняется то, что Русская Церковь за рубежом позволила себе открыть приходы на территории России – игнорируя уже существующие здесь епархии. Этим же объясняется и то, что Русская Церковь в отечестве стремилась вернуть в свое лоно то достояние, которое, исходя из взглядов того времени, было оторвано от русского народа, от Русской Церкви. С тех пор мы встретились и узнали друг друга. Зачем же вновь заниматься имущественными спорами, требовать переписать имущество на того или иного собственника? Когда объединительный процесс завершиться, где бы формально ни находилась церковная недвижимость, она будет общим достоянием всей Русской Церкви. И раз уж о том зашла речь, ситуация Экзархата коренным образом отличается от этой: его нынешнее руководство, вопреки несогласию значимой части клира и мирян, неоднократно и в довольно резкой форме высказывалось в том духе, что Экзархат не является частью Русской Церкви.
И последнее. Слова митрополита Кирилла, сказанные им недавно в Париже, следует читать в контексте истории эмиграции во Франции (а, впрочем, в них и не отвергается достоинство подвигов каждой части русской эмиграции). Приведем эти слова: "Мы называем этот путь крестным путем. По этому же пути пошла и вся наша русская эмиграция, оказавшаяся вдали от Родины, в самых трудных обстоятельствах. Это был узкий путь. Но самый узкий путь был у тех, кто собирался на молитву здесь, в этих стенах. И в этом они мало, чем отличались от исповедников Российских. Это действительно была одна страдающая Церковь". Почему такое внимание к тем, кто молился в стенах патриаршего подворья в Париже? Потому что "они часто не встречали понимания даже в собственной эмигрантской среде. Их обвиняли в предательстве, служении чуждым интересам, они были изгоями" [2]. Сравним с воспоминаниями митрополита Антония Сурожского: "Нас отвергали; люди, бывшие мне друзьями в школьные годы, говорили мне: "Ты стал за коммунизм – дверь моего дома тебе закрыта". Это было больно, но оно того стоило, потому что мы чувствовали, что принадлежим Церкви мучеников" [3].
Монах Савва (Тутунов)
Москва
В связи с откликом о. Саввы (Тутунова) на статью Ирины Папковой хочется указать на одно существенное, по нашему мнению, обстоятельство. О. Савва сводит одно из существующих ныне противоречий между Зарубежной Церковью и Московской Патриархией к вопросу о собственности (в т.ч. и на недвижимость в Палестине и Италии) и разрешает его следующим образом: "Зачем же вновь заниматься имущественными спорами, требовать переписать имущество на того или иного собственника? Когда объединительный процесс завершится, где бы формально ни находилась церковная недвижимость, она будет общим достоянием всей Русской Церкви". С этим утверждением можно было бы согласиться. Однако редакция считает, что проблема гораздо шире: препятствием для воссоединения является не столько собственно вопрос прав на те или иные храмы, сколько память о несправедливых захватах с применением силы и опасения, что подобные методы будут применяться в будущем (на это и указывает Ирина Папкова). Если теперь "забыть" про эти события, как, видимо, предлагает о. Савва, то недоверие и вражду к Московской Патриархии среди противников воссоединения будет довольно трудно преодолеть. Более того, такая позиция создает определенную двусмысленность в отношениях между РПЦ МП и РПЦЗ. Мы называем друг друга частями одной Русской Церкви, стремимся к братскому общению, но при этом одна из частей не желает признать и исправить ранее причиненные другой обиды.
В этих условиях самым решительным свидетельством того, что Московская Патриархия не считает правильными прежние захваты, что с ее стороны есть и понимание, и уважение, было бы возвращение отобранного имущества, или хотя бы готовность к нему. Это действие показало бы сомневающимся, что их страхи неоправданны, и объединяются они в Церкви с добропорядочными людьми. Тем самым удастся помочь Русской Зарубежной Церкви, раздираемой на сторонников и противников слияния с Московской Патриархией, в её полноте следовать и без того сложным путём церковного единения.
Редакция
(Член редколлегии В. Базанов остался при особом мнении)
[1] | После революции 1917 г. храмы и монастыри Русской Духовной Миссии на Святой Земле находились в составе РПЦЗ. 5.07.1997 г. Троицкий монастырь в г. Хеврон был конфискован вооружёнными отрядами милиции Палестинской автономии, монахи избиты и вывезены в наручниках. По тому же сценарию произошло изгнание монахов (отчасти хевронских, нашедших там новый приют) из монастыря РПЦЗ в Иерихоне 15.01.2000. Оба монастыря были переданы то ли РФ, то ли РПЦ МП (заявления представителей палестинской администрации были противоречивыми) и сейчас находятся в ведении Русской Духовной Миссии МП в Иерусалиме. |
[2] | |
[3] | Слово митрополита Антония к членам Епархиального Собрания [Сурожской епархии] 30 ноября 2002 г. |